Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
7.
В последнем выражении благочестия, на гладком покрывале новобрачной постели, казалось, спала Айме де Мольнар, скрестив руки на груди, одетая в платье из белого шантильского кружева, выписанное Софией Д'Отремон из Франции. Удивительное спокойствие опустилось на холодное лицо. Искусные руки Янины уложили черные волосы, скрывая ужасную рану на щеке. Со всех концов долины приносили для нее самые красивые цветы. В зале всех встречали большие серебряные канделябры, величественный катафалк, гроб, обитый парчой, большие восковые свечи.
Янине казалось, что она одна в комнате. Перед телом женщины, которую так ненавидела. В углу шевельнулась тень, темная голова подрагивала в приступе глухих рыданий; на нее посмотрели безжалостные и прозорливые глаза Баутисты, спросившего тихим голосом со злым умыслом:
– Это ведь Ана? Ей нужно плакать горючими слезами. Она будет тосковать по сеньоре, которая ее защищала.
– Оставь ее, дядя, – почти умоляла Янина. – Что вы собираетесь с ней делать?
– Не я, а хозяин. Я слышал разговор хозяина с сеньорой Софией, не будет проку от этой окаянной. Теперь идем со мной. Ты нужна в столовой.
Испуганная Ана подняла черную голову. Из-за угла она видела и слышала. Не поднимаясь, как животное, она доползла до дверей; перепуганными глазами она смотрела вслед Баутисте и Янине, и задыхаясь от ужаса, пробормотала:
– Они убьют меня. Они убьют и меня!
Кудрявые волосы встали дыбом, а щеки окрасились в пепельный цвет. Никого в коридоре и на веранде. Из зала доносились приглушенные звуки, слышался скрип повозок на песчаных дорожках сада. Сдерживая дыхание, Ана дошла до ближайшей лестницы; подавляя рыдание, она осторожно двигалась по стенке и дошла до первого густого куста. Остановилась на несколько секунд, пока сердце выпрыгивало из груди, и наконец побежала, обезумевшая, движимая безотчетным чувством.
– Я ждал вас, София. Уже несколько часов. Я начал думать, что вы позабыли обо мне.
Навстречу двинулась благородная фигура священника, и София Д'Отремон тревожно вздрогнула. Уже несколько часов она избегала его. Почти позабыла о нем, или надеялась избежать встречи с ним. Но под пронзительным и сильным взглядом, сдержанным и суровым, она переборола себя и приблизилась с извинениями:
– Простите меня, Отец Вивье. Я должна была отдать много распоряжений, решить множество незначительных вопросов.
– Есть серьезные дела, которые должны занимать ваше внимание, София, а я мог бы помочь. Зачем вы напрасно задержали меня в этих четырех стенах? Если бы позволили отлучиться на время, то семья де Мольнар была уже здесь. Почему откладываете неизбежное?
– А вы, Отец, зачем хотите усилить мучения моего сына?
– Когда вещи очевидны, стоит посмотреть им в лицо как можно раньше, ведь самое большее мучение, которое есть у Ренато Д'Отремона – его совесть. Неосторожность, если это преступление… А еще… ревность, гордыня, гнев, смертные грехи, сеньора. Несчастная душа мечется среди этого, несчастное сердце прикрывается гордостью, как щитом.
– Умоляю, окажите милость провести церемонию сейчас, отец. Я в отчаянии.
– Понимаю. Я знаю, сердце матери страдает, но еще знаю, что путь долга узок, и вам нельзя с него сворачивать. Где Ренато?
– Не говорите с ним сейчас, прошу вас. Он на пределе. Как помешанный. Вы правы, самое большое мучение –
это муки совести. Пожалейте его, Отец, нужно помочь ему. Как по-вашему, он чувствует себя после того, как спустился в глубину ущелья, откуда вытащил тело жены? Присутствие Мольнар будет для него ужасно.– Они ведь не задержатся, правда? В каком часу вы послали им сообщение?
– Отец Вивье, думаю, им лучше получить извещение завтра, – с трудом объяснила София, теряя терпение. – Присутствие их здесь…
– Вы что, шутите, София? Вы для этого задержали меня лживыми обещаниями? А если бы ваш сын был мертв, а кто-то воспрепятствовал вам приблизиться к его телу, чтобы отдать последнее целование? Именно так вы поступаете, не имея на это права. Даже если хотите защитить сына.
– О… Ренато… – удивилась София, увидев приближающегося сына. И обращаясь к священнику, взмолилась: – Прошу вас…
– Я прекрасно слышал последние слова Отца Вивье, мама, – изложил Ренато, который казался невозмутимым и спокойным. – И даже не услышав предыдущих слов, я бы все равно угадал. Вы связались с Мольнар, да? И вы правы. Им нужно приехать как можно раньше. Я распоряжусь, чтобы им немедленно сообщили!
– Так значит, им еще не сообщили? – изумился священник. – Это предел, София! Уверяю вас, с этой минуты я сам…
– Не нужно, – перебил Ренато. – Отец Вивье прав, мама. Они имеют право находиться здесь. – И чуть отойдя, позвал: – Баутиста, Баутиста! Подойди! Отправь немедленно самого доверенного человека на лучшем коне, чтобы передать сообщение Каталине де Мольнар обо всем случившемся.
– Нет необходимости, – отклонил Отец Вивье. – Я поеду сам. Если бы ваша мать меня не задержала, я бы уже находился в пути. Но прямо сейчас…
– Мое извещение будет быстрее, – уверил Ренато. – Но делайте то, что считаете нужным, отец. С вашего разрешения…
– Ренато! – прошептала София. И попросила священника: – Подойдите к нему, Отец. Успокойте, приободрите его. Вы не понимаете, как он страдает?
– Да, теперь да, – согласился Отец Вивье, уже смягчившись: – Я побуду с ним, София.
Изящная белая рука оперлась о плечо мажордома, глаза смотрели вслед Отцу Вивье, который пошел за Ренато, и словно облегчение, поддержку ей оказывала твердая верная рука, которая была жестокой для остальных.
– Отправить сообщения на лучшем коне дома?
– Раз нет другого выбора, отправь его.
– Хорошо, сеньора. – И взорвался с внезапным гневом: – Я прекрасно знаю, эта женщина заслуживает тысячи смертей! Если сеньора разрешит…
– Что ты будешь делать, Баутиста?
– Буду защищать хозяина от правды, сеньора. Найду доказательства, свидетелей. Мне не давали указания отыскать Ану, которая знает о сеньоре! Заставил бы ее говорить, и сеньор решил, что убил сеньору не зря, и это его бы успокоило.
– Он не хотел ее убивать! Не повторяй! Найди Ану и приведи ее. По-моему, ты дал нужное оружие. Да, Баутиста, защити моего сына, защити от себя. Отправь Сирило к Мольнар, найди Ану. Я жду тебя здесь. Я заставлю ее говорить.
– Если позволите, я знаю, как развязать язык этой негодяйки. Она спряталась. Когда совесть нечиста…
– О чем ты? Думаешь, Ана сбежала?
– Она бы правильно поступила. Но не беспокойтесь, сеньора. Я найду ее. В Кампо Реаль легче войти, чем выйти, и рука Баутисты дотянется до любой пяди в долине.