Хуан Дьявол
Шрифт:
– Твои бумаги в этом ящике. Я не ошибся, думая, что они для тебя важнее жизни. Можешь забрать их, хотя и думаю, что они уже ничем не послужат. Мощь гораздо сильнее, чем все человеческое самодовольство, теперь управляет нами… и это… вулкан… Послушай его… Единственный голос, который распоряжается и приказывает на всей земле Мартиники. Эти слепые удары устанавливают жизнь и смерть, боль и голод. Это новая сила, которая нами руководит. Посмотри на них, на эти бумаги, может они послужат тебе чем-нибудь!
Ренато снова приподнялся, желая пойти за Хуаном, удалявшимся поспешными шагами, но снова упал. Сотни горьких воспоминаний вонзались в него, как кинжалы. Он думал о мертвой матери; Монике, которая возможно, уже покоится под трагическим саваном случившегося
– И я обязан жизнью Хуану Дьяволу…
Еще неделю ревел ужасающий вулкан Мон Пеле. Наконец, 26 августа 1902 года последний и ужасный грохот потряс остров, а затем все стихло. Рассеялись черные облака из конуса вулкана, замолчали подземные шумы, выглянуло голубое небо, морские воды успокоились. Благотворные дожди упали потоком, сметая слои пепла, которые сорвали деревья и придавили поля. Вновь побежали чистые реки и ручьи, вернулись стаи улетевших птиц. Лихорадочная радость, верх отчаянии и боли прошедших дней, встряхнули теперь беспорядочные улицы Фор-де-Франс. Понемногу начали двигаться лошади и редкие повозки, ставшие доступными. Бригады добровольцев собирали мусор и налаживали как могли пристани и причалы на выходе из прекраснейшего залива, перед которым возвышался маленький город. И когда корабли, ожидаемые столько времени, показались на горизонте, их приветствовали пушки Крепости Сан-Луи и трезвонили колокола, подвешенные на балках над мусором. Одновременно, в почти разрушенной усадьбе, бывшей убежищем для Мольнар, колокола и артиллерийский обстрел слышался далеко.
– Вот и сеньор дон Ноэль, хозяйка! – сообщила Ана во весь голос.
– Подарок, моя дорогая Каталина. А где Моника? – поздоровался и спросил старый нотариус.
– Где ей быть, как не в госпитале? – объяснила Каталина. – Для нее просто рассвело, как каждое утро.
– Сегодня другой день, черт побери!
– Для нее нет. Каждый проходящий день кажется, усиливает ее боль, потому что у нее остается все меньше надежды.
– Вы правы. Но во всяком случае, она не должна падать духом. Она продолжит искать его, потому что новый губернатор только что прибыл, и командующий войсками чувствует признательность и благодарность Монике, и хотел бы, чтобы она была в числе первых персон поприветствовать Его Превосходительство. Говорите, она в госпитале?
– Который разместили во Дворце… Там ее он и найдет…
– Ладно, тогда я пойду… До встречи, Каталина…
– Колибри… Колибри…! Что происходит? Колибри! Ты слышишь? – позвал Ренато, встревоженный грохотом канонад.
– Да, да, сеньор Ренато… Я видел, как выпустили свечу из Крепости. Вы подумали, что это вулкан? Говорят, он погас, и навсегда… Что больше не вздрогнет…
– Тогда эти выстрелы…?
– Новый губернатор только что причалил. Сверху холма видно, как причалил корабль… огромный корабль, и два других позади. На одном из них везли солдат, на другом, Бог знает кого. Подарки из Франции, чтобы мы остались на Мартинике, чтобы не боялись больше вулкана.
Медленно, с видимым усилием, Ренато поднялся с постели и, держась за хрупкую стену, сделал несколько дрожащих шагов по неровному полу.
– Хуан не вернулся?
– Нет, сеньор. Но уверен, он придет поздно. Он знает, что нужно принести поесть, что почти все закончилось. И как вы знаете… Откуда угодно, но принесет…
Ренато Д`Отремон снова ощутил, как щеки вспыхнули румянцем. Он не только героический поступок спасения от смерти, несения на руках, превозмогая боль и усталость. Этот странный человек, брат и враг, спаситель и соперник, приносил ему каждый день необходимые вещи, перевязывал рану, давал лекарство, когда он бредил, укрывал от непогоды, по-человечески милосердный к его беспомощности. В течение трех месяцев, он, богатый Ренато Д`Отремон, получал хлеб из рук Хуана Дьявола!
