И боги услышат

По каменным стенам дома тянулась хитрая вязь – родовое древо сухопутных моряков. Кое-где белая краска выцвела, но Нилани без труда могла отыскать и первого капитана, и человека по имени «стар ина рис», который когда то вдохновил матерей, выбиравших имя Тарису. Дерево предков расползлось на все четыре стены, оставляя пугающе мало места для новых ответвлений. Однажды Нилани спросила Ханору, что будет, когда оно совсем закончится. «Судьба рассудит», – ответила тогда знахарка. Много позже девушка узнала, что это означает «не знаю».

Девушка приблизилась к дому, всё ещё не сводя глаз с древа. Здесь было место и живым, и мёртвым. Но не неудачникам. Их имена Ханора старательно соскабливала, оставляя на камне серые проплешины. Десятки и сотни забытых жизней, оборвавшихся из за дурной болезни. И среди них – сама Тау. Живот Нилани скрутило от жалости. Магия могла бы их спасти.

– Я верну её ради вас, – шепнула она. – Обещаю.

Девушка подобралась поближе к двери дома и прислушалась. Ночь вокруг была полна звуков. Шелест ветра, возня мелкого зверья в траве, шум прибоя, смешанный с эхом барабана – ритуал в деревне перетёк в праздник. Но всё это было далеко. Дом же хранил тишину. Никого. Если, конечно, Ханора не затаилась, чтобы наброситься на незваную гостью. Но даже в этом случае нет никакого смысла топтаться на пороге.

Девушка приподняла занавеску – глухой перестук бамбуковых палочек показался ей оглушительным – и проскользнула внутрь.

Больше всего жилище Ханоры напоминало склад перед днём дани. Вот только здесь не было ни еды, ни земляной крови. С потолочной балки свисали пучки сушёных трав вперемешку со связками потерявших силу талисманов. Между ними прятался хрупкий шаманский шар, пока что мёртвый и тусклый. По стенам тянулись полки, забитые бутылями со снадобьями на разных стадиях готовности. Комнаты разрезали стеллажи, полные ящиков и мешков с артефактами. Знахари и шаманы хранили все реликвии, покуда судьба не подберёт человека, способного применить их в хозяйстве. Нилани нравилось бродить здесь, перебирая шуршащие, шелестящие и бряцавшие вещи, и думать о древних тайнах. Вот и сейчас ей захотелось протянуть руку к полкам. Но девушка отогнала эту мысль. Среди всех неприкаянных сокровищ, хранившихся в доме, ей нужно было отыскать одно-единственное: особенный прямоугольный камушек толщиною с лепёшку в худой год и длиною с половину ладони.

Не известно, сколько его собратьев хранилось у Ханоры, но девушка без труда могла насчитать с десяток самых разных, просто оглядевшись. Когда то эти могущественные артефакты открывали двери и запоминали дела. Но после новой зари почти все двери исчезли, а дела изменили смысл. Так что теперь знахарка использовала яркие прямоугольники в качестве напоминаний. Вот красный с белой воронкой – он означал, что настой надо процедить, когда луны пойдут на убыль. Вот жёлтые и блестящие, словно огонь – напоминание, что мазь нужно перемешать горячей головёшкой. Вот ядовито-зелёный – предупреждение, что в бутылке яд. Осиротевшие ключи были везде: прилажены к крышкам кувшинов, заткнуты за горловины мешков, разложены на полу. Все как на подбор прямоугольные и гладкие – ни одному мастеру не добиться такого совершенства. И большинство такие яркие, что тропические рыбки позавидуют.

Но тот ключ, что искала Нилани, был особенным. Его словно вырезали из темноты, втягивавшей последние лучи света. Однако безупречную черноту портило красное пятно, напоминавшее глаз. Зловеще, если вспомнить, что убийц на острове тоже метили оком. Впрочем, позорное клеймо состояло из сложного сочетания дуг и кругов, обрамлённых колючими ресницами. Знак на ключе был куда проще: снаружи всего две полосы, закручивающиеся в овал, а внутри, прямо посередине, зрачок в виде сложенных крест-накрест полосок. Сбоку от глаза танцевали потешные белые букашки – согнутая в локте рука, кол и змея, собирающаяся свернуться в спираль. А если наклонить ключ и поймать солнечный луч, то – о чудо – в центре прямоугольника блеснёт слово древнего языка. Это был крик, обращённый к вечности: «Управляющий узел».

