Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

***Имя означает «полная Луна».

Фудзин — японский бог ветра (согласно синтоистскому учению).

*****В манге/аниме нигде не сказано, в какое время года проводился экзамен. Поэтому я вольно позволила себе выбрать, хотя всерьёз задумалась об этом только сейчас.

====== Глава 36. Лунный цветок ======

Саке было горьковатым, но в остальном – всё было прекрасно. К тому же, Шукаку был уже настолько пьян, что смех Шио под боком волновал сильнее, чем излишняя горечь выпивки.

– Знаешь... – протянул он, подливая девушке саке. – А я всегда... а-а... хотел с тобой напиться.

Ёко хихикнула и ткнула его под рёбра.

– Какое странное желание, – промурлыкала она. – От меня и вечной любви хотели, и в постель затащить хотели, и убить, но вот пить со мной никто не хотел.

– Вот видишь, какой я особенный!

Кицунэ снова расхохоталась, и её хмельной хрипловатый смех растворился в шуме людских голосов в баре. Не слишком чистый, не слишком помпезный, забитый под вечер простым людом – лучшего места и не найти было.

Этой ночью Шио часто смеялась его шутками или просто так. Разрумянилась, кривила губы в улыбке, расстегнула жилетку, так как внутренний огонь подогрело саке: она смеялась, даже когда в глазах отражалась грусть.

Наверное, Шукаку мог бы её полюбить. Когда-то давно, увидев на песчаном бархане в лучах закатного солнца; запомни он её такой, тануки влюбился бы без памяти. Но, к счастью, Шукаку помнил и знал её другую, простую, смеющуюся лисьим смехом и был счастлив и так, потому что Шио нужен был друг.

– Не грусти так! – Ёко стукнула его по спине, да так сильно, что тануки ударился грудью о барную стойку. – Налей ещё и... какие девушки тебе нравятся?

Шио снова замурчала, томно и разморено:

– Ты же любишь женщин, я знаю, красивых, – лениво и медово шептала ему она, повиснув на плече. – Ну, расскажи, мне интересно...

Шукаку любил красивых женщин, но проблема была в том, что он любил всех и никого. Каждая могла стать для него королевой на пять минут, чтобы он забыл её через семь. Важны для него были подруги и одна, что стала для него названной младшей сестрой, но Ёко определённо спрашивала не о них.

– С синими волосами и синими глазами, – брякнул он, не думая, и стал мрачен, так как никогда не видел таких и пожалел об этом сразу; портрет синеволосой незнакомки выходил притягательно-прекрасным.

Налитое подругой саке он выпил залпом.

– Что, сказал, чтобы я отвязалась?

– Не уверен... – пробормотал тануки.

Шио ухватила его за волосы и крепко поцеловала в щёку. Шукаку вяло фыркнул, а через мгновение – опомнился и возмутился. Ёко вновь захохотала, а тануки показалось, что из-за её смеха на кицунэ пялятся все мужчины в этом месте.

– А я хочу, чтобы с нами пил мой брат, – произнесла Шио. Шукаку кивнул – она была слишком права, так как, отвернувшись, тануки через раз казалось, что смеётся не она, а Курама. Брат и сестра одинаково хохотали, одинаково скалили клыки и – когда-то – одинаково сражались. Их нельзя было разлучать, так как время разделило их лишь по глупой и жестокой ошибке.

– Спорим, он бы выпил больше тебя?

Теперь была уже очередь Шио фыркать.

– Не хочу с тобой спорить. Мне лень, а ты забудешь.

Шукаку смотрел на её равнодушное лицо минуту и тридцать шесть секунд, думая, что его тоска не сравнится с дырой в её сердце – Курама слишком много места занимал и занимает в её жизни. У тануки так не выйдет, но он ей тоже нужен.

Это грело.

Какой-то мужлан подошёл к ней с другой стороны, словно не заметив, что она говорит с другим, и спросил, можно ли сесть рядом.

– Да сидите, чего уж там... – вяло отозвалась на его вопрос Шио и даже не ойкнула, когда Шукаку обхватил её за талию и пересадил к себе на колени.

Так и надо.

Ёко перекинула через него ногу, щёлкнула по носу и хихикнула.

– Сколько раз ты ломал нос? – смеясь, спросила она, проводя пальцем по его переносице. Дай угадаю... Четыре?

– Три. И ты слишком пьяная, – глупо улыбаясь, сказал Шукаку.

– Ага... – протянула кицунэ и царапнула его щёку. – Но ты же отнесёшь меня домой, м-м?..

– Ты слишком пьяная, – повторил парень и был прав.

Но до дома после он дотащит, куда денется.

Разумеется, ни Неджи, ни отец не стали никому рассказывать о том, что случилось вечером на полигоне – победа наследницы над гением побочной ветви была слишком незначительным событием.

Но уже к полудню следующего дня знали все.

Хината бы не обратила на это внимание, если бы внимание к ней было повышенным. Спустившись к позднему завтраку, рассчитывая на то, что на кухне никого не будет, Хьюга, зевая, подошла к холодильнику. Молоко, хлопья – ей хватит, но стоило только усесться за стол, как в окно постучали.

Ко забрался на подоконник без спросу. Хината не сумела скрыть удивления, так как обычно мужчина был сдержанно-серьёзен.

– Доброе утро, Хината-сама, – приветливо, он улыбался.

– Доброе, Ко-сан... – пробормотала Хьюга, стесняясь растрёпанных волос, мятой пижамы и того, что её утро началось около двенадцати дня. – А почему вы через окно?

– Я просто заглянул пожелать хорошего дня. Вы молодец, Хината-сама.

Мужчина одобряюще и как-то по-домашнему потрепал её по волосам и ушёл до того, как Хината опомнилась и успела что-то у него спросить.

Странно.

После завтрака Хината умылась и решила, что день слишком жаркий и от зноя не спасёт даже тень. Последнее время ей было плохо на жаре – Шио объяснила ей, что это из-за того, что организм перестраивается под действием ледяной чакры, а этот тип плохо сочетался с погодой – поэтому Хьюга взяла вентилятор и расположилась у себя с мечом на коленях.

Тсукикайбо не тупился, пыль с него счищалась простой влажной тряпкой. Но в тоже время, он требовал себе внимания хозяйки и не любил, когда о нём забывали, поэтому Хината взяла недавно прикупленный точильный камень и заводила им вдоль острой кромки лезвия. Узор на клинке красиво переливался, а значит мечу нравилось.

Хьюга разумно не воспринимала его как неодушевлённый предмет.

Вскоре, в комнате стало приятно прохладно. Хината не сразу поняла, почему, но вдруг её осенило – вентилятор разносил по закрытому помещению прохладу от вечно холодного лезвия. Девочка заулыбалась и погладила бок клинка, направляя чакру почти так же, как при Джукене, но мягче; узор на металле заискрился инеем.