Хроники Кадуола
Шрифт:
Прошло шестьдесят дней. Глоуэну становилось все труднее вспоминать мир за пределами пещеры. Вся известная реальность ограничивалась окружностью усыпальницы Зонка. Счастливчик Глоуэн Клатток! Тысячи туристов приезжали на Тассадеро в надежде найти чертову дыру в скале, знакомую ему до боли, до каждой трещинки между камнями! И в какой-то момент ослепительного озарения ему наконец стало ясно, что Заа с такой щедростью поделилась с ним всем, что знала, не потому, что доверяла ему, а потому, что, когда он предоставит все требуемые «договорные услуги», его молчание будет гарантировано самым
На шестидесятый день открылась нижняя дверь. В проеме стояла Фьюно: «Пошли».
Глоуэн поспешно собрал свои бумаги и последовал за старостой. Как и прежде, Фьюно провела его вверх по двум пролетам лестницы и коридору в келью, которую он занимал раньше. Ничего не говоря, староста вышла и закрыла дверь. Глоуэн сразу взобрался на стул: спрятанный им на шкафу рулон одежды и запасных простыней никто не тронул.
За дверью послышались какие-то шорохи. Глоуэн успел соскочил со стула как раз в тот момент, когда Мьютис распахнул дверь: «Пошли! Ты должен вымыться».
Глоуэн отстоял несколько минут под струей дезинфицирующей жидкости и последовавшим ледяным душем. Мьютис игнорировал отросшие волосы Глоуэна: «Оденься, как подобает, и ступай в келью».
Глоуэн молча подчинился. Когда он вернулся в келью, дверь снова закрыли — надо полагать, на замок. На столе его ожидал привычный ужин. Глоуэн поел на всякий случай, без аппетита. Через некоторое время Мьютис забрал посуду.
Дело шло к вечеру. Сиреневая дымка заката погасла — в небе проявилась мерцающая вьющаяся нить Пряди Мирцеи.
Прошло полчаса. Глоуэн продолжал сидеть за столом, перебирая принесенные с собой бумаги. Дверь открылась — неподвижно глядя перед собой, в келью неохотно вошла Лайла. Глоуэн с любопытством рассмотрел ее. На ней были белые брюки, серовато-бежевая блуза и сандалии. Вся ее внешность полностью переменилась — она почти не напоминала бледного большеглазого заморыша, которого Глоуэн встретил два месяца тому назад. Растрепанные каштановые локоны, слегка вьющиеся, обрамляли лицо, теперь казавшееся тонким и хрупким, а не исхудалым и болезненным. Судя по всему, Лайла проводила какое-то время на открытом воздухе — кожа ее приобрела смуглый оттенок загара. Ничто не позволяло судить, однако, о ее настроении.
Лайло медленно приблизилась. Глоуэн встал. Лайла остановилась и спросила: «Почему ты на меня уставился?»
«От удивления. Ты кажешься другим человеком».
Лайла кивнула: «Я чувствую себя другим человеком — человеком, с которым я еще не знакома».
«Тебя радует такая перемена?»
«Не знаю. Ты думаешь, я должна радоваться?»
«Конечно. Теперь ты выглядишь нормально — почти нормально. В любом городе никто не обратил бы на тебя внимания — то есть обратил бы, но только для того, чтобы полюбоваться».
Лайла пожала плечами: «Мне приказали измениться. Я боялась, что буду выглядеть нелепо, безвкусно, вульгарно».
«Твои опасения были напрасны».
«Ты знаешь, зачем я здесь?»
«Догадываюсь».
«Я смущаюсь».
Глоуэн не сдержал короткий смешок: «Смущение — роскошь,
которую я теперь не могу себе позволить. Я забыл, что такое смущение».Лайла встревожилась: «Не нужно об этом думать. Мы обязаны делать то, что от нас требуется. Поэтому я пришла».
Глоуэн взял ее за руки: «Надо полагать, Мьютис подглядывает».
«Нет. Стены сплошные, каменные. Здесь подглядеть невозможно».
«Рад слышать. Хотя бы этого развлечения я им не доставлю. Что ж, приступим, раз нет другого выхода».
Глоуэн подвел ее к койке. Лайла уперлась: «Мне кажется, я боюсь».
«Бояться нечего. Расслабься, вот и все».
Лайла последовала совету Глоуэна, и процесс закончился без непредвиденных событий. Глоуэн спросил: «А теперь какого ты мнения о Двойственности?»
Лайла прижалась к нему как можно теснее: «Не знаю, как объяснить. Мне, наверное, приходят в голову неправильные мысли».
«Какие?»
«Я не хочу делить тебя с другими».
«С другими? Сколько их, других?»
«Примерно дюжина. Если сегодня все получилось правильно, завтра к тебе придет Заа».
«Ты должна перед ней отчитаться?»
«Само собой. Она ждет меня в управлении».
«И ты снова ей скажешь, что я сексуальный маньяк?»
Лайла недоумевала: «Я ничего такого ей не говорила».
«Ты не возмущалась моими эротическими намеками и не дрожала, испуганная моими наглыми предложениями?»
«Конечно, нет! Даже если ты намекал на что-нибудь, я ничего не заметила».
«Почему же Заа уверяла меня, что я вел себя, как похотливый мерзавец?»
Лайла задумалась: «Наверное, она неправильно меня поняла. А может быть, она...» Лайла наклонила голову и шепнула Глоуэну на ухо: «...ревнует».
«Но сегодня ей пришлось справиться со своими чувствами».
«По необходимости. Я первая потому, что она хотела проверить, функционируешь ли ты надлежащим образом».
«И она собирается снова запереть меня в гробнице?»
«Не думаю — по крайней мере, пока ты хорошо выполняешь свои обязанности. А если ты не будешь их выполнять, Мьютис задушит тебя веревкой».
«В таком случае — не попробовать ли нам еще раз?»
«Если тебе так хочется».
Наконец Лайла покинула келью. Глоуэн подождал пять минут, после чего подошел к двери и попробовал ее толкнуть. Замок был закрыт.
Время настало. Одевшись в свой старый костюм, Глоуэн лег на койку.
Прошел час. Глоуэн подошел к двери и прижался к ней ухом. Ничего не услышав, он сразу, с лихорадочным сосредоточением приступил к делу.
Койка была собрана из деревянных компонентов, которые можно было легко внести или вынести по отдельности через узкую дверь. Матрас опирался на веревочную сетку. Глоуэн отделил сетку от рамы. Теперь в его распоряжении были крепкие боковые брусья.
Глоуэн придал койке примерно первоначальный вид — на тот случай, если кто-нибудь заглянет в келью. После этого он стал носить в туалетную каморку, одну за другой, шесть простыней, украденных из кладовой, и там разрывал их на полосы шириной сантиметров пятнадцать. Связав все полосы, он изготовил веревку длиной сорок метров — по его расчетам, этого должно было хватить.