– Вы выйдете, сеньор Ренато? Не дождетесь
капитана?– Думаю, лучше не буду его дожидаться…
– Но у вас не хватит сил идти. Капитан сказал, что вы еще слабы…
– Я сделаю усилие… Это нужно…
Он ощупал разорванную рубашку, едва прикрывавшую обнаженное тело; босые ноги выглядывали из порванных и истрепанных штанов из грубого полотна. Понимающий Колибри улыбнулся и объяснил:
– В той коробке ваши ботинки и жакет. Капитан сказал всегда носить эту коробку, что если вы встанете, то не можете ходить босым. Еще есть ваш портфель, кольцо и часы…
Ренато взял ящик, который был сундуком его бедных сокровищ. Там был его жакет из тонкой пряжи, порванный и сожженный; часы, кольца, сапоги, которые он надел, когда взял на себя командование Галионом, а внизу портфель, нетронутые деньги, смятые и обесцвеченные, аннулирование брака Моники и назначение действующим офицером, уполномоченному преследовать Хуана Дьявола.
– Хозяин сказал, что они ваши, и нужно вам отдать их, когда понадобятся. Вы оденетесь? Выйдете?
– Это нужно. Я должен это сделать. Должен сделать как можно раньше. Я должен найти человека, который только что прибыл, увидеть нового губернатора, которого прислала Франция!
Кое-как Ренато оделся. Неуверенным шагом, поддерживаемый только натянутой струной воли, он пересек широкий кусок пляжа, и едва скрылась его фигура за выступающими стенами старой Крепости Сан-Луи, как другая знакомая поступь, медленная и усталая, вошла с другой стороны заброшенной хижины, и Колибри указал возбужденно:
– Вон туда, вон туда… Вы можете его схватить, если захотите. Я могу сбегать туда, сообщить ему, что вы хотите. Слышите, капитан?
– Слышу… О ком ты говоришь?
– О ком же еще, как не о сеньоре Ренато? Он поднялся, оделся и забрал все, капитан… и бумаги…
– Все это его, Колибри. – подтвердил Хуан уныло и устало.
– Он долго смотрел. Я думал, он оставит, но он положил их в карманы. Еще то большое, с печатями, разрешение для… Вы не помните, капитан?
– Да, Колибри… Отлично… Преследовать, схватить нас, убить меня, если буду сопротивляться при мирной капитуляции. Естественно, он унес эту бумагу с собой.
– И сказал, что ему нужно увидеть губернатора, который только что приехал. Это тоже естественно, капитан?
– Тоже, Колибри. Человек, который приехал, представляет собой возврат к порядку, уважение к привилегиям, выдающимся фамилиям, большим состояниям, могуществу имеющих право на зарегистрированной и проштампованной земле. Как может Ренато не поприветствовать его первым, если он из самых привилегированных?
– Но вы вытащили его из воды, когда он тонул! Лечили и ухаживали за ним три месяца! Вы… Вы…
– Забудь об этой подробности, Колибри, как скорее всего уже забыл Ренато. Забудь об этом и дай мне немного воды…
Он сел на кровати с выражением глубокого уныния, совершенной усталости. Он прикрыл веки, а затем снова открыл, чтобы лениво посмотреть на странный и суровый пейзаж.
– Вот вода, капитан. Я вижу, вы очень устали. Вы не встретили сеньору Монику, да?
– Нет… В Дюко, в Сент-Эпри, в Ривьер-Сале есть монашки-беженки, но никто не мог рассказать о ней. Все повторяли ужасную фразу, напоминали более-менее вежливыми словами, что больше мертвых, чем живых, больше исчезнувших, чем здоровых на этой несчастной земле. Возможно, они правы, возможно, остальные тоже правы. А теперь, оставь меня, Колибри. Я хочу побыть один…
Он погрузил лицо в ладони, а когда мальчик очень тихо удалился, вечный и больной вопрос неудержимо сорвался с дрожащих губ:
– Моника, где же ты?
– Моника… я все утро ищу вас…
– О… друг Ноэль! Вот и я…
– Где меньше всего мог подумать. Кажется, вы специально скрываетесь от меня. Я ищу вас по всему госпиталю, по залам, кровать за кроватью.
– Я ушла, оставив место для настоящих медсестер. Мне сказали, новый губернатор привез людей и необходимые материалы, чтобы обо всех позаботиться.