Хроники Кадуола
Шрифт:
«А что ты сама думаешь по этому поводу?»
«А почему я должна что-то думать? Мономантический символ логики не нуждается в поправках».
«Но что ты чувствуешь? Вам же не запрещены личные ощущения?»
Лайла снова поджала губы: «Мне никогда не приходило в голову анализировать этот вопрос. Интроспекция непродуктивна».
«Понятно».
Лайла украдкой покосилась на Глоуэна: «А ты что думаешь?»
«Мне нравится Двойственность».
Лайла неодобрительно покачала головой, хотя казалось, что она вот-вот рассмеется: «Так я и подозревала. Ты должен принять Единство». Она снова бросила на него быстрый взгляд: «Почему ты на меня
«Я пытаюсь представить себе, кем ты себя представляешь. Девушкой? Неким бесполым воплощением Единства? Существом неизвестного рода? Кем?»
Лайла задумчиво смотрела в пространство: «Считается, что такие концепции обсуждать не подобает. Иррациональность эволюции навязывает нам дуализм. Мы отвергаем дуализм — в этом суть и сила нашей философии!»
«Ты не ответила на мой вопрос».
Лайла опустила глаза к раскрытым страницам «Перечня»: «А ты как меня представляешь?»
«По всем статьям ты, несомненно, девушка».
Лайла кивнула — медленно, неохотно: «Физиологически я — женского пола, это так».
«Если бы ты отрастила волосы подлиннее, ты выглядела бы даже привлекательно».
«Какие странные вещи ты говоришь! Это означало бы сознательную двойственность!»
Движимый в равной степени озорством, злорадным желанием насолить семинарии и бесшабашной галантностью истинного Клаттока, Глоуэн сел на койку рядом с Лайлой. Та испуганно на него воззрилась: «Зачем ты это сделал?»
«Чтобы мы могли вместе заняться изучением Двойственности и понять, зачем она нужна. Это гораздо интереснее мономантики».
Лайла пересела на стул: «Это самое необычное предложение из всего, что я когда-либо слышала!»
«Разве тебе не интересно?»
«Конечно, нет. Мы обязаны безраздельно сосредоточивать внимание на установленном порядке проведения занятий». Прозвучал похожий на удар колокола сигнал. «Пора ужинать, — сказала Лайла. — Мы пойдем вместе».
В трапезной Глоуэну и Лайле выдали по куску хлеба, а также вареные бобы и пареные овощи из больших чугунных котлов. Они сели на скамью за длинным столом. За тем же столом уже сгорбились над мисками примерно тридцать семинаристов. Глоуэн спросил Лайлу: «У тебя есть среди них близкий друг?»
«Мы любим друг друга и все человечество глубокой, страстной любовью. Ты должен испытывать такие же чувства».
«Мне было бы трудно любить Мьютиса».
«Время от времени Мьютис проявляет склонность к деспотическому обращению».
«Но ты все равно его любишь?»
Задержавшись на секунду, Лайла ответила: «Все мы обязаны относиться друг к другу с одинаковой вселенской любовью».
«Зачем тратить любовь на таких, как Мьютис?»
«Ш-ш! Тихо! Ты слишком много и громко говоришь. В трапезной должна быть тишина, таково правило. Многие из нас уделяют время трапезы размышлению, внутреннему разъяснению какого-либо очевидного парадокса. Никто не хочет, чтобы ему мешали».
«Прошу прощения».
Лайла взглянула на миску Глоуэна: «Почему ты не ешь?»
«Это отвратительная еда. Бобы уже испортились, а овощи подгорели».
«Если ты не будешь есть, ты проголодаешься».
«Лучше голодать, чем болеть».
«Тогда пойдем — незачем тут бездельничать».
Вернувшись с Глоуэном в келью, Лайла чопорно уселась на стул, а Глоуэну ничего не осталось, как присесть на койку. Лайла сказала: «Теперь мы обсудим «Начала»».
«Давай-ка обсудим нечто гораздо более любопытное, — предложил Глоуэн. — Каких услуг от меня ожидает ордина Заа?»
Лайла
нервно отмахнулась: «Мне не подобает высказывать мнения».«Кто предупредил ее по телефону о моем приезде?»
«Не знаю. Теперь, насчет книг. Я оставлю их в твоем распоряжении. Так как это ценные экземпляры, мне приказано получить от тебя расписку». Лайла встала и протянула Глоуэну лист бумаги: «Ты должен проставить здесь свою подпись и разборчиво написать свое имя».
Глоуэн отвел в сторону руку, протягивающую лист: «Забери книги. Мне они не нужны».
«Но они совершенно необходимы для твоих занятий!»
«Пора положить конец всей этой несуразной белиберде, Лайла. И лучше сделать это как можно раньше. Я работаю в полиции в чине капитана — капитан Глоуэн Клатток, понимаешь? Я веду расследование. Когда я наведу необходимые справки, я собираюсь отсюда уйти или сбежать — как получится».
Нахмурившись, Лайла стояла и смотрела на лист бумаги: «И все же, ты должен расписаться — таковы указания ордины Заа».
«Прочти мне, что там написано».
Неуверенным голосом Лайла прочла текст документа: «Я, Глоуэн, подтверждаю получение шести книг с перечисленными ниже наименованиями». Лайла огласила список книг: «Я обязуюсь пользоваться ими осторожно и аккуратно в той мере, в какой это требуется в процессе моего обучения. Я обязуюсь уплатить Мономантическому институту сумму, обычно взимаемую за пользование такими материалами, а также возместить стоимость моего пропитания и все остальные расходы, связанные с моим проживанием в семинарии во время обучения».
«Дай мне авторучку», — потребовал Глоуэн. В нижней, незаполненной части листа он написал: «Я, Глоуэн Клатток из пансиона Клаттоков станции Араминта на планете Кадуол, капитан полиции и, по совместительству, агент МСБР, ничего платить не буду. Я нахожусь здесь в качестве офицера полиции, проводящего расследование, и покину семинарию тогда, когда сочту нужным. С любыми претензиями, относящимися к возмещению расходов, обращайтесь в отделение МСБР в Фексельбурге».
Глоуэн вернул документ Лайле: «Забери книги. Я не намерен ими пользоваться».
Лайла собрала книги и подошла к двери. Глоуэн вскочил и последовал за ней: «Не вздумай закрывать дверь на замок. Так как философией я не занимаюсь, опасность отвлечься от размышлений мне не грозит».
Лайла медленно вышла в коридор, остановилась и обернулась с явным беспокойством. Помолчав, она наконец сказала: «Будет лучше, если я закрою дверь на замок».
«Мне это не нравится. Я чувствую себя, как в тюрьме».
«Это делается для твоей же безопасности, для твоего спокойствия».
«Я беру риск на себя».
Лайла отвернулась и удалилась по коридору. Глоуэн следил за ней, пока она не исчезла, спускаясь по пресловутой «небезопасной» лестнице. Ему хотелось последовать за «наставницей» и спуститься, но он решил не напрашиваться на конфронтацию. Пусть командор Плок разбирается с этим бредовым народцем.
С другой стороны, не мешало принять меры предосторожности. Глоуэн убедился в том, что в коридоре никого нет, и пробежал в кладовку с душевой, где его обрил Мьютис. Там он взял с полки шесть чистых простынь и, вернувшись к двери, снова проверил, пуст ли коридор. В коридоре никого не было. Вернувшись к себе в келью как можно быстрее, Глоуэн пододвинул стул к платяному шкафу, забрался на стул и спрятал простыни сверху на шкафу — так, чтобы их не было видно. Подумав пару секунд, он спрятал там же рулон своей старой одежды.