Хроники пилота: Звездолет для бунтаря

— Они обещали достать материалы для ремонта моего звездолёта. Я посчитал, что так быстрее их получу, — последнюю фразу я постарался сказать, как можно тверже, даже с вызовом.

Вождь чуть усмехнулся.

— Вы выбрали неверный путь. И проиграли. Теперь у вас есть единственный шанс спасти ваших друзей — выполнить наши условия.

Он опять начал повторяться, и это раздражало.

— Прежде всего я хочу их увидеть.

— Безусловно, — Вождь вжал кнопку на столе. На резкий звук звонка распахнулась дверь, вошел мужчина в грубой рубахе защитного зеленого цвета, черных широких брюках. Высокие сапоги гармошкой.

Вождь сделал ему едва заметный знак, и тот исчез. А через пару минут в кабинет прошли трое: Осберт, Ларри и Дарлин. Они молча прошествовали по красной дорожке, присели напротив меня. Друг за другом. Замерли, никаких чувств на лицах, ни радости, ни осуждения. Осберт и Ларри в одинаковых белых рубашках, темных костюмах, будто они собрались на похороны. Дарлин в белом платье, словно ее вытащили со свадьбы с Ковалевым. Как это все нелепо, ненужно, и абсолютно безнадежно.

— И теперь последнее условие, — проронил важно Вождь.

Я недоуменно воззрился на него, не понимая, что еще от меня он хочет.

— Вы должны рассказать, где сейчас убежище бандитов, к которым вы примкнули.

— Но вы не просили об этом! — воскликнул я, ошарашенный. — Этого не было в условиях нашего договора! Только технология устройства каналов!

— Хватит! — Вождь хлопнул ладонью по столу. — Вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Или вы говорите нам, где сейчас бандиты, или все ваши друзья, — он ткнул трубкой в сидящих передо мной членов команды, — Будут казнены. Их гильотинируют. Вы видели, как это делается! А тела сожгут в печах крематория. Дотла. И вы не сможете их восстановить. Даже камерами жизни на вашем звездолёте.

Откуда Вождь знает, что вита-камеры звездолёта могут восстанавливать людей только при наличии образца тканей? Об этом знали только члены моей команды. Неужели кто-то из ни проговорился? Но кто? Ларри? Осберт?

Дилемма. Невыносимый выбор между решениями, и ни одно из них меня не устраивало.

— Мы ждем, — в голосе Вождя не ощущалось нетерпения.

Я зажмурился, лишь бы не видеть торжествующую улыбку, которую диктатор прятал в густых с проседью усах. И смотрящих на меня с надеждой Дарлин, Осберта и Ларри.

И когда открыл, то с облегчением понял, что лежу на кровати. Сквозь легкие синие занавески пробиваются солнечные лучи, чертят на выкрашенном серой краской полу золотую дорожку. Заставляют плясать в воздухе пылинки. Слышны резкие вскрики птиц, мычанье коров, дыханье океана. Рядом спит Зои, улыбается чему-то. Лежал расслабленно, оглушенный, придавленный тяжелым сном, ночным кошмаром, таким реалистичным, что никак не мог выбросить его из головы.

Я отвернул одеяло, стараясь не разбудить девушку. Выглянул в окно — там, на фоне бесцветно-голубого неба яркие лучи солнца раззолотили ярко-зеленый травяной ковер острова Норфолк, невысокие покатые холмы, кубики домов, коров на выпасе.

Осторожно ступая, прошел по нагретому солнцем полу, хотел принять душ, остудить разгоряченную голову, но вспомнил, что здесь тоже надо экономить пресную воду. Выскользнув за дверь, пробежался по колючей траве до песчаного берега. В нос ударила пьянящая смесь: соленый океанский бриз, хвойный аромат сосен, одуряющий запах скошенной травы, земли, коровьего навоза. Влетел с размаху в еще прохладную воду, нырнул с головой. Рассекая прозрачную голубизну, поплыл к торчащему из воды, словно большой кит, утеса. И там, сидел, прижавшись спиной к холодному камню.

Единственный выход из такого положения — умереть. Тогда не пострадает никто. Ни мои старые друзья, ни новые. Но эта мысль здесь, в тишине, покое показалась дикой. Взять и убить себя? Что может быть нелепей?

Когда вернулся, ребята уже завтракали на террасе, шумели, смеялись. Зои в легком голубом платье и белом передничке, как настоящая официантка разносила еду. Увидев меня, едва заметно улыбнулась, но так, как старому знакомому, а не мужчине, с которым провела бурную ночь, когда мы смогли, наконец, удовлетворить нашу страсть. Почему после такого наслаждения друг другом, под утро привиделся отвратительный кошмар? Может, потому что в подсознании сидело ржавым гвоздем чувство вины, что я бросил моих старых друзей, Дарлин, Осберта и Ларри?

Зои принесла мне блюдо с горой дымящихся бараньих ребрышек, кофе, булочки, и все это источало такой сногсшибательный аромат, что желудок сразу дал о себе знать, заурчал, как голодный зверь.

— Эдгар, почему ты такой хмурый? — присела рядом, оперлась локтями о стол, положив голову на скрещенные пальцы. — Раскаиваешься, что мы провели ночь вместе? — она смотрела с такой грустью, что мне стало не по себе.

— Как ты могла вообще это подумать? Это было потрясающе, — я взял ее за руку, сжал, поднес к своим губам. — Просто… — объяснить, что мне приснился кошмар, я не мог, не хотел пугать.

— Ну, лидер Сопротивления, замученный режимом, что решил дальше делать? — рядом на стул без приглашения шлепнулся Крупа. — План действий?

Я пронзил парня недовольным взглядом, но это не возымело никакого действия. Вчерашнюю вспышку гнева, когда я понял, что стал поневоле чем-то вроде святого мученика для восставших землян, вспоминать не хотелось.

Я взял одно из рёбрышек, впился зубами, сверля Крупу злым взглядом.

— Ты пожрать мне дашь? Я голоден.

— Жратва не помеха уникальным мыслительными способностям нашего гениального предводителя. Зои, принеси, пожалуйста, мне кофе.

Девушка вздохнула, но послушно встала и ушла. Крупа проводил взглядом ее точенную фигурку, которую так соблазнительно облегало короткое голубое платье.

— Аппетитная куколка. Так бы взял и съел. Увы, «но я другому отдана, и буду век ему верна». Что ты буравишь меня своим ревнивым взором? Это Пушкин. Александр Сергеевич. «Евгений Онегин».

На мгновение бросило в жар, вспомнил, как опозорился из-за этого Пушкина. Но сейчас я уже научился делать вид, что все знаю.

— Я знаю, кто такой Пушкин, — проворчал я. — Есть у меня идея, — понял, что от парня не избавишься.

— Ну-ну, слушаю.

— Помнишь космическую станцию, мимо которой космолет наш пролетал. Ну, когда мы оказались в космосе?

— Ну да, помню. Она вся разрушена. И говорят, там теперь живут жуткие твари. Если кто туда проникает, сжирают целиком.

— Это не смешно, Крупа. Я там провел несколько дней и действительно боролся с этими гадами.

— Ну и, что ты предлагаешь? Обрушить эту станцию на головы псам режима? Идея хорошая. Но, если она упадет, то убьет не так уж много. А хотелось бы побольше.