Хроники Обетованного. Осиновая корона

Приходится? Или она сама каждый раз делает этот выбор?..

Будто кто-то бросает игральные кости - или вертит монетку, поставив её ребром. Шун-Ди, верящий в Прародителя, сказал бы, что это судьба; мать или тётя Алисия - что четвёрка богов. Индрис стала бы вновь рассказывать ей о Цитаделях Порядка и Хаоса, о их вечной войне за первенство в неисчислимых мирах Мироздания. Лис... Лис, пожалуй, ухмыльнулся бы и отшутился; с ним невозможно вести серьёзные дискуссии, если он сам не настроен на них.

А сама Уна пока не знала, во что ей верить.

Или, наоборот, уже не знала.

Она вздохнула, убрала прядь волос с лица (ветер дул с моря, обдавая её солью и вонью рыбы: многие рыбаки из деревушек возле Хаэдрана оставляли свои лодки и сети тут же, в бухточке у скал, окаймлявших гавань) и продолжила следить за конфликтом чаек. Их жадность и скверный характер ничем не отличались от вороньих черт, а белые перья вблизи оказались грязными. Уна разочаровалась. Издали чайки красивы - только издали, желательно в небе или над стенами Хаэдрана, над утёсами вокруг... Она плотнее запахнула плащ. В детстве, во время первой поездки в Хаэдран, её восхитило обилие чаек - вместо ворон, сорок и неопрятных городских голубей Академии или Веентона. Весело было кормить их хлебом и сухарями; дядя Горо, помнится, специально для этого заходил в пекарню в южном квартале.

Дядя Горо был добрым. Удивительно добрым... Может быть, даже добрее тёти Алисии, хоть это и сложно вообразить.

Теперь Уна понимала, что никогда не заслуживала такой доброты.

После галер из Минши, днём, в порт то и дело входили альсунгские суда (Уна насчитала шесть кораблей). Торговцы, двуры в кольчугах и шлемах, простые воины... Кучка людей (неясно - слуг или рабов) отволокла в город завёрнутую в ткань, перетянутую верёвками статую. Уна стояла близко, в толпе, и различила грубые контуры; наверное, статую высекли с помощью небольших топориков, а не заботливо сотворили резцом.

– Опять их треклятые северные боги, - просипела какая-то старуха за спиной Уны.
– Не доведут они нас до добра. Ох, не доведут... С тех пор, как король прислал в город изваяние Дхасса, штормы стали вдвое чаще. До Великой войны нами правил Торговец и четверо древних богов - вот славное было житьё!..

Ей кто-то ответил, но Уна уже не прислушивалась. Она отыскала себе тихое место - за ящиками и сетями, на восточной окраине пирса - и расстелила на дощатом настиле походный тюфяк Шун-Ди. Тот всюду возил его с собой, свернув валиком. С рассветом Шун-Ди покинул их гостиницу, увязавшись за Лисом: тот таинственно (разумеется) удалился в город - уладить какие-то "последние дела".

Их отплытие должно было состояться ровно в полночь - когда луна займёт нужное место на небосклоне. Так объяснил хозяин "Зелёной шляпы", вручая Лису кошель цвета весенней травы. Лорд Ривэн добавил, что "всё сделать" желательно не в самом порту, людном и после заката, а поблизости - например, в Бухте Лезвия; но хозяин, улыбаясь, покопался в своём сундуке и достал крошечный, перевязанный чёрной ниткой мешочек. Его вязью обегала надпись на миншийском. "Воздушный порошок..." - неодобрительно пробормотал Шун-Ди. Лис гаденько хмыкнул: "Что, знакомое средство, Шун-Ди-Го Благочестивый? Вспомнил бедного стражника из Дома Солнца?" Шун-Ди отвернулся. Уна, как всегда, ничего не поняла в их стычке - и, как всегда, ощутила усталое раздражение. "Щепотку в лицо - и никаких лишних свидетелей, - заверил хозяин.
– К нему добавлен тёртый корень акации, то есть обеспечена вдобавок потеря или искажение памяти о нескольких часах. Незачем вам бродить по предместьям: там полно северян и солдат наместника. Всё из-за убийств альсунгцев... В Бухте Лезвия, боюсь, сейчас тоже небезопасно".

