Хроники Обетованного. Осиновая корона

– Что именно? Он оставил много всего.

– То, что относится к морю и кораблям, - Лис расстегнул чехол, и показался светло-коричневый, по-лебединому изящный бок лиры.
– А ещё - к вызову русалок. Золото боуги, я полагаю.

Боуги? Боуги - в Ти'арге?!

Боль в затылке усилилась, прокладывая путь в макушку и шею.

– Да уж, полезная штука... По собственному опыту знаю, - не то печально, не то гордо отметил кто-то за спиной Шун-Ди. Тот вскочил, едва не доломав скрипучий стул. Уна тоже медленно поднялась; разговоры за столами стихли.

Перед ними стоял невысокий человек - пониже Шун-Ди; моложавый, но с морщинками в углах тёмных глаз и с грустными складками у рта. Что-то несообразное, кривоватое было в его чертах; на скулах бледнели следы от пятен, смутно напоминающих веснушки. Зато плащ и бархатную куртку украшала роскошная вышивка золотой нитью, а на шее покачивалась толстая - тоже золотая - цепь с медальоном.

Он так бесстрашен, что напоказ носит золото в дороге?

Раздался скрип стульев, и четверо воинов, бросив игру и выпивку, вальяжно обступили незнакомца. Они замерли, ожидая приказаний; один, со шрамом на лбу, поигрывал изогнутым кинжалом. Шун-Ди нервно сглотнул слюну. Его люди - что ж, это объясняет любое бесстрашие...

– Что-нибудь не так, милорд?
– елейно пропел хозяин, сразу очутившись между их столом и человеком в плаще.
– Вас не устроило обслуживание? Одно Ваше слово - и любой из слуг будет наказан за нерасторопность...

– Всё в порядке, спасибо, - человек любезно улыбнулся.
– Я увидел знакомую, которую искал, вот и всё. Добрый вечер, леди Уна.

И он поклонился даме - глубоко, с прижатой к груди рукой, как...

Как принято при дворе в Дорелии.

– Добрый вечер, лорд Ривэн, - хрипло сказала Уна. Шун-Ди, пожалуй, ни разу не видел её такой - радостной и виноватой одновременно.

ГЛАВА XXV

Ти ' арг . Академия

– Ты зачастил ко мне, господин наместник.

Наместник Велдакир отдёрнул руку от двери, будто обжегшись. Он до сих пор не привык к тому, что Тэска любого определяет по звуку шагов. Интересно, слышит ли оборотень, как он скрипит пером в своём кабинете, перебирает флаконы в приёмной или шепчется со змеями в лаборатории?

Или как ворочается ночами, стискивая зубы от боли в боку?..

Впрочем, помимо уровня шума, Двуликому не на что жаловаться. Не всех послов и не всех знатных гостей (которых с годами наместник принимал всё реже) размещали в резиденции с такими удобством и роскошью.

Стены в этом крыле резиденции покрывали деревянные панели с тонкой резьбой - подарок короля Хавальда. Ничего удивительного: альсунгские мастера славятся резьбой по дереву, и Ледяной Чертог - жемчужина их трудов. Оказываясь там, наместник всякий раз поражался лестницам и залам, аркам и перекрытиям из кедра, ясеня или смолистой, пахучей сосны. Весьма полезно для здоровья (может, поэтому альсунгцы в среднем куда крепче южан?), но Велдакиру это не слишком нравилось: он уютнее чувствовал себя среди городских камней.

В нескольких шагах от наместника, на стене напротив, висела картина кезоррианского художника - схватка круторогих оленей. Сбоку от рамы, конечно, складками свисало бело-голубое знамя Альсунга с серебристым драконом - в резиденции такие были повсюду; куда же без вечного соседства искусства и политики... Судя по густоте чащи, вдохновлялся художник лесами Ти'арга, Дорелии или, в крайнем случае, холмистого Феорна. В молодости наместнику довелось повидать кипарисовые и оливковые рощи Кезорре; правда, он не был на севере этой страны, в верховьях Красной реки, но сомневался, что и там можно найти столь густые, тенистые заросли. Олени стояли на фоне моря зелёных мазков, упираясь в мох копытами на точёных ногах и угрожающе склонив головы. Их рога плотно переплелись. Художнику удалось передать и давление изящных черепов друг на друга, и напряжённые в борьбе мышцы животных: казалось, от рогов скоро посыплются искры.

Есть нечто кровожадное в том, что рядом с такой картиной поселился оборотень. Снежный барс. Всего раз Тэска принимал при наместнике звериный облик - но этого хватит надолго, очень надолго. Велдакир сникал и слабел, вспоминая густой мех в чёрных пятнах, и клыки, и тяжёлую мягкую поступь.

И глаза.

Приказать перевесить картину?..

Наместник потёр костяшкой пальца занывший лоб. Почему он так долго стоит здесь, в коридоре, и боится войти - кстати, не впервые? Почему тянет время?

Наверное, потому, что в комнате за дверью - сгусток темноты, холодного дикого колдовства. Не пациент и не тот, кого следует с умом использовать.

Совсем наоборот. Тот, от чьего присутствия каждая жилка вытягивается струной, а древнее человечье чутьё подсказывает: бежать. Нестись прочь, подворачивая ноги, перескакивая через препятствия, до надсадного колотья в сердце. Бежать, чего бы это ни стоило, так быстро, как только сумеешь. Ибо угроза - страшнее и больше, чем враги-люди, король Хавальд или старая хворь внутри.

Страшнее и больше смерти. Смерть естественна; наместник в разных видах насмотрелся на неё. Закончив Академию, он лечил больных, которые метались в жару; кожу которых покрывали язвы и гноящиеся болячки; сердца которых временами слабели, отказываясь стучать. Готовил травяные настойки, зелья и мази для старух с рассыпающимися костями, и для слепнущих стариков, и для девушек с нарушенным лунным циклом, и для кашляющих кровью портовых грузчиков из Хаэдрана. Потом он работал с королём Тоальвом, перечень болезней которого (без учёта обездвиженных ног) не умещался на одном листе бумаги. Потом, в сражениях Великой войны, зашил и обработал сотни ран - и сам не знал, сколько раз накладывал шины на сломанные руки и ноги, вправлял вывихи, исцелял ожоги от кипящего масла, подожжённых стрел и заклятий магов...

Наместник видел смерть и не боялся её. Он знал, что ему самому - при удачном стечении обстоятельств - осталось едва ли больше нескольких лет, и не бился из-за этого в панике.

Но Тэска не просто его пугал. Он словно сам был его страхом - явившимся под старость, впервые воплотившимся. Нечеловечески красивый юноша, который дерётся как зверь и любит наблюдать за людьми.

Которого невозможно понять. Тело и ум которого устроены не так, как у всех, с кем имел дело наместник.

Это по-прежнему не укладывалось - не могло уложиться - у него в голове.

Наместник Велдакир вздохнул и нажал на дверную ручку. Нужно напомнить себе, зачем он сюда пришёл.

По делу. Разумеется, только по делу. Обсудить гибель Нивгорта Элготи, больше ничего.

Дверь подалась легко: недавно наместник велел слугам смазать здесь петли, чтобы Тэску не раздражал скрип. Оборотень сидел с книгой в глубоком кресле у окна - таком глубоком, что его тонкая фигура тонула в полумраке. Вытянутые босые ноги покоились на столе, где уже выросла немаленькая стопа книг и свитков. Впрочем, всё это было аккуратно сложено; да и в целом в комнате царила идеальная, медицинская чистота.