Хуан Дьявол

– Мы будем искать его везде. Я не вернусь домой, пока не найду его!

Как струя фейерверка, как искры, переходили из уст в уста в Сен-Пьере неясные или преувеличенные рассказы о предварительной катастрофе. По мере того, как экипаж Д`Отремон ехал по улицам, толпа все густела, заполняя ее. Земледельцы, работники и коммерсанты всей округи приехали в столицу, одни – в поисках новостей, другие – снова увидеть переполнявшуюся лаву, о которой сообщали. Кафе, рестораны и площади были битком забиты. Люди заставили открыть офисы пароходного агентства, быстро распродавались билеты на суда, которые должны были отправиться на следующий день.

– Что происходит? – хотела знать донья София.

– Они читают указ мэра. Да, крестная. Это глашатаи Муниципалитета, – объяснила Янина. И обращаясь к кучеру, крикнула: – Подойди ближе, Эстебан, ближе.

Шум толпы мягко стих, теперь слышался только голос выступавшего, который произносил указ, как песенку:

– Соседи Сен-Пьера. Гоните от себя страх и тревогу. Все уже случилось, и никакая опасность не угрожает городу. Рекомендовано эвакуироваться с полей и поселков, расположенных на склонах Мон Пеле, единственные, кто могут пострадать, и нужно сделать это побыстрее. В настоящий момент, согласно нашим подсчетам, в город прибыло более тысячи человек из окрестностей, и продолжают прибывать. Только люди ближайшего поселка Рыбаков остались отрезанными, но им оказали своевременную помощь. Спите спокойно, соседи Сен-Пьера, и начинайте утро со своих обычных дел. Если лава снова будет выходить, идите, к морю, как и раньше. Нет опасности для города. Подписано, Фуше, Мэр города Сен-Пьер острова Мартиника, от шестого мая, тысяча девятьсот второго года.

Экипаж Д`Отремон возобновил ход, а вскоре, с огромным удивлением София воскликнула, указывая на кафе, которое они проходили:

– Сирило! Разве это не Сирило?

– О, да! – подтвердила Янина весело. – Остановись, Эстебан… Стой!

Янина спрыгнула, не дожидаясь остановки экипажа, и подбежала к уличному кафе, кишащим людьми средь бела дня, пока не взяла за руку мужчину цвета эбонита, одетого в непогрешимую ливрею из белого льна, типичную для слуг феодалов Д`Отремон.

– Сирило, Сирило, где хозяин? Где ты оставил его? Мы уже несколько часов с сеньорой отчаянно его ищем. Часов! Понимаешь? Где хозяин?

– Его нет со мной. Он продолжил поездку.

София Д`Отремон не могла больше ждать. Она тоже вышла, оставив экипаж посреди узкой улицы, перегородив дорогу, и подошла к смущенному слуге, спрашивая:

– Поехал дальше куда? Что случилось с моим сыном?

– С сеньором Ренато, насколько мне известно, ничего не случилось.

– Но где он? – настаивала Янина.

– Уже должен добраться. Он разве не говорил, куда едет?

– В Фор-де-Франс? – спросила София.

– Да… да, сеньора, – подтвердил Сирило. – Я ехал с ним, но он забрал поводья, потому что я не хотел гнать коней над горящей свечой. Он спихнул меня, и во весь дух помчался по старой дороге, которая поворачивает за Карбе.

– Но с ним ничего не случилось? – пытливо допрашивала Янина. – Не пострадал?

– Отвечай, идиот! – крикнула София, не в силах сдерживать возмущение.

– Как это ничего не случилось, хозяйка. Я видел, как он проезжал через эти горящие тростники и как снова появился на дороге. И мне ничего не оставалось, как пойти пешком.

– А почему ты не вернулся в дом? Почему не рассказал мне? – упрекала гневная София. – Ты развлекался, гулял по улицам, да?

– Нет… нет, хозяйка. Дело в том, что я испугался. Нужно было видеть, как ехал хозяин, и в результате ничего. Он бежал и бежал в Фор-де-Франс, к губернатору, который, говорят, уже едет сюда. Говорят, он приказал позвать мэра и тот сказал, что он уже едет сюда со своей сеньорой и со всеми этими докторами, они говорят, что они все знают и заверят всех, что ничего не случится. Люди словно помешались. Они скупают билеты, чтобы завтра уехать на судах, но говорят, что губернатор никому не позволит уехать и прикажет всем солдатам не позволять пассажирам садиться на корабль. Там в другом квартале, в офисе Судоходной Компании Квебека, люди сломали все двери и стекла. Даже чтобы сесть на палубу этого корабля, который называется Рораима, скупили билеты.