«Я кладу его у окна, чтобы беда с ветром не залетела», – говорила Ханора, объясняя ученице свою систему.

Вот оно.

Девушка мотнула головой, стряхивая воспоминание, и прислушалась.

Откуда дует ветер? Со стороны леса. Значит, юго-восток. Нилани бросилась к нужному окну, лавируя между стеллажами и перепрыгивая через корзины. Вот и оно, а в него с любопытством заглядывает малая луна. Девушка поднялась на цыпочки и, потянувшись, принялась шарить по пыльному камню. Но под пальцы лезли нити липкой паутины и засохшие листья.

Ничего. Пусто.

Но как? Почему?

Вдруг Нилани вздрогнула. Конечно! Ханора была слишком занята в деревне, чтобы заниматься своими вечными перестановками. Может, сегодня она даже и не возвращалась в дом. Но откуда дуло вчера? Да кто вообще запоминает такие вещи? Кажется, Ханора упоминала об этом на празднике. Но Нилани не могла вспомнить. Её сердце билось так сильно, что можно было не сомневаться: на утро появятся синяки. В мозгу умирающим мотыльком билась единственная мысль: «Время! Время!». Оно утекало, испарялось.

«Я пропаду. И они сделают из меня пример. Выйдет хорошая сказка, учащая детей покорности».

Нилани глубоко вздохнула, вспоминая свой последний вечер в детской хижине. Остальные девушки уже сопели в своих гамаках, а она всё не могла уснуть, лежала, заложив руки за голову, и смотрела на отблеск белого света на стене. Его отбрасывал маяк, как и всегда убеждая чудовище, что его данники живы. Пламя никогда не колыхалось, несмотря на усиленные старания ветра. Ветер. Чем он пах? Солью с нотками гари. Море. Север. Ноги сами понесли Нилани по узкому проходу. И, о благословение, на каменном подоконнике она нащупала гладкий прямоугольник. Её пальцы, казалось, ощутили невидимую надпись. И красный глаз с крестообразным зрачком был на месте.

И тут в хижине вспыхнуло солнце, ослепившее девушку:

– Ты меня обманула.

Глава 1.03. Подарок в дорогу

– Это ваш новый дом, – боцман приподнял занавесь над входом в хижину и сделал жест рукой, приглашая детей в тёмную неизвестность. – Отныне и до самой смерти.

Новоиспечённые юнги переглянулись. Затем один за другим забрались внутрь. Имаити шёл последним, мелко дрожа. Но не от страха, нет! Если вчера ему, недоростку, ещё можно было прятаться за материнской юбкой, то сегодня он стал настоящим человеком. В пять лет уже пора взрослеть. А мурашки, бегавшие по спине, – это так, глупости. Просто непривычная одёжка колет. Рубашка была ему велика и постоянно сползала. «Ничего, маленькая чайка, – успокоили матери, когда увидели, что промахнулись с размером. – Дорастёшь».

– Завтра мы начнём тренировки, – напутствовал боцман. – Так что выспитесь хорошенько. Это ваше первое задание.

Занавесь упала. Стало совсем темно. Только луны заглядывали в окна. Ночь – дикое время, когда магия лезет из каждой тени. А незнакомых теней в хижине хватало. Длинная комната была поделена на две части: левая оставалась свободной, а правую дробили перегородки, образовывавшие маленькие комнатки-отсеки. Дети знали, что в каждой висит гамак. И, возможно, прячется чудовище. Опасливо озираясь, юнги разбрелись по своим новым углам. Имаити достался тот, что находился ближе к входу. Стена над гамаком была изрезана мальчишками, жившими здесь до него. Слова, значений которых юнга не понимал, хотя их и учили читать. И рисунки. На самом примечательном – человечек из палочек и кружков пронзал палкой нечто, напоминавшее курицу.

«А что, хорошее место», – подумал Имаити. Он уже хотел забраться в гамак. Но тут заметил кое-что под своей новой постелью.

Присев, юнга вытянул на свет туго набитый короб. На крышке прощупывался знак. «Подарок». Вот только рядом стояло не его имя, а… Имаити отдёрнул руки, будто их обожгло. Его мир тряхнуло. В животе набухли камни. Ещё удар сердца, и из них вывелись ледяные ящерицы, которые разбежались по рукам и ногам.

На крышке короба стояло имя мертвеца.

Боцман ушёл, так что посоветоваться было не с кем.