Хрусталь и стекло
Шрифт:
– Нет, что Вы, - улыбнулась Стефани.
– Друг читал стихи, как Вы сейчас, не более. А про валентинки я слышала от одной русской наложницы. Они в России их делали из шёлка, с кружевами. Обрызгивали духами и украшали живыми цветами. А потом подкладывали в карман избранника. Даже балы устраивали в некоторых домах, где были девушки на выданье. Это всё красиво, как в сказках, но, увы, мы с Вами ведь не в том возрасте...
* - отрывок из поэмы «Птичий парламент», Д. Чосер (14 век), перевод С. А, Александровский, 2000 г.
Глава 43
Не
Почитав детям сказку на ночь и спев колыбельную, Алекс и Кэтрин одарили их поцелуями и покинули спальню, оставляя под надзором нянек до утра. Снова обнявшись, они уходили дальше по дворцу и скоро приблизились к диванной. Послышавшиеся голоса заставили остановиться и, взглянув с удивлением друг на друга, улыбаться...
– Блэкстон?
– прошептала Кэтрин.
– И твоя матушка, - кивал в подтверждение Алекс.
Взявшись за руки, словно дети, они ощутили прилив ещё большей радости жизни. Скорее уединившись в своей спальне, они закружились по комнате. Они целовались и смеялись, а когда губы жадно слились, опустились на мягкую постель.
– Мы словно дети, - снова засмеялась Кэтрин.
– Я и чувствую себя, как ребёнок, - смеялся так же милый.
– Я так счастлив, что ты вспомнила нас!
– И я счастлива, - смотрела с ощущением свободы для счастья она.
– Но всё равно почему-то пока чувствую, что помню мало, недостаточно.
– Поверь, достаточно. У нас всё теперь будет замечательно. Я тебя от себя не отпущу. И у твоей матушки будет замечательно!
– Блэкстон ей читал о любви, ведь так?
– улыбалась Кэтрин, не веря в то, что невольно пришлось им узнать.
– Твоя матушка ему приглянулась, это безусловно.
– Так неожиданно, - сияли глаза Кэтрин ещё большим счастьем.
– Правда. Видно же... И слышно. И потом, матушка твоя ещё молода и красива. Иди же ко мне... Я не могу больше ждать, - с вожделением Алекс заключил её вновь в страсть объятий и стал покрывать поцелуями, а там и ласкать так тепло, так трепетно.
Оба стремились продлить наслаждение друг другом. Оба праздновали любовь и душ, и тел. Когда же оказались на пике блаженства и расслабленно отдыхали, прижавшись обнажёнными телами, возвращаться в реальность не было желания...
Ночь была с ними. Она дарила время и снова, и снова укрывала полотном тепла очередные ласки...
Возвращаться в реальность не хотелось и Стефани, которая тем временем пила вино в диванной в компании Уильяма. Он пытался убедить её, что возраст не может мешать любить, тонко намекая на своё расположение к ней, но она не хотела подпускать столь близко. Разочарованная в жизни и любви она была уверенна в том, что своё уже ушло и думать о подобном уже поздно.
После третьего бокала вина Стефани почувствовала, что голова закружилась. Повернувшись к окну, за которым стояла ночь и виделись лишь редкие огни фонарей в королевском парке, она не удержала в себе тех слёз, что давно просятся наружу.
– Я всегда плачу, когда выпью, - сразу усмехнулась она.
– Зачем пьёте?
–
Он искренне переживал за случившееся в её судьбе и хотел как-то помочь или поддержать, даже если большего не суждено.
– Зачем, - пожала плечами Стефани.
– Чтобы забыться, расслабиться.
Она повернулась лицом сразу, как только почувствовала, что он стоит ближе, что еле коснулся её плеч. Их взгляды дрожали, общаясь через ласковое тепло с желанием высказать мечты душ. Видя слёзы на её щеках, Уильям осторожно просушил их пальцами. Он смотрел, молчал, но не скрывал своих чувств.
Стефани не выдержала прилива желания броситься в его объятия и позволить отдать ему и себя, и мечты, и страсть... Впившись в губы друг друга, они забылись, где они, кто и какие. Жадные поцелуи. Жадные объятия. Жадное желание насытиться и утолить шторм страсти, что накрыл обоих.
Уильям еле сдерживал себя, но всё же взял Стефани на руки и через служебный коридор прошёл к своей спальне. Там он опустил её на постель, поскорее запер двери и, скинув камзол и рубаху, склонился над ней, улыбающейся с игривым взглядом. Вино владело её разумом, но и расслабляло, чтобы не держать чувства в себе. Она теперь была во власти того желания, что в данный момент переполняло: этот милый, красивый, притягательный мужчина должен быть вознаграждён...
Стефани притянула его к себе и одарила губы чувственным поцелуем. Она чувствовала, что Уильям хочет уже дальше, больше: как его руки сжимали её талию и бёдра, как скользнули к груди, желая освободить от корсета. Толкнув его лечь на подушку, Стефани медленно провела нежными пальцами по его щекам и стала спускаться ими к его груди. При этом она смотрела в глаза, словно умоляла терпеть и не торопить время.
Расстёгивая его штаны, спуская их, она сама спускалась поцелуями всё ниже, чувственнее и... трепетнее... Добралась до самого сокровенного, принося никогда не ощущаемое блаженство так, что Уильям не выдерживал и стонал, получая подарки ласк и её рук, и её губ...
– Стефани, - выдохнул Уильям, пытаясь сдержать себя, и повторил, приподнимая жаркую Стефани над собой.
– Стефани... Не торопись уже и ты... Какая ты!
– В гареме учат любить и дарить мужчине незабываемое блаженство, - игриво подмигнула она.
– А ты?... Тебе кто-нибудь дарил такое блаженство?
На краткий миг в глазах её показалась печаль, но Уильям не ждал. Он тут же положил её под себя и налёг:
– Не двигайся. Не говори ни слова. Закрой глаза.
И дальше... он целовал, сжимал, гладил так, как она не испытывала никогда. Долго пытали они друг друга поцелуями губ и тел. Долго оттягивали время, чтобы не подобраться к концу, опасаясь, что это будет конец всему и... навсегда...
Только под утро ночь всё же взяла своё, и утомлённые любовники расслабились в объятиях и уснули. Стефани же, никогда не спящая глубоко, проснулась уже через час. Она была рада видеть, что Уильям спит крепко, и вылезла из-под его рук, принявшись скорее одеваться. Выглянув в служебный коридор, чтобы уйти незамеченной, Стефани только хотела закрыть за собой дверь, как Уильям взял за руку.