Хранители – перерождение

Сын всегда присутствовал при отборе кандидатов. Дети приходили разные, у каждого свой характер и отношение к происходящему. Некоторые, получив отказ, плакали, другие не особо печалились, больше расстраивались родители, чем они. Но в целом все происходило без особых эксцессов и истерик.

Некоторые ему нравились своей прозорливостью и недетским умом, задавая серьезные вопросы Архимагу. Беспризорников он жалел, одевал, обувал и отвозил в город в свой детский дом.

Но не все они отвечали благодарностью. Некоторые потом оттуда сбегали, но к этому он относился спокойно, с пониманием. А вот Даниил выбивался из общей массы, поэтому сильно запал ему в душу.

Вот уже три дня Герман тайно наблюдал за Даниилом, который так расположился возле стены замка.

За это время внутри Дани произошли некоторые изменения. Больше ничего не тревожило, он замкнулся и стал жить в придуманном мире в своем воображении. Все внешнее перестало существовать, наступила полная отрешенность.

Стараясь ни о чем не думать, он просто существовал. Будущего уже не было, а прошлое старался забыть, оно приносило только боль.

Каждое утро, просыпаясь, он откидывал накидку, в которую заворачивался по ночам, когда воздух становился прохладней. Поднимался и медленно шел в расположенную неподалеку небольшую рощу, дабы умыться и напиться в журчащем ручье чистой, прохладной родниковой воды.

Возвращаясь, обнаруживал возле своего места небольшую плетеную корзинку, наполненную свежей едой. Мальчик догадывался, кто ее приносит. Главное, что его не беспокоили, не приставали с вопросами, не просили куда-то идти.

Он понимал, почему тот мужчина из замка делает это. Наверняка надеется, что он не выдержит вида еды и поест. Но этого не происходило, силы воли у него хватало. Даниил не притягивался к ней, чувство голода уже притупилось, да и не желал он есть.

Весь день Даня лежал с закрытыми глазами, пребывая в своих грезах. Тело ослабевало, силы покидали его. Когда наступал вечер, он разглядывал в небе множество ярких, манящих, мерцающих звезд, представляя далекие миры и желая туда улететь. Их созерцание помогало уснуть.

Подобное существование не могло продолжаться долго, и четвертый день принес изменения.

Утро вновь порадовало хорошей, теплой погодой, кое-где видневшиеся перьевые облака не мешали солнцу согревать своими лучами землю.

Даниил посмотрел на очередную корзинку с едой и аккуратно отодвинул ее ногой. Пока он спал, мужчина принес ее и незаметно поставил возле него. Вот только Даня считал, что незачем питать тело, поддерживая в нем жизнь, если как таковой ее уже не существует. У него осталось лишь одно желание, чтобы как можно быстрей она закончилась.

Даню не пугало, что все больше и больше его рассудком завладевает пустота. Душа сжалась, уже не трепещет и медленно угасает. Нет никаких желаний, чувств, эмоций. Отсутствуют мысли, стирается само ощущение жизни. Даже его внутренний иллюзорный мир, который он так тщательно лелеял в своей душе, медленно растворялся.

Страха перед смертью не было, так как появилось полное безразличие к жизни.

Прошло еще два дня его бесцельного существования. Они тянулись намного дольше, чем предыдущие. Скорее всего, это происходило из-за однообразия.

Его медленное угасание не могло остаться незамеченным со стороны Германа. Наблюдать, как ребенок умирает, пытаясь уморить себя голодом, было выше его сил. Поэтому он решил подойти и еще раз поговорить с мальчиком.

Даниил, как обычно, сидел с закрытыми глазами, прижавшись спиной к стене, подставив лицо лучам полуденного солнца.

– Зачем ты себя мучаешь? – взволнованный голос мужчины слегка дрогнул.

Даня приоткрыл глаза, его лицо выглядело осунувшимся, исхудавшим, но спокойным, можно сказать, умиротворенным. Глаза ничего не выражали, в них была пустота.

– Зачем отказываешься от еды? – мужчина вновь попытался заговорить с ним.

Мальчик вздохнул и слегка пожал плечами.

– Моя жизнь окончена, – почти шепотом произнес он. – Путь завершен, я не вижу причин продолжать бесцельно существовать.

Герман нервно сжал зубы. Когда такое говорит ребенок, причем совершенно серьезно, любому нормальному человеку станет не по себе.

– Но почему? – в негодовании он всплеснул руками.

Даниил вновь посмотрел на мужчину, уголки губ отобразили подобие улыбки.

– Понимаете, дяденька, – попытался он объяснить, – за это время я кое-что понял. В самом начале у меня было две мечты: первая, дойти до замка. Я дошел, она сбылась! Вторая, стать учеником мага, – опустив голову, Даня печально вздохнул, – она никогда не сбудется и навсегда осталась здесь, – его рука медленно коснулась груди. – Тот маленький мир, который я создал в себе, он прекрасен и греет душу. Там я учусь, радуюсь жизни, обретаю друзей, я там счастлив. Так зачем мне иная жизнь, где нет ничего и уже не будет? Я просто хочу остаться в своей мечте навсегда. – Он замолчал и прикрыл глаза, давая понять, что больше говорить не намерен.

– Голод не самый легкий способ, чтобы свести счеты с жизнью, – проворчал Герман и недовольно покачал головой, он совсем не то хотел сказать.

Даниил в ответ никак не отреагировал.

Мужчина на этом не сдался и попытался продолжить разговор. Он во что бы то ни стало хотел убедить его отказаться от мысли покончить с собой.

– Ты желаешь покинуть этот мир, но все равно чего-то ждешь, иначе мог давно и быстро это сделать. Я у тебя видел ягоды синицвета, которые ты принес из леса, они смертельно ядовиты. Вот только ты не стал их употреблять. Посмотрел, подумал и выбросил, значит, тебя еще что-то держит в этом мире. Пойдем со мной, я помогу, ты станешь моим приемным сыном, все будет хорошо. В твоей жизни еще будут радостные дни и друзья, ты забудешь о печали, найдешь новую цель. Архимаг выявил у тебя предрасположенность к магии. Начнешь учиться и станешь великим магом. Сможешь помогать людям и творить добро.

Мальчик продолжал молчать, но не потому, что не хотел говорить, просто не знал, что ответить. Мужчина был прав, что-то внутри не отпускало его. Он сидел все эти дни возле стены не только потому, что ему некуда идти. Незримая нить связала его с этим местом, с самим замком и магом, держала и не отпускала.

Вот только кроме нее было еще что-то, и это не поддавалось объяснению. Оно беспокоило, не давало совершить то, о чем упомянул управляющий.

У Германа на щеках играли нервные желваки. Ребенок никак не реагировал на его слова, но ведь надо что-то делать! Он не может допустить, чтобы на его глазах это невинное дитя медленно умерло, это выше его сил.

Потерев лицо руками, взглянув еще раз на мальчика, покачивая головой, он молча направился в замок. Надо поговорить с отцом и что-то придумать, так не годится.

У Ларкариана в последнее время тоже было странное поведение. Отстраненность от участия в судьбе мальчика, можно сказать, равнодушие, вызывало у Германа противоречивые чувства.

Отец всегда был добр ко всем детям, но почему сейчас он так сух? Погрузился в себя и продолжает о чем-то размышлять уже несколько дней? С другой стороны, что он мог сделать? Магически воздействовать на ребенка? Заставить его изменить свое решение?