– Кто рассказал тебе все это? – спросила заинтригованная София.

– Я видел своими глазами, хозяйка. И к тому же, сеньор Ноэль, нотариус…

– Где этот человек?

– Стоит прямо там, но вышел, сказав, что будет ждать губернатора в его доме, потому что в первую очередь, должен поговорить с ним…

– В первую очередь? – удивилась София, не понимая серьезности слов.

– Он пошел с бумагами, подписанными большим количеством людей, и всем говорит их подписать, потому что хочет, чтобы сеньор губернатор увидел, как много желающих простить Хуана Дьявола и рыбаков, оставшихся с другой стороны, и чтобы кинули мост, чтобы те выбрались оттуда, где опаснее всего.

– О чем ты говоришь, Сирило? Ты хорошо понял?

– Конечно, хозяйка. И эта большая стопка подписанных бумаг. По-моему, губернатор должен это сделать…

– Замолчи и поднимайся! – приказала властно София. – Устраивайся с Эстебаном. Немедленно едем во дворец. Посмотрим, кто первым будет говорить с губернатором!

– Зажегся красный свет, Колибри.

– Красный свет, капитан? Почему они остановились? Мы остановимся?

– Они остановятся, чтобы дождаться меня. Торопись, Колибри! – Хуан погрузил весло в воду и поднял другое, чтобы повернуть лодку, послушную его рукам, направляя курс на ближайший берег. Они были у пригорода Сен-Пьера, предгорья горы, известной, как Парнас, которая возвышалась на юге города. Маленький пляж среди камней простирался у ее подножья; веселые дома отдыха окружали гору, а в самой высокой части, наподобие смотровой площадки над городом и морем, возвышался старый монастырь, построенный много веков назад благочестивым богатым колонистом.

– Почему мы изменили курс? Куда мы едем? – спросила удивленная Моника.

Хуан не ответил. Он греб изо всех сил, сжав губы, пока лодка не дрогнула, занося киль в песок, и приказал:

– Крепко держи весла, Колибри. Держи курс и внимательно следи за волнением моря.

– Что происходит? – снова спросила обеспокоенная Моника.

– Идем со мной…

Хуан взял ее на руки, затем спрыгнул, и погрузившись в воду, прошел твердым шагом, не намочив легкий груз, пока не опустил на землю.

– Хуан, ты сошел с ума? Что ты делаешь?

– Я не могу увлечь тебя на верную смерть, Моника. Прав был Сегундо, боясь, что Люцифер не выдержит груз. Из-за эгоизма я потащил тебя с собой. Мне не хватило мужества оторваться от тебя, отпустить. Я страдаю, борюсь всеми силами, чтобы остаться тем, кем я являюсь. Безумно я мечтал быть другим, изменить свою жизнь, чудом преодолеть расстояние, разделяющее нас.

– Какое расстояние, Хуан?

– Ты прекрасно знаешь. Пусть твое милосердие не лжет в этот решающий момент.

– Я ничего не понимаю, – отчаялась смущенная Моника. – Ты хочешь оставить меня здесь? Бросить?

– Рядом монастырь. Там ты можешь провести ночь, а потом, любым способом поехать в Сен-Пьер.

– О чем ты говоришь? Что ты говоришь? Я не хочу оставлять тебя, Хуан!

– А я не хочу тащить тебя на смерть. Зачем ты заставляешь меня говорить ужасную правду? Я пропал, Моника!

– Не может быть! – не соглашалась с Хуаном Моника.

– Уверен, в эти часы Сегундо и оставшиеся с ним уже арестованы. Их заставят говорить, они расскажут, где мы, наше убежище обнаружат. А я не сдамся, Моника. Я выйду в море, хотя и не смогу отъехать слишком далеко.

– Но в таком случае ты лгал мне. Ты лгал!

– Я молчал, борясь со своей совестью, но рассудок победил. Это не было ложью.

– Это была ложь! И не только мне, и этим несчастным солгал.

– Для них не было обмана. Они прекрасно знают свою участь. Они последуют моей: несчастье или немного надежды. Надежды жалкой жизни, которая не для тебя, Моника да Мольнар.

– А если я принимаю ее?

– Не заставляй меня верить в несуществующий рай. Замолчи, Моника, замолчи, потому что если будешь дальше говорить, то у меня не будет сил сделать то, что нужно, потому что я так сильно люблю тебя… так сильно…!