Хронум Книга II

— Веди его сюда. А ты, Катя, оставь, пожалуйста, меня одного.

Всегда нужно подстраховаться.

— Но… я не закончила! — возразила девушка.

— Позже, Катенька, все позже. Подготовь пока информацию по Суходольскому.

— Хорошо, — она поджала губки и покинула медблок.

Вскоре ко мне зашла целая делегация: неизвестный мужчина среднего возраста, полностью седой, в пенсне и белом халате, гей-Матвей (пробил-таки, падла, правое ухо!), моя тройка телохранителей, а также Олег с Молохом.

Мужчина встал напротив, заложил руки за спину и деловито поинтересовался:

— Ахматов Лев Константинович?

— Он самый. Вы от Пожарского?

На этот вопрос ответа не последовало. Лекарь снял перчатки и легкими касаниями прошелся по всему моему телу. Это вмешательство сопровождалось слабыми покалываниями и жжением кожи. Когда он закончил, я был весь в поту, но в то же время чувствовал сильный заряд бодрости.

— Оплачивать как будете? Желательно наличными.

— Это все?

— Да, кости восстановлены, внутренние органы приведены в порядок.

— Но этого мало! — возразил Матвей, — Господин, загляните пожалуйста в астральную проекцию Льва Константиновича.

Мужчина нахмурился, недовольно посмотрел на моего лекаря, но все же последовал его совету. Долго и упорно он, зажмурив глаза, что-то высматривал в моем теле. Его лицо выдавало глубокую задумчивость. Наконец, он открыл глаза и недоуменно сообщил:

— Вы умираете…

— Ты умираешь?! — в один голос воскликнули девушки и брат.

Я как-то упустил этот момент. Думалось, что всем известно о моем недуге.

— Да, я умираю. Брат, распорядись заплатить чудо-лекарю столько, сколько он запросит.

— Увы, я не могу вам помочь, — холодно добавил тот.

— Ну и пошел отсюда нахер, бесполезный кусок… — договаривать я не стал. При других обстоятельствах вряд ли позволил бы себе такое, но настали другие времена.

Непомерная заносчивость седовласого, и то, как он смотрел на нас, будто мы челядь, недостойная его внимания… А в итоге он выдал простенький вердикт, совершенно для меня не новый.

Некоторое время мужчина еще стоял с ошарашенным видом, рассматривал меня, но ему швырнули пачку денег и бесцеремонно вытолкнули наружу.

— Лев, почему ты молчал?!

Мне надоели пустопорожние разговоры. Настроение было ни к черту. Не обращая внимания на присутствующих, повернулся к ним спиной. Некрасиво? Плевать!

Уже уперевшись лицом в стенку, буркнул Карелиной:

— Я уже говорил тебе, что, возможно, вам придется сменить работодателя.

Долго и упорно от меня добивались ответов. Настойчиво. Почти угрожали (смешно). Я провалился в лимб и перестал о них думать.

«Чего ты ожидал, хронум? Ты ведь не думал, что произойдет чуда, и человек Пожарского сможет найти лечение. Ты вообще не ждал его появления. Так зачем сорвался?», — ловил себя на мысли, что психически нездоров, раз разговариваю сам с собой.

Как же сильно давят эти стены! На душе тоска и полная безнадега! А еще запах бинтов и лекарств, как в госпитале!

Не заметил, как остался совершенно один. Накатила апатия и сильнейшее желание спать. Если я не проснусь, плевать! Надоело это все!

* * *

Секунду я промаргивался и не понимал, что происходит. Сон? Нет. Снова флэшбэк. Я, склонившись над картой Европы, пристально всматривался в небольшой клочок суши. Хотел было перевести взгляд дальше, оценить обстановку, но зацепился за неправильное очертание Балканского побережья.

Между Италией и Албанией располагался толстый перешеек, а Адриатическое море — внутреннее. Территория Албании и Сербии окрашены в багровый цвет, часть южной Италии и сам перешеек тоже. Несколько крупных городов Европы имели тот же окрас, но на фоне Адриатической агломерации (странное название этому региону выдал мой мозг), очаги вторжения там были в самом зачатке (еще порция непонятной информации из головы теперешнего меня). Границы Российской империи сдвинуты вглубь Европы. Обозначен широкий фронт от Средиземья до Балтийского моря. Указано расположение наших армий. Идет полномасштабная война.

Где я, мать его?! Неужели будущее? Флэшбэки эволюционировали и вместо прошлого направили меня в другом направлении? Почему я так спокоен? Не будет чувства ужасающего осознания?

Отрываю взгляд от карты. В комнате незнакомые мне люди. Выжидательно на меня смотрят. Среди прочих я вижу Карелину. Взгляд отсутствующий. Она ожесточенно гладит Стивена. Такое ощущение, что она пребывает в шоковом состоянии.

— Генерал-фельдмаршал, какие будут приказы?

Это обращаются ко мне. Игнорирую вопрос военного. Какой к черту фельдмаршал?! Я — это точно я?

— Карелина, что здесь происходит? — не узнаю своего голоса. Он чужой мне. Какой-то хриплый и мрачный.

Она медленно переводит на меня взгляд. Все еще находится в прострации и не сразу понимает, что я обращаюсь к ней.

— Лев?

— Какой сейчас год и что происходит?

Плевать, что подумают другие. Если мне дана возможность посетить будущее, я должен знать, что нас ждёт.

— Лев? Лев, миленький! — она бросается мне в ноги, обхватывает колени и надрывно плачет. Сотрясаются ее хрупкие плечи. Я спокоен. Не понимаю причины такого поведения. Шок после переноса во времени? Или я изменился? Девушка наконец берет себя в руки и начинает несвязно говорить:

— Двадцать шестой год! Бессарабия! Лев, родненький! Прошу! Умоляю! Спаси Окси! Нет! Не так! Сделай так, чтобы нас здесь не было! Уволь ее! Меня! Чтобы никогда не видеть! Не видеть этого!!

Девчонка сломана. Одни эмоции.

— Возьми себя в руки, Марина. Вас здесь не будет.

— Правда?!

— Обещаю.

Она снова начинает реветь:

— У тебя не получится! Я никуда от тебя не уйду!

— Тогда возьми себя в руки и сражайся, воин!

— Да, ты прав. Ты прав. Извини, Лев.

Девушка вытирает слезы, встает на носочки, тянется ко мне губами (почему, сука, я так холоден и спокоен?!). Получив от меня ответный поцелуй, она берет знакомую мне булаву, доставшуюся от Всеволода Римского и, преобразившись в гравера (не меньше пятнадцатого ранга), покидает военный совет. Стивен следует за ней.

Присутствующие находятся в смятении. Я не обращаю на них ровным счетом никакого внимания. Уставившись на карту, я жадно поглощаю информацию о неминуемом будущем.

* * *