Хрустальный шар
Шрифт:
– Боже мой, таким образом встретить профессора Шардена… – как бы очнувшись от задумчивости, бросил Веланд. – Прекрасная у вас здесь коллекция…
Он подошел к стене. В банке, прикрепленной скобами к стеклянной пластине, виднелись образцы гигантских термитов. Там был термит-рабочий, не больше личинки майского жука, и несколько термитов-солдат – этих огромных, как бы искалеченных созданий. Третью часть их туловища занимал гигантский рогатый шлем, темное забрало, заканчивавшееся острыми раскрытыми клешнями. Нежные ножки и тело были придавлены массой разросшегося панциря.
– Вы так считаете? – Шарден встал и подошел к Веланду. – Вы знаете мою работу о термитах?
– Да. Знаете, уже точно не помню, это было, наверное, лет шесть назад, не так ли?
– Да. Тогда я вернулся из Африки…
Сказав это, он резко повернулся и подошел к двери. Затем раскрыл ее настежь и посмотрел в темный коридор. Дверь оставил открытой. Он взял со стола что-то розовое, резиновое – это был медицинский стетоскоп. Приложил его к стене, потом обошел по кругу всю комнату, прикладывая
– Простите, – сказал он, – нужно принять меры предосторожности…
Веланд, смущенный, поклонился. Он вспомнил, что старая женщина что-то говорила о муравьях. Что же? Ах да, что Шарден «пасет муравьев». Что значит «пасет»? Что это могло означать? Может, какое-нибудь местное выражение…
Шарден встал посередине комнаты и смотрел на неподвижных насекомых, сияющих неестественной белизной в глубине банок.
– Вы слышали, что обо мне говорят в окрестностях?
Веланд вздрогнул. Неужели профессор прочитал его мысли?
Глупости.
– Нет… – ответил он медленно.
Шарден приблизился к нему.
– Направляясь во Францию… вы хотели со мной увидеться?
– Нет. Я вообще об этом не думал, но даже и высказать не могу, как рад этому случаю…
Он замолчал, посмотрел в глаза Шардену и тихо, но отчетливо произнес:
– Ваше открытое письмо против бактериологической войны произвело на меня большое впечатление. Такие заявления сейчас очень нужны. Простите, однако, мою откровенность, но то, что вы написали о наших ученых, считаю оскорбительным. Не следует обобщать. У нас есть еще порядочные люди…
Он умолк. «Не пора ли уже упомянуть о конференции энтомологов в Лос-Анджелесе? Нет, еще рановато». С серьезным видом он ждал, не спуская глаз с профессора.
Шарден снял со стены большую банку, перенес ее на стол и поставил под лампой так, что прозрачная жидкость сконцентрировала в себе свет в виде белого конуса.
– Что это? – спросил он, усаживаясь.
Веланд, удивленный, заморгал. Что это могло означать? Может, это шутка или экзамен? Шарден сидел спокойно, ожидая ответа, поэтому доктор все-таки посмотрел на банку. Кашлянул.
– Я не мирмеколог, – сказал он, – но это, кажется, Termes bellicosus [173] ?
– Termes bellicosus? – повторил профессор с едва уловимой ноткой насмешки в голосе. – Вы неплохой классификатор. Да, любой мирмеколог сказал бы то же самое. Но…
Он не закончил. Подперев ладонями лицо, какое-то время молчал. Только огонь метался в стеклах, отражаясь в них многократно.
– Знаете ли вы, что я делал в Африке?
– Нет…
Снова наступило молчание. Тени прорезали глубокие борозды на щеках Шардена.
173
Термит, белый муравей (лат.).
– Я шесть раз был в Бельгийском Конго. Вы знаете те края?
– Нет.
– А знаете, в этой работе о термитах я не все написал…
Веланд с ожиданием глядел на профессора. Тот смотрел в сторону банки, где в колышущейся жидкости тихо качалась огромная голова мертвого насекомого.
– Гм, может, рассказать вам?..
Профессор сложил руки на груди.
