Ху Из Мы
Шрифт:
– Ну что, ещё по одной чашке осилим?
– У--у
* * *
– Скажи-ка, цыган, ты мне Маклухо-Маклая с фотографии напоминаешь - не родственники случайно?
Могелат промолчал, без всякой реакции на вопрос. Господин Пукин тоже хранил безразличие к ответу, как и подобает опытным игрокам.
– Ладно, не обижайся, Миклухо-Маклай, я о своем подозрении никому не скажу, будь спокоен. Кроме, разве что... Да и им не раскрою секрет, не тяготись. А вопрос такой к тебе будет: я с этого мира, в котором сейчас прибываю, обязательно вернусь в свой, законный? Или как? Признаться, мне здесь общаться на равных со
– Обычно возвращаются, но не все и не всегда. Точного закона бытия здесь нет, ибо вычисляется в многомерном измерении. Для вашего понимания естественней будет ответ - всё произойдёт так, как решит Мироздание.
– А можно повлиять на это решение каким-нибудь образом?
– с кислым выражением лица спросил господин Пукин, предчувствуя непривычный ответ.
Вдруг сбоку выскочила голова с раскрасневшимся лицом от чайных возлияний, а следом и сам Марк Арнольдович Сечин.
– Извините, ради бога, мне только один вопрос без очереди, секунда дела; думаю, коллега по бывшей службе в обиде не останется. Я только про Че Гевару хотел спросить: как бы он относился ко мне лично, если бы был жив?
Никакого ответа не последовало.
– А Патрис Лумумба, как?..
Ответ повторил тишину.
– Ясно, - удовлетворился Марк Арнольдович и тут же исчез.
– Я же говорил, даже здесь пытаются хамить, хотя, на сей местности подобное невозможно. Привычка не знает границ - лезут даже в мир иной со своим укладом.
– Можно писать письма с пожеланиями и отправлять в Космос, - Могелата неожиданно прорвало, и он продолжил ответ на предыдущий вопрос, - в надежде на то, что сработает обратная связь и учтутся пожелания. Но проще и дешевле сформулировать их мелом на обычном заборе, результат тот же...
– Намёк понял, не продолжайте, - господин Пукин вытянул немного шею вперёд и таинственно вопросил: - И денег не берут? Даже, если отгружать баржами? Ну-да, ну-да...
Могелат молчал и лицом не реагировал. Своим отношением к словам он был под стать бетонной стене: слышу, отражаю, но игнорирую из-за отсутствия всякого смысла.
– Как сюда попал, и что здесь делаю? Должен же быть на заседании Совета Национальной Безопасности, - огорчённо произнес лысоватый гражданин с пузатыми щеками и с лицом не вытрушенной подстилки, внезапное появление которого никого не удивило.
– Тульчик, председатель СНБ, - представился вновь прибывший.
– Требую немедленно отпустить меня на заседание, иначе...
– Чего ты раскудахтался, как у себя в курятнике. Здесь никто никого не держит, но и просто так не отпускает.
– А вы кто такой?
– с дерзостью осведомился Тульчик.
– Господин Пукин, - представился господин Пукин.
– Пушкин?
– не расслышал председатель Совета Национальной Безопасности.
– Пукин я, Пукин. Мог бы, и запомнить лицо.
– Что мне кого-то запоминать, пусть меня запоминают, - самолюбиво бросил вновь прибывший.
– Эх, не сносить тебе головы, пастор липовый, - ответил еле слышно Пукин, по лисьи склонив голову набок.
– Не пугайте, я ничего не боюсь, после того, как в детстве с дерева упал. Что я здесь делаю, как мне к делу вернуться?
– Вот и я думаю, чего вы здесь делаете?
– заявил
Между болтавшими вдруг возникла голова юного дарования, и прерывая разговор вопросом: "У вас тут макулатуры нигде нет, товарищи?" - нагло зыркала глазами по сторонам.
– Мы тебе если и товарищи, то очень дальние, и только здесь, - спокойно ответил господин Пукин.
– Вы не правы, товарищ, а если хотите - господин. Все люди братья и сестры, и должны помогать друг другу. Вот и спрашиваю: нет ли здесь макулатуры? Ведь не из простого любопытства осведомляюсь; я, можно сказать, на службе состою.
Какой-то отрезок времени троица смотрела друг на друга, не нарушая тишины (Могелат - не в счёт).
– Молчание надо понимать, как отсутствие...
– и Виталик, не договорив, также внезапно исчез, как и появился.
– Дознаются про путь-дорожку вашу на пьедестал, быстро щёки сдуются.
– Меня парламент выбрал, президент утвердил...
– Не валяй дурака, пастор. Тебя я посадил на трон, с помощью подручных, конечно, вот и сиди, болтай ногами, и поменьше языком. Насколько мне известно, ваша докторская диссертация (господин Пукин опять перешёл на уважительное "вы") о теневой экономике и коррупции пошла на пользу... только не обществу. Вы продемонстрировали удачный переход от теории к практике, и если не удалось побороть ни теневую экономику, ни коррупцию, то поставить их под управляемый контроль получилось в превосходной степени. Только этого раздела в вашей диссертации не было, как мне помниться...
– Что старое вспоминать: было - не было. И языком я много не болтаю - это от ума.
– Или его отсутствия...
– На подобные уловки не поддаюсь, не той пси...
– и исчез, испарился, пропал, не договорив.
Господин Пукин привычным движением размял руки, и уже собирался обратиться к Могелату с новым вопросом, пользуясь подвернувшимся случаем, как перед ним на четвереньках возникла массивная фигура совсем не спортивного телосложения. Голова повернулась на толстой шее, и произнесла: "Здрасьть-вуйте".
– Ах, это вы снова. Настырный... Спина не беспокоит после броска?
– Никак нет. Никаких ощущений, даже можно сказать, одна приятность от встречи осталась, - и Кирилл Мефодьевич Ракушкин стал приподыматься неуклюжим ленивцем с пола.
– Здесь не здороваются, здесь - вечность, - услышал начальник департамента, но пока поднялся на ноги, не застал господина Пукина - тот выпал из подсознания, чему начальник департамента заметно обрадовался.
Перед ним был только Могелат со своим непроницаемым лицом.
– Я что, действительно нахожусь в вечности? А как же Клава дома осталась?
– В подсознании, - уточнил Могелат.
– Что? Это не одно и то же?
– Это сегмент вечности, связь с ней...
– А как я попадаю в подсознание? И когда обратно домой?
– испуганно спросил Кирилл Мефодьевич.
– Вам способствует в этом чрезмерная доза спиртного. Она же и разрушает ваш организм, давая некоторый шанс...
– И что мне делать?
– Отказаться от спиртных напитков.
– Совсем?