Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

— Выдвигаемся без сигнала, по моей команде. Наступаем на этом участке, — показывал на плане Таба-Ашшур. — Идем в три колонны. На острие — сотни Хавшаба, Шимшона и Иари. Остальные следуют за ними в обычном порядке. Туман скроет наше передвижение. Крадитесь как кошки. Мы не берем ни таранов, ни осадных башен, ни лестниц. За нас сработают инженеры. Как только обрушится стена, врываемся в пролом — и держимся, пока не подойдут подкрепления. Не увлекайтесь! Если получится, можно углубиться на квартал или два. Дальше не идти. Тут важно самим не оказаться в ловушке. Есть вопросы?

— Ккк-а-к мы дойдем до стен? В ппп-я-ти шагах ннн-и-чего не видно, такой туман. А нам ннн-у-жно выйти прямо к ппп-ролому, — заикаясь, выразил всеобщие опасения одноглазый сотник Иари. Выглядел он совсем стариком, но его рука все еще была крепка, а авторитет в кисире оставался непререкаем.

Сотники поддержали говорившего одобрительным гулом.

— Не заблудитесь, — спокойно ответил командир. — Только что вернулись разведчики. Они прошли до самых стен. В землю вбиты колышки, натянута веревка. Три направления, для трех колонн.

Шимшона смущало другое:

— А если инженеры ошибутся с расчетами и стена устоит? Поворачиваем назад? Эта прогулка туда и обратно обойдется кисиру в сотню трупов и две сотни раненых. Может, все-таки прихватим с собой лестницы? Что зря шататься?

Хавшаба поддержал старого друга:

— И то правда! Сколько уже раз такое было. С лестницами сподручнее, не помешают.

— Нет. Идем налегке, — запретил Таба-Ашшур.

Сотники промолчали: приказ есть приказ, но по лицам было видно, что многие таким решением недовольны.

— Тогда на этом все. Возвращайтесь к себе. Поднимайте людей. Выходите на исходную и ждите моего гонца… Шимшон, задержись.

«Ты собираешься вдолбить мне в голову какое-то почтение? Молод еще. Твой высокий сан еще не повод учить меня войне, — ворчливо подумал тот. С Хавшабой попрощался кивком: — Увидимся на поле боя».

Таба-Ашшур дождался, пока они останутся вдвоем, подошел к невысокому столику в углу шатра, заставленном блюдами с обильным угощением: мясом, свежими овощами, фруктами, напитками. Снял шлем, взял чашу с вином, повернулся к сотнику.

— Твой вопрос закономерен. И правильный, по сути. Но ответ на него я могу сказать только тебе. Штурм города начнется на час раньше и одновременно с трех сторон, кроме нашего направления. Западная стена — самая укрепленная, и то, что сюда не будет нанесен удар, не вызовет у врага подозрений. И это единственный участок, где можно было сделать подкоп. Мы идем налегке, потому что это даст нам фактор внезапности. По этой же причине Ашшур-аха-иддин бросает в пролом всего один кисир. Наш. Больше людей будет труднее скрыть. Труднее подойти к стенам незаметно… Я ответил на твой вопрос?

Все это время Шимшон смотрел на лицо командира. Он никогда не видел его без шлема, хотя служил с этим человеком уже три года. Нос и верхняя губа Таба-Ашшура были срезаны до самого черепа и зубов, обнажая белую кость.

— Да, мой командир, — ответил сотник, опуская глаза.

Таба-Ашшур попытался усмехнуться, понимая, что смутило старого воина, но эта гримаса еще больше обезобразила его лицо.

— Эламский меч. Не думал, что тебя чем-то можно удивить. Выпьешь вина?

— С удовольствием, мой командир.

Они выпили. Таба-Ашшур стал интересоваться всего ли в достатке, провизии, вина, пива, одеял, как настроение среди солдат, — он ценил этого опытного воина, — под конец спросил о Мароне.

— Знаю только, что он жив и где-то в плену у киммерийцев, — нахмурившись, ответил Шимшон.

«Скверно, что командир именно сейчас, перед боем, напомнил ему о его младшем. Как теперь не бояться и за других сыновей?»

Час спустя кисир Таба-Ашшура вышел из ассирийского лагеря и занял исходные позиции.

Туман к этому времени стал только гуще, и это было на руку атакующим.

Шимшон обошел свою сотню, осматривая амуницию: кого-то заставил подтянуть ремень, кого-то — заменить снаряжение, предупреждал: «Чтоб без единого звука мне! Услышу, как бряцает чей-то меч о доспехи, или кто-то гремит щитом — заставлю жрать собственное дерьмо!»

Потом приказал сделать двадцать шагов вперед. Не строем. Каждый сам по себе. Прислушался. Приказал отступить и снова пройтись.

Нет. Все хорошо. Тихо…

С востока, откуда дул ветер, донесся глухой шум сражения.

«Вот где кровь сейчас льется рекой…»

А они снова ждали… Томительно переступая с ноги на ногу. Скорей бы… Скорей бы…

И все же гонец от Таба-Ашшура появился из тумана неожиданно.

— Приказано выдвигаться.

Шимшон передал сигнал по цепочке. Затем сам, никому не доверяя, поднял с земли веревку, исчезающую в молочном тумане, скомандовал:

— За мной!

До стен города было больше тысячи шагов. Маркасу напоминал о себе звуками, похожими на вой и удары молота. Морось постепенно переходила в дождь.

«Плохо, — подумал Шимшон. — Впереди крутой подъем, чего доброго увязнут, откатятся назад».

Напророчил: шедший рядом с ним Или вдруг поскользнулся и упал. Это здесь-то, на ровном месте! Мало того — утопил в грязи меч, принялся его искать, стал всех задерживать. Шимшон зашипел, схватив за шиворот как котенка, рывком поднял новобранца с колен. Или так и пошел с одним копьем и щитом.

За сто шагов до стен остановились перед крутым подъемом.

— Настил! — скомандовал Шимшон.

Бросили под ноги щиты. Выложили первый ряд. Над ним вонзили мечи в землю — вогнали по самую рукоять, чтобы было на что упереться щитам, выложенным во второй ряд. И так дальше, пока не дошли до самого верха.

Только поднялись, как раздался грохот, после чего почва под ногами заходила, будто при землетрясении.

— За мной! — крикнул Шимшон, переходя с шага на бег и бросаясь в пролом.

Стена осела почти на две трети, хотя и не была разрушена полностью. Солдатам пришлось карабкаться по завалам наверх. Там и тут под камнями и балками лежали убитые и раненые. Отовсюду слышались стоны. Кого-то пришлось добивать, но те, кто уцелел, бились насмерть.