– На корабле до порта Бом… – начал он, опустился в кресло и прикрыл глаза. – На речном пароходе до Бангала… Там начинаются джунгли. Потом шесть недель на лошадях, больше нельзя. Даже мулы гибнут. Сонная болезнь…
Глаза у него были закрыты, как у спящего человека, но по лицу скользили подвижные тени. «Как отсвет огня, разгоревшегося в лесу», – подумал Веланд.
– Был там такой старый шаман, Нфо Туабе. – Он произнес это слово с французским ударением на последнем слоге. – Я приехал ловить бабочек. Но он показал мне дорогу…
Он опять замолчал, потом на короткое время открыл глаза.
– Вы знаете, что это такое – джунгли? Да откуда вам знать. Зеленая дикая жизнь. Все шевелится, реагирует, движется, в зарослях толчея прожорливых созданий, умопомрачительные цветы, как взрывы красок, покрытые липкой паутиной, насекомые – тысячи и тысячи неизвестных видов. Не то что у нас, в Европе. Не нужно искать. Ночью вся палатка покрывается бабочками, большими, как ладонь; настойчивые, ослепленные, они сотнями падают в огонь. По полотну движутся тени. Негры трясутся, ветер с разных сторон доносит звуки. Львы, шакалы… Но это еще ничего… Потом наступает слабость и лихорадка. Если лошади уже погибли – дальше пешком. У меня была сыворотка, германин, хинин – все, что хотите. И вот в какой-то день – а никакого счета дням не существует, и человек чувствует, что деление на недели и весь календарь является чем-то смешным и искусственным, – в какой-то из дней идти дальше было нельзя. Джунгли заканчивались. Еще одна негритянская деревня. Над самой рекой. Реки на карте нет, потому что три раза в год она исчезает под зыбучими песками. Часть русла под землей. Несколько хижин из обожженной солнцем глины и соломы. Там жил Нфо Туабе. Он не знал английского языка, откуда ему знать. У меня было два переводчика: один переводил мои слова на диалект побережья, а другой с диалекта на язык бушменов. Целым районом джунглей от шестого градуса южной широты правит старая королевская семья. Я думаю, что это потомки египтян. Они выше ростом
и значительно умнее негров из центральной Африки. Нфо Туабе даже нарисовал мне карту и обозначил на ней границы королевства. Я спас его сына от сонной болезни. И вот именно за это…Не открывая глаз, Шарден сунул руку во внутренний карман. Достал блокнот и вынул из него лист бумаги, разрисованный красными чернилами. На нем извивались какие-то запутанные линии.
– Трудно ориентироваться… Здесь джунгли заканчивались, как ножом отрезанные. Это граница королевства. Я спросил, что там дальше. Он не хотел говорить об этом ночью. Пришлось к нему прийти днем. И вот тогда в этой своей зловонной норе без окон… Вы представить не можете, как там душно… Он сказал мне, что дальше муравьи. Белые, слепые муравьи, которые строят большие города. Их страна простирается на многие километры. Рыжие муравьи воюют с белыми. Они приходят гигантской живой рекой из джунглей. Тогда слоны стадами покидают окрестности, выламывая в кустарниках извилистые туннели. Убегают тигры. Даже змеи. Из птиц остаются только сипы. Муравьи идут по-разному, иногда неделю, иногда месяц, днем и ночью, рыжим живым потоком, а если что-то встает на их пути – уничтожают. Они доходят до края джунглей, обнаруживают муравейники белых, и начинается сражение. Нфо Туабе видел его один раз в жизни. Он показывал мне страшные шрамы, которые остались у него навсегда. Рыжие муравьи, расправившись со стражниками белых, вступают в их город. И никогда не возвращаются. Что с ними происходит – неизвестно. Но на следующий год сквозь джунгли пробираются новые полчища. Так было во времена его отца, деда и прадеда. Так было всегда.