Уне не хотелось дожидаться полуночи ни в пыльной гостиничной комнате, ни в общем зале - под двусмысленными взглядами людей лорда Ривэна. Поэтому утром она ушла в порт одна: посмотреть на море, на приезжих и хаэдранцев. Может, выпал бы шанс немного отвлечься, заглядевшись на какой-нибудь редкий товар из Минши или Кезорре (например, книги), - но не повезло. Только ругань, толкотня, вонь пота и рыбы - и вездесущие чайки.

На секунду Уна закрыла глаза. Тень утёса нависала над ней; море равномерно шумело под серым небом в робких проблесках голубизны. Она обняла колени под плащом и улыбнулась: хорошо было, когда дядя Горо привозил ей отсюда странные ракушки... Ей нравилось водить по их изгибам, сочиняя не менее странные истории - в том числе до того, как появились первые сны и видения Дара.

Тёплая волна прошлась по телу, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев. Здесь её никто не видит - соблазн снова слишком велик. Уна прошептала заклятие, начертила в воздухе нужное сочетание знаков и мысленно устремилась к своему зеркалу.

Чернота, чернота - полночь, вороны над полем в Волчьей Пустоши, фамильный цвет волос Тоури, чернила и подвалы Кинбралана... Терновые шипы.

Когда Уна открыла глаза, три пера у ближайшей чайки были совершенно чёрными. Чёрными, будто кто-то из хаэдранских мальчишек-хулиганов вымазал птицу сажей.

– Рискованно, леди Уна, - мягко пожурил лорд Ривэн, остановившись в паре шагов от её тюфяка.
– Вы всё ещё на земле, где магия под запретом.

Уна взмахом руки прогнала чайку, подняла голову и подвинулась, освобождая место. Определённо нет смысла вставать и кланяться - равно как и изображать дорелийские реверансы. Не в тех они сейчас обстоятельствах; да и припозднившийся грузчик с флягой эля, ошивающийся неподалёку, сильно бы удивился.

– Простите за неосторожность, - просто сказала она.

Неосторожность можно не отрицать. И, тем не менее, у лорда Ривэна есть важное достоинство: рядом с ним она не чувствует себя наивной дурочкой, как рядом с большинством лордов-ти'аргцев старше себя.

Или как рядом с матерью. Или с Лисом.

Лорд, крякнув, опустился на тюфяк возле Уны и вытянул ноги. Его, казалось, совсем не заботило, что илистая галька теперь в опасном соседстве с его бриджами из дорогой ткани и сапогами, начищенными до блеска.

– Вы говорите это лорду Заэру, который лично приехал в Альсунг, - он хмыкнул.
– Передо мной, вроде как, кощунственно извиняться за неосторожность.

Вроде как... Ещё одно словечко простолюдина в речи лорда Ривэна. Уна не впервые задумалась об его прошлом. Мать, бережно хранившая сплетни о знатных особах - все, до которых могла дотянуться, и из всех королевств, - по пути в Дорелию рассказывала ей, что лорд Дагал официально признал незаконнорождённого Ривэна своим племянником и наследником, когда тот был уже взрослым. А раньше? В какой семье он рос, что делал, чему учился?

Ветер шевелил и без того растрёпанные волосы лорда. Он почесал нос и усмехнулся.

– Вообще-то я понимаю. Вы, возможно, последний день на этом материке - на какое-то время, по крайней мере... Имеете право на шалости.

Уна высмотрела над морем "свою" чайку. Та кружила среди товарок, не стесняясь чёрного пятна на боку.

– На шалости. Точно, - она откашлялась.
– Мне просто нечем заняться.

– Ну, до заката ещё пара часов, - лорд повернулся к ней. Его кривоватые черты, как всегда, излучали беззаботность и уверенность - только при взгляде в глаза можно было засомневаться.
– А там и до полуночи недалеко. Дождётесь.