Хозяйка Империи

Ненадолго появившаяся картинка позволила увидеть Мару и Хокану, беседующих с советниками, а потом ее сменила сцена, в которой бурно жестикулирующий Джиро убеждал в чем-то одного из властителей клана Омекан; губы у того были упрямо сжаты, и вся его поза выражала несогласие с вельможным собеседником.

Шимони вздохнул и возбужденно забарабанил пальцами по остывающей чашке.

Но не он, а Фумита, сидевший в тени, напротив хозяина кабинета, высказал вслух очевидную мысль:

– Они никого не одурачат, и уж во всяком случае не нас. Каждый ждет, чтобы другой сделал первый ход, - чтобы при нашем появлении можно было сказать: "Мы только защищались".

Из двух магов ни один не поделился с другим печальным, но несомненным выводом: несмотря на их личное сочувствие радикальным замыслам Мары, Ассамблея в целом была настроена против нее. Акома и Анасати заставили зазвучать горны войны. Развернули или нет Мара и Джиро свои церемониальные штандарты, объявили или не объявили формально о своих намерениях, обратились или нет к жрецу бога войны с просьбой взломать каменную печать на дверях храма Джастура - теперь уже не имело значения. Все партии, кроме самых мелких, так или иначе примкнули к Анасати или к Акоме. Ассамблея Магов неизбежно будет вынуждена действовать. Между Фумитой и Шимони повисло тягостное молчание, но тут в наступившей тишине из-за двери послышалось знакомое гудение, за которым последовал сильный удар, потом быстрая поступь, и наконец деревянная задвижка отскочила.

– Хочокена, - сказал Шимони, спрятав свои глубокие глаза за лениво полуопущенными веками. Он поставил чашку, слегка взмахнул рукой, и тогда картинки в смотровом хрустале затуманились и померкли.

Фумита поднялся на ноги.

– Хочо в спешке - это может означать только одно: в Палате набралось уже достаточно наших собратьев, чтобы можно было принимать решения, - предположил он.
– Пора и нам тоже отправиться туда и составить ему компанию.

Дверь со скрипом отворилась, и в кабинет Шимони протиснулся краснолицый Хочокена, хотя с его объемистым животом это оказалось не очень просто.

– Вы бы лучше поторопились. Там, внизу, один умник только что предложил выжечь дотла половину населения провинции Зетак.

Фумита прищелкнул языком:

– И при этом не делать никакого различия между воинами-копьеносцами и крестьянскими семьями, которые готовы бежать куда глаза глядят, лишь бы не оказаться на пути марширующих армий?

– Вот именно, что никакого различия, - подтвердил Хочокена. Отдуваясь и пятясь задом, он протолкнул свое громоздкое тело через дверь снова в коридор и красноречивым жестом предложил Шимони с Фумитой следовать за ним.
– И что еще хуже, возражение, которое ты только что привел, оказалось единственным доводом, чтобы отложить голосование. Иначе отыскался бы такой дурень, который вот сейчас, в этот самый миг превратил бы все, что ему на глаза попадется, в дымящиеся руины!

Он устремился вперед по коридору, даже не оглянувшись. Фумита двинулся сразу за ним, чуть ли не наступая на пятки дородного мага.

– Ну, я думаю, у нас достаточно воображения, чтобы придумать еще парочку-другую резонов и задержать их подольше.

Он бросил взгляд через плечо, чтобы взбодрить Шимони, который, казалось, не имел ни малейшего желания ни шагать побыстрее, ни произносить какие-либо слова.

– Ничего не поделаешь, молчаливый друг мой. На этот раз тебе придется витийствовать столь же долго, как и нам, ради помощи правому делу.

Глаза мага-аскета широко открылись; он казался оскорбленным.

– На витийство требуется затрачивать куда больше энергии, чем на пустую болтовню!

Когда взгляд тощего мага переместился на дородного вожака всей тройки, оскорбленным выглядел уже Хочокена. Однако не успел он придумать какой-нибудь язвительный ответ, как Фумита подтолкнул его вперед.

– Побереги свою энергию, - посоветовал он, пряча усмешку за показной торжественностью.

– Если кого-нибудь из нас и посетит сейчас прилив вдохновения, так лучше бы сохранить его для Палаты Собраний. Они там, вероятно, готовы в горло друг другу вцепиться, как мидкемийские обезьяны, так не хватало нам еще самим перессориться!

Не вступая в дальнейшие пререкания, все трое поспешили по коридору в Большую Палату.

Дебаты, в которых спешили принять участие сторонники Мары, продолжались не один день. Много раз на протяжении всей истории Империи разногласия приводили к расколу Ассамблеи, но никогда еще споры не были столь яростными и не продолжались так долго. Шальные ветры проносились через огромный зал, служивший Палатой Собраний в Городе Магов, куда прибывали все новые и новые чародеи. На расположенных ярусами высоких галереях были заняты почти все места. В последний раз такое случилось, когда шли споры об изгнании Миламбера и упразднении должности Имперского Стратега. Отсутствовали только престарелые Всемогущие, уже впавшие в детство. Из-за многолюдья в Палате становилось душно, но, поскольку в Ассамблее не принято было заканчивать обсуждение или устраивать перерыв, пока не готово окончательное решение, прения продолжались и днем и ночью.

Свет нового утра уже просочился через высокие окна купола, посеребрил лаковые плитки пола, сделал особенно заметной усталость каждого лица и выхватил из темных рядов черноризцев единственный островок, где наблюдалось хоть какое-то движение: в середине огромной Палаты расхаживал туда и сюда тучный маг, обращаясь с речью к почтенному собранию.

Утомление избороздило морщинами и лицо Хочокена. Он взмахнул пухлой рукой и голосом, охрипшим от часов безостановочного упражнения в красноречии, провозгласил:

– И я призываю каждого из вас принять во внимание: начались великие перемены, которые нельзя остановить на середине!
– Подняв вторую руку, он хлопнул в ладоши, как бы подчеркивая важность своего утверждения, и некоторые из престарелых черноризцев вздрогнули на своих сиденьях, вырванные из невольной дремоты.
– Мы не можем простым мановением руки вернуть Империю к прежним обычаям! Дни всевластия Имперского Стратега отошли в прошлое!

Раздались возмущенные возгласы; многие рвались возразить оратору.

– Пока мы тут тянем время, армии маршируют!
– возопил Мотеха, один из наиболее откровенных Всемогущих, не одобрявших политики покойного Ичиндара.

Тучный маг, прекратив хождение, воздел руки, призывая к тишине. По правде говоря, он был даже благодарен за короткую передышку. Горло у него было словно исцарапано песком.

– Я знаю, знаю!..
– Он подождал, пока снова установится тишина, и продолжал: - Нам оказали открытое неповиновение; многие из вас не устают это повторять. Снова и снова.
– Он обвел Палату взглядом, ощущая, как меняется настроение собравшихся, и еще раз подчеркнуто медленно произнес: - Снова и снова.

Теперь уже самые выдержанные члены Совета ерзали на своих креслах. Спины у них онемели от долгого сидения, и они больше не желали снова успокаиваться и вежливо слушать нескончаемое словоизвержение. Хочокену перебивали выкриками, в которых слышалось уже не просто нетерпение, и многие маги повскакали с мест с самым воинственным видом. Хочокена мысленно признал, что ему придется наконец уступить другим место на ораторской площадке и понадеяться на то, что Фумита или лукавый Телоро смогут найти верную стратегию, чтобы еще больше затянуть препирательства.