Хроники отряда Кси. Братство

– Посмотри как следует, терро. Смотри, не отворачивайся.

«Если Мио выдерживал такое, должен выдержать и я». Эта мысль бессильно скатилась по сознанию, будто капля воды по стеклу.

– Не надо!

Непонятная мучителям просьба на родном языке оказалась последней осмысленной фразой. Прут переместился и прижался к коже под ключицей,. Раздалось шипение, в воздухе запахло пригоревшим стейком. Попытка сдержать вопль обернулась лишь прокушенной губой. Шеф Кси кричал, и обморок не приходил бесконечно долго...

– Терро слабые, – сказал Хайт, и Март понял, что сознание вернулось, и он снова понимает сирмийский. – Вкати пленнику укол, Зорак, иначе он быстро умрет, и будет нехорошо.

– У него регенерация что надо... Странно для такой слабой расы.

– Отлично, но не давай терранину отключаться. Пускай полностью расплатится за наших, которые сгорели на орбите Гиркана.

«...Чертов Кай, – думал Март, ощущая как по щекам от боли текут слезы. – Чертов ублюдок Кай со своими нанитами в крови, подарком полубессмертия, ты продлил мне агонию».

Хайт и Зорак продолжали работать, заодно обмениваясь репликами, но Март их не слушал – все звуки вытеснил хруст его собственных костей. От боли тошнило, вокруг шевелилась кровавая мгла.

– Джей! Кай! Помогите, вытащите меня отсюда!!!

– Чего он просит? – поинтересовался Зорак. – Ты включил запись?

– Он не хочет страдать и произносит имена своих друзей-терран. Очень распространенные имена. Они ничего не стоят. Продолжай.

«Боль это еще не все. Оказывается, меня пугают увечья. Даже их машина была лучше». Укол Зорака продолжал действовать, обморок не пришел мгновенно, а словно бы наступил по частям. Сначала исчезли запахи и звуки, потом погасли кровавые пятна, тьма еще некоторое время шевелилась вокруг, но потом исчезла и она.

***

– Не знаю, почему генерал не захотел отдать это барахло зеленокожим, – раздался поблизости голос Хайта. – Союзниками нужны живые инкубаторы.

«Интересно, кто такие зеленокожие?»

Мысли лениво ворочались в голове. Март обнаружил, что снова лежит на циновке в камере, а юный сирмиец в мундире Консеквенсы смотрит на него широко раскрытыми глазами .

– Отойди, Ковал, – буркнул легионер. – Пленник все равно без сознания. И не вздумай самостоятельно трогать этого парня, а то центурион взбесится.

Когда шеф Кси судорожно вздохнул, Хайт придвинулся ближе и коротко хмыкнул.

– Замечательная регенерация. Значит, можно продолжить наказание. Я схожу за Зораком.

Как только легионер исчез за дверью, Ковал вернулся к решетке камеры.

– Здравствуй, парень. – Март попытался сделать приветливое лицо, понял, что во рту не хватает зубов, и все же улыбнулся изуродованными деснами. – Ты можешь дать мне воды?

– Ладно.

Дверь отворилась. Март принял из чужих рук плоскую, уже открытую бутылку, отпил немного, но желудок скрутила судорога.

– Спасибо, Ковал. А теперь скажи – ты можешь меня убить?

– Нет, – сирмиец сделал отрицающий жест.

– Я понял. Тебе запретили.

– Да.

– Ты меня ненавидишь? У тебя кого-то погиб на Гиркане?

– Да!

– Послушай, Ковал... – начал Март, тщательно подбирая слова, которые то и дело ускользали из сознания. – Каждый гирканец – солдат. Мы вместе сражались против них, но каждый – за свои цели. Я просто защищал Землю, как ты защищаешь Сирма. Я понятно говорю?

– Возможно.

– Тогда, пожалуйста, убей меня прямо сейчас. Центурион ни о чем не догадается. Скажешь, что я сам на тебя напал.

Ковал ответить не успел, поблизости уже топали сапоги охраны. Марта вздернули на ноги и поволокли в камеру для допросов. «Дорога в ад, – не без иронии подумал он. – Хорошо бы потом очнуться в раю, почувствовать руки друзей, понять, что смерть штука не окончательная...».

Зашипели пневматические двери. Накатила знакомая тошнота. Под босые ноги попал все тот же кровосток.

* * *

Сколько времени прошло? Неделя или две? Март попробовал привстать, но сумел лишь пошевелить пальцами. Потеря чувствительности была признаком скорой смерти. Ужас, который прежде дополнял чисто физические мучения, теперь исчез, но мысли окончательно перепутались, лампа превратилась в солнце, которое медленно опускалось за линию горизонта. Горячка то опаляла воображаемым зноем, то обдавала стужей и ветром с ледника. Картины миров, в которых за свою не слишком долгую жизнь успел побывать шеф Кси, перемешались в один причудливый бред. «Бог, если ты есть, сделай так, чтобы я умер прямо сейчас».

В знойном мареве появился просвет.

– Вставай, терро – произнес чужой голос, на этот раз совершенно незнакомый.

– Не могу, – прошептал Март на сирмийском, а потом его в который раз грубо подняли и потащили, но не к пыточной, а в другую сторону.

«Кошкоглазые садисты не напрягаются меня нести», – подумал он, задевая истерзанным телом то косяки, то пороги, то двери лифтов, а потом закрыл глаза и попытался представить лицо Тины, но эта картина так больно царапнула душу, что Март снова разлепил веки, опасаясь заплакать. «Такой радости я им не доставлю».

– Прибыли, – сообщил один из конвоиров, и шефа Кси швырнули на землю.

Он попытался хотя привстать, и это, как ни странно, удалось. Мрачные интерьеры подземелья исчезли. Над головой едва теплился почти настоящий рассвет, круглый двор под куполом огораживала длинная глухая стена.

– Поставь терранина в нишу для расстрела, – раздался голос пониже и погрубее.

– Есть!

На этот раз Мартин Рей удержался в вертикальном положении, и прижался спиной к стене полукруглой ниши. «Когда огонь бластера сварит меня живьем, эта штука поглотит его и не даст испортить стену. сирмийцы аккуратные и чистоплотные существа».

Хмурый скучающий центурион носил яркую татуировку не только на лице, но и на шее.

– Сейчас ты умрешь, – сообщил он без предисловий.

– Понимаю, офицер, но меня тошнит. Так что отойдите в сторону, а то блевотина на сапоги попадет.

– Чокнутый! – выругался сирмиец, однако отстранился, активировал планшет и уставился в текст.

– Здесь написано, что ты, терранин приговорен к смерти за предательство, уничтожение нашей флотилии в союзе с гирканцами и подрывные действия против Сирмы, – продолжил он уже на эсперанто, довольно разборчиво, хотя и с сильным акцентом. – Тебе все же оказали милость, будь моя воля, ты бы сдох под пытками.