Хроники Кадуола
Шрифт:
Глоуэн спросил: «А как насчет Селиуса? Он тоже капитан?»
«Капитан. Почему вас интересуют эти люди?»
«Давным-давно, когда я был ребенком, они работали на станции Араминта».
«О! С тех пор много воды утекло».
«Да, это правда».
Йип поколебался, но в конце концов спросил: «Куда вы нас везете?»
«На станцию Араминта».
«Нас убьют?»
Глоуэн рассмеялся: «Только в том случае, если вы совершили тяжкое преступление».
Йип задумался: «Сомневаюсь, что у вас есть достаточные доказательства».
«Тогда, скорее всего, вас не убьют».
4
Покинув
Симонетта не теряла ни секунды. Она знала, кто был ее главный враг — по сути дела, она это знала уже давно. Она медлила, надеясь на то, что проблема решится сама собой; но это не произошло, и теперь больше нельзя было ждать. Оказавшись в своих апартаментах, Симонетта со стоном села за стол — но теперь каждый синяк, каждое растянутое сухожилие почти доставляли ей удовольствие, ибо предвещали то, что должно было быть и свершится.
Прикоснувшись к кнопке, Симонетта наклонилась к микрофону и дала указания, четко выговаривая слова. В ответ на запрос о подтверждении приказа она повторила его и получила встречное подтверждение.
Больше ничего не оставалось делать. Гримасничая от боли, Симонетта скинула с себя одежду, приняла ванну и умастила синяки болеутоляющим составом, после чего полакомилась расстегаем с устрицами и пареной икрой угря в сладком соусе.
Тем временем из гавани выплыла большая рыбацкая лодка, ни команда, ни оборудование которой не вызвали никаких подозрений на борту наблюдательного корабля, парившего над атоллом.
Рыбацкая лодка безмятежно скользила по волнам на юг, пока не оказалась за пределами дальности действия радара, после чего открылась палуба, и из чрева лодки в небо поднялся автолет. Он быстро направился на юг и летел всю ночь. Когда Лорка и Синг взошли над горизонтом, озарив море бледно-розовым заревом ложного рассвета, воздушный аппарат уже находился на широте мыса Фарэй, что на северной оконечности Троя.
Внизу проплывали горы и горные луга, утесы и ущелья южного континента. Наконец автолет, теперь на бреющем полете, залетел в гигантский разрез между горами с языком бушующей серо-зеленой воды на дне: фьорд Стромы.
Машина приземлилась на самом краю утеса. Из нее выпрыгнули пять йипов, каждый с большим рюкзаком. Надев рюкзаки и сгорбившись под их весом, йипы побежали к верхним площадкам подъемников. Добежав до шахты подъемника, каждый йип снял рюкзак, установил на краю шахты небольшой кабестан, закрепил карабин троса на рюкзаке и стал опускать рюкзак в шахту, плавно разматывая трос.
Вскоре на дне каждой шахты лежал большой рюкзак. По сигналу йипы замкнули контакты схем, отсчитывавших время перед подачей командного импульса, и побежали к своему летательному аппарату. Из ближайшего склада вышел человек, заметивший йипов. Он закричал, приказывая им остановиться, но йипы даже не оглянулись.
Из глубины шахт донесся грохот пяти одновременных мощных взрывов. Утес вздрогнул; параллельно краю обрыва пробежала трещина. Человек, стоявший на другом берегу фьорда, увидел бы, как гигантская скальная плита медленно отделилась от основы утеса и безмятежно, как во сне, скользнула вниз, обрушившись на дно фьорда с высоты почти трехсот метров. Там, где ярус за ярусом теснились высокие узкие дома Стромы, первые лучи восходящего солнца озарили свежий шрам на лице утеса.
Стромы больше не было. Она пропала — так, будто этот городок никогда
не существовал. И те ее жители, которые еще не переехали на станцию Араминта, лежали, мертвые, под толщей скальной породы на дне фьорда.Сверху, на краю обрыва, стоял человек, вышедший из склада, и смотрел вниз, не веря своим глазам — туда, где был его старый дом, где спали его жена и трое детей, где мирно ждали его возвращения уютное кресло и стол, доставшиеся от далеких предков. Их не было. Так скоро? Да, он едва успел повернуть голову! Человек взглянул на север — автолет йипов уже превратился в точку над горизонтом. Человек бегом вернулся на склад и включил телефон.
В пятнадцати километрах к югу от фьорда замаскированный ангар занимал поляну, расчищенную в густой чаще леса. Покинув остров Турбен, делегация «жмотов» прилетела к этому ангару. К тому времени было уже поздно, у госпожи Вержанс болело все, что могло болеть, и они решили переночевать в ангаре, чтобы вернуться в Строму наутро.
На звонок ответил Джулиан Бохост. Выслушав лихорадочное сообщение, он недоуменно повторил его вслух — все присутствующие узнали, что произошло.
Сначала они отказывались поверить, заявляя, что это фантазия, галлюцинация, бред. Затем, забравшись в автолет, они поспешили туда, где был древний городок их предков, и лишились дара речи, шокированные предельной простотой катастрофы и ее не поддающимися воображению масштабами.
Джулиан глухо произнес: «Если бы мы не остались в ангаре, мы погибли бы вместе со всеми!»
«Она этого и хотела, — отозвался Роби Мэйвил. — Никто и никогда еще не совершал более гнусного преступления!»
Они вернулись в ангар. Срывающимся голосом Клайти Вержанс сказала: «Теперь необходимо провести совещание, чтобы...»
Кервин Монстик, руководитель «бригады особого назначения» партии ЖМО, грубо оборвал ее: «Какие еще совещания? Мой дом, моя семья, мои маленькие дети — все, что у меня было — все исчезло во мгновение ока! Боевым машинам приготовиться к вылету! Пусть эта дьяволица подавится огненным смерчем!»
Никто не возражал. Два тяжело вооруженных автолета поднялись в воздух и направились на юг. Первым свидетельством их прибытия в пункт назначения стало попадание фугасной ракеты во дворец Титуса Помпо рядом с отелем «Аркадия». Титус Помпо, урожденный Титус Зигони, даже не успел проснуться. Другая ракета уничтожила собственно отель; над гаванью Йиптона взметнулся высокий язык огня. Автолеты суетились над атоллом, причиняя беспорядочные разрушения и оставляя за собой полосы ревущего пламени и облака удушливого черного дыма, поднимавшиеся огромными клубами и растекавшиеся по ветру подобно вязкой жидкости.
В сооружениях из бамбука, тростника и пальмовых листьев раздавались вопли отчаяния и ужаса. Каналы тут же заполнились баржами и лодками, натыкающимися одна на другую в тщетных попытках пробиться к открытому морю. Некоторым это удалось; другие, почувствовав невыносимый жар окружившего их ада, прыгали в воду, надеясь на спасение вплавь. У причалов рыбацкие лодки тонули, переполненные толпой истерически кричащих мужчин и женщин. Лучшие лодки присвоили умпы, застрелившие владельцев или сбросившие их за борт. Пламя бушевало, выбрасывая сполохи высоко в небо; ядовитый черный дым вздымался, как грязь, взбаламученная в воде, свертывался шевелящимися валами и смещался, гонимый ветром, в сторону от атолла. Лодки, кишащие выжившими йипами, отплывали от ярко горящего города; те, кому не хватило места в лодках, погибали, задыхаясь в дыму, или бросались в море в надежде схватиться за какой-нибудь плавучий обломок.