Хроники Ордена Церберов
Шрифт:
— Та нешто мы не понимаем? И молодых учить нужно, и дорогу чистить…
Но тушу твари, размером чуть по крупнее рыси, в уплату за неудобства все же принял.
Я-то сперва радовалась, исправно носилась вдоль обоза, высунув язык от старания, что твой сторожевой пес.
Потом в головушку закрались подозрения: а чего это он вдруг так переменился? От той полянки у болота подобрел, что ли?
Так навряд ли ему “полянок” не хватало, как я в Кремос приехала, у него как раз “полянка” была — не должен был бы прям так уж оголодать…
Может, внимание отвлекает? Вот я успокоюсь,
Тут-то я и задумалась: а что — как? По всему выходило — ничего. Не станет он, пока мы с обозом идем, мне пакости делать… Да и все равно, где в следующий раз Солнышко взбрыкнет, мне не угадать, а над каждым его чихом думать, не злой ли это умысел против меня... Пусть лошадь думает, у нее голова большая. Пока не дурит — надо пользоваться. А как взбрыкнет — тогда и у мной ответ не задержится.
С этой мыслью я и погнала маету прочь.
Привалом встали незадолго до сумерек — и Камень, не вмешиваясь, наблюдал, как я обхожу кругом выбранное для ночлега место, оглядывая кусты, траву и деревья сквозь зелень заклинаний, проверяя на приметы присутствия чудовищ. Ничего не сказал. Пусть и не похвалил — но и огрехов, в которые меня стоило бы носом ткнуть, не нашел.
Ночь пришла ясная, звезд высыпало щедро.
Камень опять великодушно уступил мне первый черед, и я уселась на бревно у костра. Повозилась, мостя зад, выбирая положение, в котором телу будет удобно. И, примерившись, так поймала взглядом огонь, будто смотрю и на него — и, одновременно, сквозь. Зрение рассеялось, расплылось.
Теперь я видела и танцующее пламя в костре, и охранников, треплющихся неподалеку, и поставленные в круг телеги, под которыми спали возницы...
Потянулась к дару — и толкнула его из себя вместе с выдохом.
Зеленая дымка послушно растеклась, затопив поляну, поляну, людей, кусты близ поляны и деревья — и вернулась ко мне со вздохом.
Я недаром чуть ли не носом перепахала место стоянки вечером — вернувшийся поиск не принес дурных вестей.
Подперев руками подбородок поудобнее, я настроилась на долгое удержание поиска: вдох — выдох. Вдох — выдох…
И сила послушно следовала за дыханием: ко мне — от меня. Ко мне — от меня…
И текла ровно, плавно…
До тех пор, пока меня не коснулось хорошо знакомое ощущение чужого внимания.
Вот что тебе надо от меня, а?
Эти несказанные слова тут же потонули в ворохе других слов, бранных, но тоже не сказанных вслух. чтобы не всполошить охрану, когда знакомец подхватил мое заклинание, и понес, понес его, вытягивая лучом, куда-то дальше, туда, куда мне бы ни за что не дотянуться своей силой!
Выходя за пределы моих возможностей.
Моих телесных возможностей.
Я сопротивлялась: пыталась подчинить себе дар, оборвать заклинание, вынырнуть из плена… Я дралась, как зверь!
Я билась, как рыба: немая и бессильная против “лески” поймавшего меня рыбака.
В ушах шумела кровь, стучали в висках незримые молоточки, предупреждая, что пора остановится, что вот-вот подведет, не справится тело. И дыхание стало рваным и частым, и сердце билось о ребра неровно…
И я сражалась, сражалась с неведомым “поводырем”
за свободу, за свою жизнь, за самое себя — и проигрывала сражение.И когда под носом стало горячо и мокро, когда в глазах потемнело, и даже свет костра не пробивался сквозь эту тьму, когда дыхание пресеклось и встало комом в горле, я поняла — всё.
Это конец.
И в тот самый миг, когда я попрощалась с жизнью, всё прекратилось.
Меня отпустили.
Исчезла чужая воля, перехватившая мое заклинание, и давление силы, невозможное и невыносимое для человека, исчезло.
Схлынула боль, ломившая виски, и внутри моей головы снова осталась одна я — образы, схваченные моим-не моим заклинанием больше не теснились в ней, не распирали ее.
Выпрямившись на бревне, я спешила надышаться перед тем, как оборванный поиск хлестнет по мне отдачей — и это будет всем отдача отдача, как бы мозг из ушей не хлестнул! — и готовилась выстоять, да только особо на это не надеясь...
Сила вернулась журчащей речкой, быстрой, говорливой, норовистой — но все же не обезумевшим потоком, собравшим воедино что воду, что землю, что камни.
Кто бы ни влез в мое заклинание только что, он позаботился о том, чтобы меня не перемололо его силой.
Тело слегка клонило в сторону, я выпрямлялась, садилась ровно — но тут же понимала, что меня снова ведет.
Шум в голове сменился звоном, темнота в глазах отступила, но чувствовала я себя… Чувствовала я себя так, будто давешний болотный змей меня все же догнал и проглотил. И соратники меня все же отбили, но до того тварь долго-долго гойсала от них по трясинам, собирая брюхом все камни да коряги.
Что это было? Что это было и какого блазня именно со мной?
Касаясь дара снова, я чувствовала себя… неуверенно. Это чувство было мне внове и оно мне ужасно не нравилось.
Мне было попросту страшно, что этот, непрошенный, может прийти опять и… и второй раз уже не смилостивиться. Не отпустить.
Но это мой дозор. Это моя служба. Я несу ее честно.
Зелень поиска подсветила поляну и лес на полет стрелы вокруг стоянки.
Ни чужих людей, ни тварей. Все чисто. Все хорошо.
А тошнота, что колыхнула внутренности, когда я с выдохом отправила силу в поиск — ерунда, пройдет.
...и прошла.
Правда, когда проснувшийся без посторонней помощи Илиан пришел меня менять, в ушах у меня все еще слегка звенело, да и в ноги слегка подрагивали.
Дойдя до лежака, я с облегчением опустилась на нагретое Камнем место.
Никаких снов! Ведающий Тропы, молю тебя, пускай сегодня — никаких снов!
Уже проваливаясь в сон, чувствуя, как по телу растекается блаженная нега, а в голове вяло толкаются прихваченные во время странного поиска образы, я прикинула: похоже, это я с подачи наблюдателя, аж до Закатного леса дотянулась…
Сны мне не снились.
Благодарю, Ведающий тропы!
Утренние сборы обоза остались позади: спутники нам достались бывалые, деловитые и знающие цену дорожному времени. Потому поднялись еще до света. Обиходили коней, позавтракали, ежась от утреннего тумана — и рассвет встретили уже на ходу.