Земля в городе белых муравьев очень плодородна. С давних времен негры пробовали использовать ее, пытались огнем уничтожить термитники, чтобы расширить свои участки. Но проиграли в этой борьбе. Посевы были уничтожены. Они строили шалаши и деревянные изгороди. Термиты пробирались к ним по подземным коридорам, проникали внутрь построек и так их подтачивали, что они неожиданно падали от прикасания рукой. Пробовали применить глину. Тогда вместо рабочих термитов появлялись солдаты. Именно такие, – он показал на банку. – Для вас это не является чем-то новым, правда? Мы знаем, что существуют обширные территории, где царят белые муравьи – термиты. В Южной Америке, в Австралии… У них два вида солдат – что-то вроде внутренней полиции и защитников. Термитники достигают восьми метров высоты. Они сооружены из песка и выделений, образующих цемент, который тверже портлендского. Никакая сталь их не берет. Безглазые мягкие белые насекомые существуют три миллиона лет, отрезанные от света. Белых муравьев изучали Пакард, Шмельц, Кливленд и многие другие. Но никто из них даже не подозревал, не подозревал… Вы понимаете? – сказал Шарден, придвигаясь всем телом к Веланду. – Я спас его сына и за это… О, это был мудрец! Он знал, как отблагодарить белого человека по-королевски. Такой совершенно седой, черный, даже пепельноволосый негр с лицом как закопченная маска… Он сказал мне так: «Термитники тянутся на многие мили. Вся равнина ими покрыта. Как лес, как мертвый лес, один рядом с другим, огромные каменные пни – между ними трудно пробираться. Почва везде твердая, глухо гудит под ногами, застлана как бы плетенкой из толстых серых веревок. Это ходы, по которым бегают термиты. Они построены из того же цемента, что и термитники. Они тянутся на целые километры, исчезают под землей, выходят наверх, разветвляются, пересекаются, имеют переходы внутрь термитников, а через каждые несколько десятков сантиметров образуют расширения, где расходятся термиты, бегущие в противоположных направлениях. Там, в глубине Города, среди миллионов этих каменных строений, где идет эта слепая активная жизнь, есть один, отличающийся от всех термитник. Небольшой, черный, кривой как крючок». Он показал своим коричневым большим пальцем, как он выглядит. «Там находится сердце муравьиного народа». Больше он ничего не хотел говорить.
– И вы ему поверили?.. – прошептал Веланд.
Профессор прожигал его взглядом черных глаз.
– Я возвратился в Бом. Купил пятьдесят килограммов динамита в фунтовых брусках, какие применяют в шахтах. Кирки, лопаты, заступы, разное снаряжение. Баллоны с серой, бикфордов шнур, маски, сетки – все самое лучшее, что можно было купить. Две канистры авиационного бензина и целый арсенал средств для уничтожения насекомых, какой только можно себе вообразить. Потом нанял одиннадцать носильщиков и отправился в джунгли. Вы знаете про эксперимент Колленджера? – спросил он. – Его считают сказкой. Правда, Колленджер не мирмеколог, а любитель. Он разделил весь термитник сверху донизу стальной пластиной, так чтобы обе половины совершенно не сообщались между собой. Термитник был новый, термиты его еще строили. Через шесть недель он вынул пластину, и оказалось, что насекомые так прокладывали новые коридоры, что их отверстия по обе стороны преграды в точности совпадали – ни на миллиметр отклонения по вертикали и по горизонтали, подобно тому, как люди строят туннель, начиная одновременно с двух сторон горы и встречаясь внутри ее. Каким образом общались термиты сквозь стальную плиту? Затем – утверждение Глосса. Также непроверенное. Он заявлял, что если убить царицу термитов, то насекомые, находящиеся за несколько сот метров от термитника, приходят в волнение, бросают начатую работу и возвращаются домой. А способ, каким они подмуровывают своим цементом бревна дома, который начинают атаковать! Перегрызают все изнутри, не доходя до поверхности, потому что избегают света и воздуха. Чтобы бревно, пустое уже в середине, не переломилось, укрепляют его, подмуровывая так, что лучше этого не сделает даже инженер.