Хуан Дьявол

Наконец София Д`Отремон приехала на боковую улицу просторной и роскошной резиденции Генерала-Губернатора Мартиники, и опираясь на Янину, вышла из массивной кареты, которая с таким трудом добралась сюда. Было полно прохожих, толпа заполонила площадь перед балконом, где вещал лидер:

– Дети мои, мое присутствие в Сен-Пьере – лучшее доказательство, что все тревоги напрасны. Я приехал со своей семьей. Также меня сопровождали два человека науки, чьи показания только что обжаловали, и согласно их авторитетному мнению, Сен-Пьер не должен бояться Мон Пеле, как Неаполь не должен бояться Везувия. Наш старый вулкан рычит понемногу, но не кусает. Фейерверки и ручьи лавы, в конце концов, затухнут в море. Есть ли причина оставить самую цветущую французскую колонию на Антилиях? Рожденные у подножья Мон Пеле должны смеяться над этими тревожными глупостями, и я советую всем не переживать и смеяться, потому что я готов действовать, чтобы решительно усмирить распространение паники, предсказания паникеров и любую деятельность, провоцирующую беспорядки. Еще раз говорю соседям Сен-Пьера: пусть каждый возобновит обычную деятельность и не упорствует в злых пророчествах, дабы не сесть в тюрьму.

Двухместная карета остановилась на той же улице, и Ренато Д`Отремон, который ей управлял, откинул поводья, подошел быстрым шагом к желанному черному входу, когда его мать появилась перед ним:

– Ренато!

– Мама! Что ты тут делаешь?

– Не думаешь, что ищу тебя? Провела ночь, умирая от беспокойства, отыскивая в каждом уголке города твои следы? Даже не думаешь, не так ли? Думаешь лишь об этом звере в своей злобной страсти.

– Пожалуйста, хватит!

– Ты ушел, оставив меня больной, уехал, не сказав ни слова.

– Я хотел избежать подобных сцен, мама. Со мной и так случилось много неприятного. Это нужно закончить, отрезать.

– Уже вижу. Ты избегаешь последствий безумия, но не отказываешься от собственного.

– Моя любовь к Монике не безумие, пусть для тебя это так, потому что Моника свободна, и я знаю, что она любит меня.

– Свободна…?

– Свободна, да. Вот бумаги, присланные из Епархии, с ними я буду требовать у губернатора дать необходимую поддержку, средства, которых мне не хватает, чтобы вырвать ее из рук этого человека.

– А Кампо Реаль? Твой Кампо Реаль?

– Я займусь Кампо Реаль в свое время. Эти же самые люди, которых губернатор предоставит в мое распоряжение, покончат с этой толпой так скоро, как Моника будет освобождена. Я сделаю это, мама, сделаю лично, потому что ты назвала меня трусом, но увидишь, как ты была несправедлива. И увидишь очень скоро!

– Минутку, Ренато. Губернатор дал тебе солдат?

– Еще нет, но мне не откажут. К несчастью, я еще не смог поговорить с ним. Мы разошлись. На пути по дороге к Карбе, я узнал, что губернатор возвращается в Сен-Пьер, а мои кони слишком устали, чтобы догнать его. Но вот я здесь, и возвращаюсь к нему с тем, что он просил: с законными правами. Идем со мной, мама.

– Конечно же я пойду. Но подожди… подожди. Ты же не прикажешь людям схватить Хуана Дьявола, правда? Только не это, сынок, не это.

– А почему нет? Ты всегда хотела, чтобы его раздавили. Знаешь кто там, рядом с губернатором? Кто собрал столько человеческих возможных сил, чтобы вытащить его на свободу?

– Я знаю, что Ноэль обеспокоен этим делом. Конечно, он должно быть, пытается достичь аудиенции.

– Я хорошо осведомлен. Мне сказали, что губернатор ждет Ноэля в кабинете. Но то, что он проявил инициативу, не слишком ему поможет.

– Вся твоя жизнь с тенью этого проклятого Хуана!

– Да, вся жизнь. Не представляешь, как же далеко все зашло! Но это последнее сражение, и я его выиграю, уже выиграл. Это моя победа, погашение всех ошибок, и никто не сможет отобрать это у меня! Идем, мама!

– Вы превратились в мою тень, Ноэль?

– Я превратился в вашу совесть, сеньор губернатор, и простите, что беру на себя свободу говорить открыто и ясно, как мы привыкли. Вошло в поговорку, что вы ненавидите жестокость и бесчеловечность. Вы правите на этом горячем острове спокойно и по-отечески. Ваше Превосходительство не совершает произвола по личной выгоде, но произвол могущественных лиц не имеет границ, учитывая, что Ваше Превосходительство ничего не делает, чтобы предотвратить его.

– Хватит! Если вы думаете, что буду слушать вас…

– Вы выслушаете, потому что Ваше Превосходительство имеет золотое сердце. И это тоже вошло в поговорку. И так как вы знаете, что я прав, к тому же я должен сказать вам нечто важное. Недовольство – это лучшее, чему вы верите; народная совесть пробудилась. Акт простой справедливости может спасти прошлые ошибки. У меня три тысячи подписей за жизнь Хуана Дьявола и рыбаков, что его сопровождают.

– Три тысячи подписей? Жизнь? Какая глупость, Ноэль? Они не приговорены к смерти.

– Но дело серьезное. Там, где Ваше Превосходительство загнало их в угол, им угрожает ужасная смерть с каждым разливом лавы, и как Ваше Превосходительство констатировало – да, она продолжает бежать с той безнадежной стороны.

– Никто не знает, в какую сторону она бежит!

– Ваше Превосходительство только что подтвердило с этого балкона, что да, знает.

– Ладно… нужно успокоить встревоженный народ…

– Народ верит слову Вашего Превосходительства, и судит обоснованно, что эти несчастные приговорены быть сожженными живьем только за одно преступление, что не позволили эксплуатировать себя ростовщиками, не скрывая этого.

– В любом случае, они подняли оружие против моей власти.

– А вы не злоупотребили властью, превращая Мыс Дьявола в остров?

– Хватит, Ноэль. Что вы предлагаете?

– Ваше Превосходительство, настал час. Если вы дадите Хуану возможность капитулировать честно, никто не сможет критиковать его. Речь идет о жизни более пятидесяти граждан Франции, и общественное мнение на вашей стороне. Эти подписи лишь подтверждение. Их можно продолжать, тысячи превращать в миллионы. Можно… – Ноэль вдруг прервался и с видимым неудовольствием многозначительно выразился: – О… О…!

Губернатор живо повернул голову, проследив за взглядом нотариуса. В распахнутых дверях кабинета, переходящего в приемную, стоял Ренато Д`Отремон с матерью; затем, приблизившись, Ренато извинился, увидев выражение удивления и неудовольствия главы острова:

– Простите, Ваше Превосходительство. Двери были открыты и свободны для прохода.

– Я вижу… все позабыли о своем долге, когда более всего должны его соблюдать, – напомнил губернатор, не скрывая антипатию.

– Не обвиняйте нас в злоупотреблении доверием, друг мой. – защищалась София Д`Отремон.

– Вас никогда, София. Но прошу вас пройти в другую залу. Я внимательно выслушаю вас через минуту, я едва решил это дело.

– Вы не можете решить это дело, не выслушав меня, сеньор губернатор, – поправил Ренато. – Уже пятнадцать часов я гоняюсь за вами, и каждая минута может быть последней.

Внезапно дрогнула земля, все затряслось, и картины на стенах скривились, лампы раскачивались; глава острова, все более недовольный, воскликнул с раздражением:

– Этого только нам не хватало!