Хозяин антимагии

«Пустые магические кристаллы», — тут же появилось у меня в голове.

Это была атрибутика ритуала.

Того самого, благодаря которому я оказался здесь.

Прежний владелец тела, судя по всему, знал, что делает. Почему он решил призвать именно меня? Я не был магом, не был героем.

Я был обычным человеком, который просто хотел жить.

Хотя, глядя на комнату юноши, понимал, что мы явно были родственными душами.

Встал, подошёл к одному из окон.

Комната была на втором этаже, из окна открывался вид на сад с аккуратно подстриженными кустами, фонтан, дорожки, усыпанные гравием. Примерно в паре километров от усадьбы виднелся лес, над которым медленно всходило солнце.

Это всё теперь моё? Я невольно улыбнулся, но буквально через мгновение почувствовал и тяжесть ответственности перед владельцем тела.

Как его звали?

Я совсем ничего не знаю о нём.

Вздохнул и отошёл от окна. Мои глаза снова упали на магический круг. Я чувствовал, что нужно разобраться в том, что здесь произошло.

Что я должен сделать?

Он должен был оставить мне послание или подсказку, но где?

Планомерно осмотрел комнату.

Пусто.

Тогда я подошёл к двери. Рука непроизвольно отдёрнулась, когда я взялся за холодную металлическую ручку.

Медленно потянул дверь на себя, но не вышел. Что-то заставило меня остановиться. Я едва успел заметить белый конверт, приколотый к двери гвоздём. На нём был нарисован синими чернилами крест — простой, но удивительно многозначный символ.

Хорошее место для послания, ведь если в комнату зайдёт посторонний, то не сразу увидит его, а если откроет дверь нараспашку, так вообще не заметит.

Закрыл дверь на щеколду, снял конверт с посланием. Он был плотный, слегка шершавый на ощупь. Я опустился в кресло недалеко от окна.

С нетерпением разорвал конверт и достал письмо.

Оно оказалось большим, подробным, занимало три листа, исписанных мелким каллиграфическим почерком. Каждая буква была выведена с изяществом, словно автор послания вкладывал в написание не только смысл, но и часть своей души.

Не смог удержаться от соблазна. Подошёл к столу, макнул перо в чернильницу и на чистом листе бумаги вывел пару строк. Затем поднёс своё послание к письму и замер. Почерк был один в один.

Это было необычно, ведь я никогда не писал перьями, и моя каллиграфия оставляла желать лучшего. Обычно мои записи больше напоминали рецепт участкового врача: неразборчивые каракули, которые я сам с трудом расшифровывал, особенно на следующий день.

Сейчас передо мной лежал текст, будто напечатанный на компьютере замысловатым шрифтом с вензелями. Каждая буква была идеальной, каждая линия — ровной.

Невольно посмотрел на свои руки, словно ожидая, что они начнут дрожать или изменятся на глазах. Но ничего не происходило.

Странное чувство, что это тело помнит то, чего не знаю я.

Ещё раз уселся в кресло и, не отвлекаясь больше ни на что, трижды перечитал послание Кирилла.

Из письма я вынес две главных мысли.

Первая: прежний владелец тела настаивал, чтобы я на время остался в этой комнате.

Я посмотрел на дверь комнаты: за ней был неизведанный мир. Душа учёного-исследователя рвалась туда. Но за дверью была семья Кирилла: сёстры, мать, а ещё и вездесущие слуги. Как я должен общаться с ними? Не знаю, как вёл себя прежний владелец тела, какие у него были отношения с семьёй, как он обращался со слугами. Одна ошибка, одно неверное слово — и меня могут заподозрить. Это опасно.

Останусь пока в комнате. Это разумное решение. Здесь я могу изучать книги, разбираться, как устроен этот мир. Из записки следовало, что Кирилл был человеком увлекающимся и иногда неделями не выходил отсюда, изучая новую книгу или фолиант.

Слуги будут приносить еду и уносить пустую посуду, не задавая лишних вопросов, а ванная комната рядом, так что посижу.

Второе и, наверное, самое важное: Кирилл утверждал, что я могу рассчитывать на его память. По его расчётам, есть большая вероятность, что каждый раз после сна я буду помнить всё больше. Если нет, то имелся план Б: Кирилл вёл дневник с пяти лет.

Решил сразу проверить. Подошёл к изголовью кровати и нажал на обозначенное в письме место. В тот же миг одна из дощечек откинулась, давая доступ к нише. В ней лежала небольшая тетрадка и карандаш.

Пролистал, но это были лишь какие-то зарисовки, словно в руках я держал тетрадь для художеств, а не дневник Кирилла. Но стоило только нажать на корешок, как она превратилась в записную книжку, страницы которой можно перелистывать часами.

Магия в действии.

А ведь хорошая штука.

Я перевернул несколько страниц назад и начал жадно читать: «Третье октября. Судя по расчётам, мне осталось жить не больше недели. Нужно найти подселенца, иначе мать и сёстры останутся без защиты. Эксперимент номер восемьдесят два „Призыв духа из иного мира“ — провален».

Открыл последнюю страницу: «Пятое октября. Артефакта хватит ещё на одну попытку. У меня остался последний шанс. Эксперимент номер восемьдесят три „Призыв духа из иного мира“ — … ».

Я взял карандаш и поставил в конце фразы плюс.

* * *

Три дня. Три долгих дня я провёл в этой комнате, не выходя за порог.

Теперь, после бесконечных часов, проведённых за изучением дневника прежнего владельца тела, я почувствовал себя уверенно. Каждую ночь, когда я закрывал глаза, приходили воспоминания юноши. Они всплывали, как обрывки снов, но были настолько яркими, что к утру я не мог отличить их от собственных.

Я уже знал, как зовут наших слуг, как они двигаются, разговаривают и относятся ко мне.

Старший лакей — Потап, мужчина лет пятидесяти с седыми висками и строгим взглядом.

Горничная — Машка, молодая девушка с веснушками и тихим голосом.

Повар — Григорий, у него на кухне пахло луком и корицей.

Вспомнил сестёр. Старшая, Варвара — высокая, стройная, с каштановыми волосами и острым языком. Она была немного надменной, но в её глазах читалась забота.

Младшая, Тася — по мне она была совсем ещё ребёнком, с кудрявыми тёмными волосами и голубыми глазами, полными любопытства. Когда была маленькой, она обожала книги и часто просила меня почитать ей перед сном. Сейчас у неё был переходный возраст: Тася стала вспыльчивой, непредсказуемой и очень обидчивой.

Мама — Ирина Владимировна. Женщина с тонкими чертами лица и спокойным взглядом. Она была строгой, но справедливой. Её голос, тихий и размеренный, звучал словно приказ, даже когда она просто спрашивала, как прошёл день.

Я знал, как себя вести, как общаться со слугами и семьёй. Прежний хозяин тела был замкнутым, он редко участвовал в светских беседах, предпочитая проводить время за книгами или в лаборатории деда и отца. Поэтому, когда он говорил, все внимательно слушали.

Теперь я был готов.