Хозяйка собственного поместья

В солнечном сплетении свернулась сила, и я протянула руку, выпуская ее.

С пальцев соскочил голубой сверкающий шар.

Виктор, распрямившись, притиснул меня к стене, закрывая собой.

Громыхнуло. Зазвенели, осыпаясь, остатки стекол. Все стихло.

— Настенька! — отчаянно вскрикнула Марья.

— Жива! — крикнула я в ответ.

Кто-то протопал мимо нас, плеснуло, зашипело и завоняло гарью.

— А тушить-то нечего… — растерянно произнес голос сторожа.

— Взрывом пламя сбило, — ответил Виктор. — Скажи своим, отбой.

Я подняла голову, заглядывая в лицо Виктора.

— Вы целы?

Он кивнул. Я выдохнула, и с этим выдохом из меня словно испарились все кости. Подогнулись колени — наверное, если бы муж не обнимал меня, я бы сползла по стене, а так просто ткнулась лбом ему в плечо и замерла.

Он гладил меня по голове, как маленькую, и повторял:

— Все хорошо. Все закончилось. Все живы.

Я кивнула. Еще и еще раз.

— Хорошо, что не конь.

— Что, простите?

Меня начал разбирать истерический смех.

— Хорошо, что только горящая изба, а не конь в придачу.

— Анастасия, вы… вы не в себе. Пойдемте, я провожу вас в дом. Вам нужно успокоиться.

Усилием воли я скрутила нервный смех. Заглянула мужу в глаза.

— Ничего. Я уже успокоилась. Спасибо вам.

— Вы ранены? — встревожился он. Стянул платок с моего лица.

— А? — Я дотронулась до щеки, зашипела. На пальцах осталась кровь. — Наверное, царапнуло, когда стекла выбивала. Ничего. До свадьбы заживет.

Он неопределенно хмыкнул. До меня дошло, что я ляпнула, но, прежде чем я успела сообразить, что сказать, с улицы долетела возмущенная ругань Марьи.

— Я за вас, остолопов, перед барыней поручилась! Клялась, что нормальные вы парни! Староста за вас поручился! А вы? Напились…

— Бабка Марья, господом клянусь, одна косушка на всех!

Косушка — это триста миллилитров. Даже чистого спирта на шестерых крепких парней да после сытного ужина мало, чтобы свалить с ног. Вот усыпить после тяжелой работы могло — потому и не услышали, как кто-то вошел в дом, выкинул сколько-то угольев из печи, чтобы занялся пол. А потом подпер дверь.

Почему снаружи угол не подпалил? Наверное, чтобы не сразу сторожа заметили.

Повезло, что разгоралось медленно, видимо, в нетопленной за зиму избе доски отсырели. Потому и дверь заклинило, можно было и не подпирать.

— Не говори дядьке, он же нас убьет! Я барыне в ноги паду…

— А ведь могут и в самом деле убить, — задумчиво произнес Виктор.

— Вы серьезно?

— Не казнят осознанно, а побьют. Поучат, потому что всю общину под удар подставили, да так, что парни могут и не встать. — Он покачал головой. — С одной стороны, жаль остолопов, молодые поумнеют еще, но и спускать нельзя. Напились, за печкой недоглядели, чуть сами не погибли, а если бы дальше огонь перекинулся?

— Это не они.

— Анастасия, я понимаю, что вам тоже их жаль…

— Это не они, — повторила я. — Возможно, парни действительно выпили и из-за этого спали крепче обычного и проглядели пожар, но это вряд ли бы им помогло. Пожалуй, и сторожу повезло, что уснул. Не спал бы, двинули бы по голове, и поминай как звали.

Виктор нахмурился.

— Почему вы так уверены? Видели кого-то? И почему вы выскочили среди ночи на улицу?

— Меня кот разбудил. Он беспокоился. Я решила, что он стащил со стола что-то не то и просится на улицу. — Да простит мне Мотя явную клевету. — Когда подошла к двери, вспомнила, что не попросила парней посторожить. Еще вспомнила, как вы говорили, что, когда во дворе чужие, ставить защиту не станете…

— Я забыл про защиту вчера. Не следовало поддаваться эмоциям. Я возмещу ущерб, раз виноват.

Я вздохнула.

— Вы не виноваты. Это я вела себя как дура. Усталость — не оправдание.

В самом деле, вместо того чтобы себя накручивать, подошла бы, извинилась да попросила поставить охранные заклинания не только на мою комнату, но и на двор. Но задним умом все мы крепки, а вчера я от усталости и раздражения и вызверилась на ровном месте, и соображать перестала совершенно.

— Сойдемся на том, что мы оба повели себя не лучшим образом. — Муж поправил на моей голове сбившийся платок. — По крайней мере, теперь я уверен, что вас не подменили. Продолжайте.

— Вы видели бревно у крыльца?

Виктор кивнул.

— Когда я подбежала к избе, оно подпирало дверь.

— И вы смогли его убрать?

— Я очень испугалась.

Я продолжила рассказывать. Нам никто не мешал: на улице Марья на все лады костерила парней, те уже и оправдываться перестали.

— А потом появились вы.

Я поежилась. То ли от пережитого, то ли от холода — все-таки под тулупом на мне была только ночнушка да платок вокруг талии.

— Пойдемте в дом, — сказал Виктор. — Вам надо успокоиться, согреться и поспать остаток ночи. Утром я пошлю за урядником. Похоже, Евгений Петрович поторопился с выводом, будто те пятеро убрались из наших мест.

— Но зачем бы им поджигать избу с работниками, а не усадьбу?

Зачем вообще кому-то пытаться убить деревенских парней?

— Чтобы отомстить вам.

— Мне? Где логика?

— Одни работники от вас еле ноги унесли, другие погибли. Даже если урядник и решит, что в этом нет вашей вины, разговоры все равно пойдут. Простые люди не любят властей и настороженно относятся к знати. Скажут, что вы подкупили урядника, чтобы тот обелил вас. Или скажут, что усадьба проклята, не просто же так наследников не осталось, вы — последняя, и… — Он осекся.

— И так и не родила вам сына, — закончила я за него.

— Я не хотел…

— Неважно, — перебила его я. — Сейчас это уже неважно.

— Могут сказать, будто усадьба проклята. И тогда больше никто к вам не наймется.

Я покачала головой. Этакие выверты сознания были мне недоступны.

— Пойдемте в дом, — повторил Виктор. — Я разберусь с работниками.

Я подавила желание огрызнуться, вспомнив вчерашний скандал.

— Спасибо, что хотите мне помочь. Но нанимала парней я, значит, и разбираться мне.

11

Вот только как же с ними поступить? По меркам моей реальности, если работник принял на грудь после тяжелого дня — это его дело, главное, чтобы наутро был в состоянии работать нормально. И поджигали не они. С другой — спусти с рук, и вообще расслабятся.

А еще есть «община», которая может решить по-своему. И смертного боя парни уж точно не заслужили.

Когда я вышла из избы, работники, как по команде, бухнулись на колени. Один из них до сих пор держал кота. Попытался было выпустить, но Мотя вцепился когтями в тулуп так, что было очевидно: отодрать его можно только с клочьями овчины.