Хроники Навь-Города

Ладно паладин, он существо земное. А Небесы? До каких степеней развилась способность ареактивного перемещения у них? И ведь ничего не показывают, не демонстрируют. Скрывают? Не хотят расстраивать?

Мысли в голове так и роились. Параллельные процессы, способность обрабатывать несколько событий одновременно. Интересно, четвёртое измерение влияет или просто мнится, как пьяному мнится, будто он достиг полной гармонии с миром. Вот и у него — опьянение Пространством.

А спьяну чего только не померещится.

Он успел собраться, посерьёзнеть, как и полагается рыцарю на дипломатической работе, и паладин врасплох его не застал. Прикоснувшись шлемом к шлему, паладин сказал:

— Я не заметил никаких следов доктора Гэрарда.

Фомин не нашёл что ответить. Какие следы? Но паладин тут же пояснил:

— Если бы кто-то несанкционированно прошёл через оболочку каравеллы, непременно остались бы следы. Изнутри их отыскать сложно, зато снаружи легко.

— И вы ничего не нашли?

— И я ничего не нашёл. Никто не покидал каравеллу во время плавания. Никто, и ничто.

Это он насчёт головы, сообразил Фомин.

— А снаружи?

— И снаружи в каравеллу никто не проникал.

Паладин подождал, но Фомину говорить было совершенно нечего. Для предположений нужна твёрдая почва под ногами. Или хотя бы палуба каравеллы.

— Возвращаемся? — сказал паладин.

Оставалось только соглашаться.

Фомин дёрнул за фал и поплыл к каравелле. Вот так, безо всяких четырёхмерных трюков, передвигаются в пространстве наши родные космонавты.

Плыл он побыстрее паладина и очень удачно успел развернуться ногами вперёд. А то бы лбом, по борту — бом!

Поверхность каравеллы тёмная, почти угольная. Никаких следов прилипал.

Фомин вспомнил, как были удивлены первооткрыватели косможизни, обнаружив на вернувшемся с Меркурия аппарате колонию премилых плазмоидов. Но то у Меркурия, здесь же им энергии маловато.

Паладин стал рядом. Взял Фомина за руку и начал открывать борт.

Словно круги от брошенного в пруд камня пробежали по борту каравеллы — и вот они уже внутри, в тамбуре.

Обшивка так же нечувствительно затянулась. Вот мы и дома.

Спустя несколько мгновений показался Сойер. Он почтительно стал помогать рыцарям разоблачаться.

Долой шлем, долой нагрудник, сапоги. Вакуумскафандр на «Королёве» снимался куда дольше. Правда, и слуги при вакуумскафандре не было предусмотрено.

Они прошли в кают-компанию, где Гар-Ра только и ждал, чтобы наполнить чарки аквавитом. Тут же показался и хранитель Туглон:

— С благополучным возвращением на палубу каравеллы! Рад, что опасности пустоты миновали вас!

Аквавит сейчас, после Пространства, казался обыкновенной водичкой.

— Признаюсь, взволнован. — Аквавит нежданно ударил паладину Ортенборгу в голову. — Всё-таки первая вылазка. Конечно, я был совершенно уверен в том, что в случае опасности наш многоопытный доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин предпримет всё необходимое, но всё же… Бездна!

Фомин машинально кивнул стюарду. Заявление паладина ошеломило: это его первый выход? И Ортенборг надеялся на Фомина? Да уж…

Конечно, он провёл в Пространстве много, слишком много времени. В межпланетных полётах порой и случалось выходить за борт, но на «Королёве», к счастью, подобное не понадобилось. Выход за борт на корабле, летящем с субсветовой скоростью (той ещё, Межпотопной, триста тысяч парижских километров в секунду), — слишком рискованный кунштюк. Каждый ион — что пуля-дура. Частица пролетела, и ага… Частица пролетела, и товарищ мой упал…

Он даже запел эту песню по-русски — но тихонько, про себя, никто и не услышал. Тем временем паладин рассказывал то, что видел, а видеть он успел куда больше Фомина. И строй из трёх кораблей сопровождения Небесов, и состояние обшивки каравеллы, и вид Земли с пробуждающимися вулканами в области Аляско-Камчатского массива.

То есть Фомин всё это видел, но видел частным порядком, а паладин докладывал, и доклад его войдёт в историю Навь-Города. Первые межпланетные полёты придают каждому слову особую значимость, вескость. Всё внове, всё интересно — от поведения жидкости в бутылке при невесомости (какая бутылка? какая жидкость? кто разрешил брать коньяк в полёт? и главное, почему провели эксперимент без меня? ах, есть вторая бутылка? тридцать лет выдержки? тогда ставлю контрольный опыт…) –до серебристых облаков.

Сейчас навьгородцы переживают космическое детство. Или, быть может, впадают в него.

— Мы достаточно отдалились от Земли, притяжение составляет одну тридцатую земного. Становится неудобно. Полагаю, пора установить своё притяжение. — Паладин Ортенборг вопросительно посмотрел на Фомина. Вот теперь он ещё и специалист по космоплаванию.

— Я целиком поддерживаю ваше решение, — ответил Фомин искренне.

Паладин что-то прошептал в переговорную трубку, и Фомин почувствовал, что к нему вернулся вес. Не земной, скорее марсианский, но тем приятнее.

Вот тебе и детство космическое — искусственная гравитация на корабле штука совсем непростая. И это безо всяких кручений юлой. Потянул рычажок, и пожалуйста, комфортные условия. А то действительно, скоро и хухриклозетом пользоваться стало бы проблематично. Теперь-то порядок, и потому можно в еде себя не ограничивать.

Но он всё-таки ограничил.

За обедом они говорили о делах посторонних, о перспективах разведения драконов в питомнике, о проблеме лесовиков, о патрулировании границы измерения Зет на случай новой попытки массового проникновения в наш мир.

Не касались главного — итогов выхода рыцарей наружу. О том, что голова бедного доктора Гэрарда по-прежнему где-то внутри каравеллы. Невольно почудился дух тлена из вентиляционного отверстия — именно почудился, воздух в кают-компании был вполне свежим.

Но и паладин, и даже хранитель Туглон на мгновение тоже будто учуяли запах мертвечины — побледнели (насколько навьгородцы, бледнокожие по природе, умеют бледнеть), притихли, бисеринки пота выступили на висках и лбу. Но тут же с удвоенной, утроенной энергией принялись за жаркое, аквавит, десерт, стали вспоминать славные дни и предвкушать дни грядущие, словом, давали понять и Фомину, и, кажется, прежде всего себе, что дела идут очень даже недурно.

Фомин, разумеется, не отставал и в конце концов перепил всех — когда паладина и хранителя унесли на руках Гар-Ра с Сойером, он отправился в свой покой на собственных ногах. Всё-таки старая школа.

И прежде чем уснуть, он успел подумать: неладно что-то на каравелле, ох неладно. Но вряд ли хранитель и паладин поделятся с ним своими страхами. Нужно попробовать найти звено послабее. Например, официального друга Крепости Кор магистра Хаммеля.

Из посольских запасов он достал бутыль хрусталина (верно, и паладин с хранителем делают то же, он не очень-то поверил в то, что навьгородцы напились до положения риз, скорее притворились), выпил рюмочку и лёг отдохнуть.