Хранители. Единственная

Наконец, под громкие аплодисменты, мистер Миллс вышел на сцену, подняв руки в качестве приветствия. Он быстро подошёл к кафедре, где уже лежали заготовки речи, план, на который он собирался ориентироваться в течение своего выступления.

– Я приветствую всех вас здесь и благодарю за то, что вы выделили время, чтобы посетить мою предвыборную речь! – провозгласил он и оценил взглядом собравшуюся публику, вновь разразившуюся аплодисментами и даже – совсем немного – улюлюканьями.

– И начать сегодняшний монолог я бы хотел с того, чем я буду руководствоваться после своего избрания, – уверенно продолжил он, слегка прищурившись. – А именно – желанием поведать правду.

Зрители затихли. Конечно, многие политики говорили нечто подобное, а потому верить им было нельзя. Но мистер Миллс… что-то заставляло ему в этот момент верить. Что он готов был говорить только правду.

– И сегодня, здесь и сейчас, я готов вам раскрыть глаза на то, что происходит у вас прямо под ногами, – возвестил он. – Только немного глубже. И, хочу заметить, это напрямую связано с тем, кем вы являетесь. Я хочу рассказать вам про то, благодаря чему человечество всё ещё не выжило из рассудка, и про тех, кто готов этому воспрепятствовать, хоть о них известно и немного.

Победоносная ухмылка, озирание слушающих, понимание, что они по-настоящему заинтересованы.

И после этого он перевернул страницу в своём плане, будучи готовым повествовать о том, о чём молчал уже так много лет.

***

Прибытие Питера до сих пор казалось невероятным. Даже когда Элис ощутила на губах протяжный поцелуй, то всё равно какой-то частью себя отказывалась верить в то, что происходило.

Потом-то он ушёл. Так и не объяснив, в чём дело, но в очередной раз попросив её беречь себя.

Оттого-то всё и представлялось одним большим сном, от которого она проснулась, а теперь хотела уснуть вновь, чтобы вернуться. Как бы глупо это не выглядело.

Сходив в столовую и позавтракав, девушка вернулась в свою комнату, по пути не встретившись ни с Питером, ни с той же Мирандой. Странным это назвать было нельзя, но что-то её в этом всё равно умудрилось кольнуть.

Вспомнив, что она так и не выписала советы для Наставников, она вытащила свою тетрадь, приготовила ручку и взяла планшет, сразу запиликавший дурацкой мелодией в качестве приветствия.

Вот только когда она прожала сборник с необходимой информацией, он не открылся. На экране просто загорелась красным цветом надпись: доступ запрещён.

Элис в недоумении смотрела на неё, пытаясь понять: а туда ли она нажала? Вдруг просто задела в электронной библиотеке что-то, предназначенное для Хранителей более высокого уровня? Как, например, для Питера или Уилла?

Чтобы удостовериться, она вышла на начальную страницу и повторила весь алгоритм заново.

Вот только результат был получен тот же самый, без единого намёка на какой-либо отличающийся штрих. Доступ запрещён – вот и весь приговор, от которого не получалось отречься.

И причины его возникновения она не видела невооружённым взглядом. А вооружать его ей было лень.

По крайней мере, сейчас.

***

Джим с самого утра сидел с бумагами. Сандра поняла это, едва кинув на него ещё немного сонный взгляд: казалось, он не спал всю ночь. Про себя же она не помнила ничего. Даже понятия не имела, видела ли хоть какие-либо сны.

Причём он даже не услышал, как она заглянула в комнату.

– Тяжело? – спросила она, понятия не имея, над чем сидел лучший друг её матери. Услышав её голос, он тут же встрепенулся и обратил внимание на дверной проём, в котором Сандра и стояла, медленно заплетая свои светло-русые волосы в неаккуратную косу.

– Я просто вспомнил о том, что говорила твоя мама о списках Леты, – ответил Джим, почесав затылок. – И это довольно интересная тема.

– Разве? – чуть приподняв брови и осторожно заходя в комнату, проговорила девушка. Присела на стул, стоявший возле стола, и все её движения были полны вопросов, просьб на разрешение. Конечно, она его получала.

– В списки Леты были включены все те мятежники, которые принимали участие в восстании семнадцать лет назад, – пояснил Джим. – Все должны были быть взяты под активное наблюдение. Но потому эти списки и называются списками Леты, что все они, эти люди, в итоге должны были быть стёрты.

– Стёрты – это в каком смысле? – нахмурилась Сандра.

– Искажение сознания, разумеется, – невесело ухмыльнувшись, ответил он. – Ну или, может, в крайнем случае удаление. Не знаю.

Искажение сознания… почему-то эти слова уже не звучали для неё как-то устрашающе и ошеломляюще. Это уже казалось со стороны Хранителей довольно нормальным – вмешиваться в чужие жизни и прогибать их под себя. А потому возможность изменения целых разумов не виделась невозможной. Вполне реальной и обыденной – да.

– И что удалось разузнать? В смысле, эти относительно утренние исследования должны же к чему-то привести, верно?

– Я пока лишь сопоставляю имена. Смотрю, кто выбыл, кто перешёл на другую сторону, кто остаётся с нами по сей день. Но надеюсь вычленить отсюда что-то большее, как ни удивительно, – фыркнул Джим, переложив один лист в другую кучку.

Сандра закрепила резинку на кончике косички, обвела взглядом рабочее место Джима и встала, направившись к двери.

– Я… мы, пожалуй, поедем, – вовремя исправившись, сообщила она. – Ещё увидимся.

– О, конечно, увидимся, – не посмотрев на девушку, согласился с ней Джим. Сандра вздохнула и вышла, направившись в гостиную.

Где её ждал Маркус.

Он уже готов был выходить, ждал лишь её. И когда они встали друг перед другом, то сначала помолчали.

– Надо устроить разгрузочный день, – наконец, объявил он.

– Такое ещё возможно? – грустно улыбнувшись, спросила у него Сандра.

– Можно и попробовать, – как ни в чём не бывало заявил Маркус и направился к выходу, увлекая её за собой.

Выходя, девушка опустила взгляд и заметила на полу тёмный след, как будто от ботинка, что выглядело довольно странно, ведь ни у кого, вроде бы, такой грязной обуви и не было. Прямо у входа в гостиную. Но большого значения она этому придавать не стала и сразу забыла об увиденном.

Потому что разгрузочный день – значит, разгрузочный день. Долгий, но пролетающий довольно быстро, немного скучный, но полный всяких дурацких моментов, о многих из которых и вспомнить-то потом не хочется. Старая традиция, которая существовала между ними.