Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

Шио откинулась на спинку дивана и цокнула языком.

– Ты же помнишь, что я тебе говорила о времени, которое тут описывается?* – она кивнула на книгу. – Хотя, читая, ты и сама всё поняла – порядок здесь не совсем хронологический... То, что происходило тогда нельзя было назвать войной – грызня. Но она уносила жизни...

Девушка откинула голову назад, пытаясь представить.

Не вышло. Ёко видела лишь войну Прорыва, когда все кланы объединились против полчища асуров и густого смрадного мрака, прорвавшегося с севера, и даже Империя Тёмного леса – тёмные эльфы-гордецы – послала своих воинов.

– Джуби появился из ниоткуда... – задумчиво продолжила она. – Никто не знал и не знает кто он, не знает его настоящего имени, но он пришёл к нам и взмахом своего меча объединил всех, прекратив войны, а рядом с ним всегда был сильнейший из рода людей, победивший когда-то его самого.

– Неужто?!.

– Да, это был он. Рикудо и Джуби – первый и последний союз хвостатых и людей, а так же первые, кого назовут позже напарниками – лучшие враги, сильнейшая связь, те, кто объединили нас всех, прекратив вечную вражду, – девушка тихо выдохнула; силы, о которых она сейчас рассказывала, были непомерны, и даже малая их тень пугала её мощью. – Эти двое – наши Хаширама Сенджу и Учиха Мадара.

Хьюга сглотнула. В голосе Ёко проскальзывало почти благоговение, а представить тех, кто был сильнее биджу, сильнее их всех, было слишком страшно. Девочка не была уверена, что имеет на это право.

– Шио... тут запись...

– Это дневниковая запись самого Джуби. Говорят, он описал своё рождение, будучи уже взрослым... это единственная информация, которая у нас есть, а члены Совета, некоторые из которых, как говорят, видели то время своими глазами делиться не спешат. Прочитаешь?

– Я? – робко и почему-то удивлённо. – Х... хорошо.

Хината вгляделась в страницы, ища нужное место.

– Я рождался...

«Я рождался.

Я существовал.

Сквозь златые листы дома и чрева моего видел я родное небо, видел ветер и яркое светило, что хотело опалить мои глаза, а внизу, в неведомом мне тогда далёком мире, были те, кого – я узнаю много позже – зовут людьми.

Сквозь тело моё текла сила, силе этой кланялись все, а я боялся всего, так как не знал, а любой разум страшится неизвестного.

Никто не смел приблизиться. Никто не нарушал Закона. Приводили животных и прекрасных дев, чтобы убить во славу и напоить землю кровью.

Я умирал.

Я рождался и за своё существование не приобретал ни имени, ни знаний.

Ничего.

Меня беспокоили и радовали птицы.

Я умирал.

То было моё последнее рождение. Женщина рода людей была смела, дерзка и голодна; она прокралась ко мне по ветвям холодной ночью и отшатнулась, когда я потянул к её мягким волосам детские свои руки. Но обоюдный страх ушёл – воровка Кагуа стала матерью моей и унесла в свой одинокий дом. Покинутое Древо плакало по отнятому дитя, и крона его поникла от тоски, но я был слишком занят и глух, ведь необъятный буйный мир предстал во всей своей красе передо мной.

Я дышал тем самым ветром, а солнце ласкало мои дни; лишь ушло от меня близкое такое раньше небо. Но я не жалел, ведь я жил, и не было ещё в сердце моём совести.

Я стал жить...»

Босые худые ступни, обтянутые до голубого белой кожей, бесшумно ступали по чёрному камню пещеры. Плащ из светло-голубых перьев глушил звуки и дыхание, если у носящего его оно было. Дойдя до Зала Богов, некто остановился перед выточенным из камня Сусаноо, стоящего в тени кимоно своей прекрасной и светлой старшей сестры.** На роге его гротескной маски можно было увидеть маленькую человеческую фигурку: парень беззаботно болтал босой ногой, то и дело поправлял громоздкие гоглы, сдвинутые выше лба, и насвистывал незатейливый мотивчик, которые в этом году привязался ко всем детям.

Вскоре он заметил вошедшего.

– А, Мангецу!***

Парень с лёгкостью соскочил с высоты статуи и мягко приземлился перед Мангецу, у которого даже перья в плаще не колыхнулись.

– Зачем пожаловал, брат мой?

– Мы слышали, у тебя новенькая, Мидаре, – холодно, как и всегда.

– О... Конан, – мечтательно протянул Сузуме. – Не молода уже, но, несомненно, прекрасна, словно выдержанное вино.

– Ты всё ещё любитель...

– И отчего не в ходу этот напиток среди людей? – Мидаре притворно вздохнул. – Однако, Мангецу, и под твоими крыльями новые птенцы.

– Зеру со своей новорожденной дочерью и сам справится. К тому же, за теми, кто в небе, присматривать и тебе.

– Но всё же Юсуи... Как прошло их полнолуние?

– Всего один труп – тихо и без лишней крови. Мы расстроены.

– Ожидал резни?

Мангецу коротко и без усмешки хмыкнул. Трое новичков за последний месяц – это не мало, хотя с Конан, как он понял, просто совпало. Будь он на месте Феанора, то приструнил бы разгулявшуюся в стране людей лисицу.

Впрочем, со своей задачей она пока справлялась – проклятая оболочка Джуби найдена, Шукаку освобождён.

Всё шло своим чередом. Мидаре уже покинул зал, вылетев через большую дыру в потолке, через которую на лик Богини Солнца падал дневной свет.

Зелёный чай отлично утолял жажду. Допивая вторую чашку, Хината с упоением слушала рассказы Шио о временах Джуби. Немного, что слышала и знала, Ёко говорила вперемешку и с неподдельным интересом и страстью – старые времена манят и биджу и людей... Девушка рассказывала и факты, и слухи, и домыслы, а Хьюга только и делала, что то и дело задавала вопросы. Однако слух за что-то цеплялся.

Вскоре она догадалась, что именно не так.

– А почему Джуби... почему у него такое имя? В смысле, значение понятно, но...

– Это не его имя, – пояснила кицунэ. – Имя его под запретом и проклято – нельзя ни произносить его, ни вспоминать его, ни пытаться выяснить. Поэтому никто не знает его имя.

– Но... почему так? Ведь он сделал столько для вас, – недоумённо.

– Да, не мало, но он не праведник ком был, а воином – безумным, ищущим противников всё сильнее и сильнее... И в своих поисках он вызвал на бой того, с кем сражаться было нельзя – и победил.

Шио говорила тихо. Так, будто сама тема разговора была запрещённой.

– Тот, кого сейчас называют Великим Джуби, когда-то совершил самое страшное преступление – он убил Бога.

Жалкая сухая трава, для чьего роста не хватало в этой ветреной степи благородной почвы, приминалась, умирая, под сношенными жёсткими сандалиями. Высокий мужчина вдохнул полной грудью близкий к ураганному ветер и коротко расхохотался.

– Выходи, Фудзин!**** – громко крикнул он, и голос его разнёсся по безжизненным окрестностям. – Выходи! Прекрати прятаться от меня, я бросаю тебе вызов! – и дерзость его достигла небес, напугав спрятавшихся в низких облаках духов эфира.