Хрустальный шар

Светляки гасли как солнца

Снулые жабры месяца

Последние тающие облака

Вода смешалась с землей

Свет смешался с мраком

Сходя в предсветную тьму.

В моих снах увядали лица

Безымянных стихов и женщин

Аквамарин и охра

Обращались в пыль.

В глуби глаз умирали ландшафты.

Актеры покидали театр

Опускался тяжелый занавес

На сцену пустую как смерть.

Пустели склады фантазий,

Рулоны воображенья:

Шелк, бархат, муар, парча,

Серебряных кружев извивы.

Мои зеркала умолкли

Тени остолбенели

След дыханья засыпан листвой

Земля не кружит под солнцем

В жилах не кружит кровь.

Только ты оказалась

Прошедшей сквозь пламя,

Белый девичий профиль

В обугленном воображенье.

Скрепленный черной печатью

Закованного в уголь

Папоротника древнего леса,

Срезанного океаном.

Кафедральный собор Этюды

1

Алый столбик в венчике бессмертника.

2

Вскрик красных кирпичей и цинковых горгулий:

К себе потоки рос вернет небесный улей.

3

Застыл златой перун в раcщепленной лесине:

Так вспыхивает крест на туче темно-синей.

4

Хор выдувает корпус корабля,

Рвет камни-якоря – твердь пеньем потрясется.

Покорный неф летит, уходит вниз земля —

Плывет ковчег даров, гремит в соборе солнце.

5

Ночь трудно отодрать от мощных стен. В орган

Вполз мрак. Одна звезда глядит в органный створ.

Отвес воздушный остекляет грань.

Вновь солнце в небесах, и на земле собор.

Триолет

Павел построил дом:

Снизу – цветы, сверху – ласточек гнезда.

Крыша крыта полетом,

Окна наполнены пеньем.

Вечерами

Собирал каштаны, колючие как звезды.

Тучи птиц

Пересказывал тучам деревьев.

Малые слова подрастали,

Менялись, как облачко:

Розовое – фиолетовое – грустное.

Укладывал их в сказки, как в постельки,

Баюкал стихами.

У неба его страны железный был парус.

У Яна не было дома.

Жил в улыбке, как на острове.

Оставленный девушками,

Как вяз птицами,

Любовь спрятал под веками,

Не изменил ей во сне.

Уступал дорогу

Деревьям и муравьям.

Не такой уж и одинокий

Водил слова

Легкой чертой лазури,

Розовыми плечами струн.

За ним пришли ночью.

Петр верил в незабудки.

У его отца

Серебряного седого старца

Была могила

Из пламени и кирпича.

У отца Петр учился молчанью.

Девушка, которую он любил,

С глазами светлее воздуха,

Получила в грудь пулю —

В золотых ресницах

Погасли два маленьких неба.

У погибшей

Петр учился любви.

На орлиных тропах

Памяти Веслава Орловского, трагически погибшего в августе с.г. в Татрах

Средь троп орлиных, где в кручах мглистых

Полет рассекает гора,

Там молнии вязли, как сбитые птицы,

В вареве серебра.

Туман расставлял свои вехи. Светали

Вершины. Их лбы лиловели, легки.

Дня полуслепое тело вздымали

Каменные быки.

В крылатых стенах дрожали жилы

Вод. Цепенел базальтовый кряж.

Внизу чернело. В долину валилась

Туча, входя в раж.

После тишина обесцветит пейзажи.

Холодные волосы – как безлюдье дюн.

Матери нет. Ночь добра, на страже

Ночь, как валун.

С горы сползают пихты с черными руками,

Порой облако дымами опадает тяжело,

Как будто Бог на сундук из камня

Черную бросил сирень.

Закопане, 1947

Голуби вписывали в пурпур поднебесья…

Голуби вписывали в пурпур поднебесья

Сетки ошалевшего Меркатора, открывши

На картах планет в ледяных завесах

Сны девушек, острова жаворонков и себя – таких же.

Земля вернула небу холодные акварели.

Взгляд, как птица, вернувшаяся в тепло гнезда,

Сбитый с высоты, замыкался в теле

И лишь сердце следило, как гасла звезда.

Полевое кладбище

В тьму вбиты гвозди белых крестов.

Березы – как траектории звезд падучих.

Мрак бесконечен, бегуч, крылат, лесист —

Хребтом бьет в застлавшую взгляд твердь тучи.

Лишь одно напомнит о солнце – разбуженной иволги свист.

Пламенем сломлен хор. Запомнится только глине

Подземная форма угасших губ. На могилах мята с полынью.

На покровах, ничьих уж, трава сменяет траву.

И моя смерть настанет. И тьма. Не знаю, за что живу.

Знать бы – пальцы слепца, мимоза ли слизня…

Знать бы – пальцы слепца, мимоза ли слизня —

Вещь, замыкаясь в себе, ощущает себя ли, как я,

Когда сжимаю кулак, – так неведомой жизни

Форма внезапная осуществляется, длясь.

Знать бы, какие атомы, перелетая и вращаясь,

По проводам иннерваций разгоняют звон —

Звезд жала, птиц перелеты, железо, жалость

И великий покой. Я – сердце его.

Из цикла «Насекомые»