И это пройдет…

Толстой не довел своей мысли до конца, когда отрицал роль зачинателей за Наполеоном, правителями, полководцами. Он думал именно то же самое, но не договорил этого со всею ясностью.

Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры — это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне.»³³

Аня повернулась к нему, на ее лице застыло ожидание, он пытался понять, что она от него хочет.

— О чем это? — спросил он раздраженно, строчки показались ему непонятными, но в них чувствовалась скрытая провокация.

— «Доктор Живаго», — не сразу ответила Аня, она подошла к плите, помешать жарящуюся картошку, — не читал?

Игорь отрицательно покачал головой.

— Роман о революции, которой нельзя избежать, в ее события невозможно вмешаться, она накроет человека как стихия. Ты окажешься в ней песчинкой, тебя затянет дух времени, но заметишь ты это далеко не сразу. По-моему, отличная метафора- жизнь, как вечно растущий, постоянно незаметно изменяющийся лес, тонкая философия.

— Хрень какая, историю каждый день делают сильные люди. Это право надо заслужить, а вот такие созерцатели, только мешают своей пустой болтовнёй, пиз… — он запнулся, сглотнул гневный комок и продолжил, — балаболы они обыкновенные…

— Серьезно, — Аня перебила его, откидывая волосы за спину.

Он не понимал, почему она разозлилась, ему вообще не нравилась тема революции, уже несколько месяцев их на работе гоняли в хвост и в гриву из-за очередного витка недовольства в народных массах. Ждали выборов в Государственную думу. В обществе намечался сильнейший раскол. Уже не первый год люди были недовольны: еще с момента отмены льгот в 2004 году, потом эти тупые «Марши несогласных». Игорь вспомнил, как на заре его карьеры он писал рапорты о митингах, работы бумажной было выше крыши, она выматывала и отравляла жизнь. Сейчас в кулуарах шептались о готовящихся масштабных протестных движениях, которые необходимо подавить в зачатке, чтоб не допустить новых лозунгов «Нет полицейскому государству!» и «Россия без Путина».

Продолжать разговор не хотелось, он встал, подошел к ней, обнял за грудь. Она вспыхнула молниеносно. Он чувствовал, как напряглась ее спина, сердце застучало быстрее. Аня нервно сглотнула и откинула его руки. Этого он не ожидал. Игорь повторил попытку, на этот раз более яростно прижал ее к себе, коснулся губами шеи. На сковородке трещало масло, Аня лихорадочно мешала картошку, передернула плечами.

— Что не так? — прорычал он, хватая ее за руку и разворачивая к себе.

— Ты, вроде, есть просил, — негодующе заявила она, — теперь жди.

Но он не хотел и не мог ждать, ее отказ, только сильнее разжигал в нем желание, ревность к неизвестному Д, размышление о революции и ее неизбежности взбесили Игоря. Словно пушинку он оторвал Аню от пола, скинул все со стола. Она вырывалась, ее глаза яростно блестели. Силы были априори не равны, под его настойчивыми грозными поцелуями Аня снова сдалась.

Ставя перед ним тарелку, она смотрела на красные пятна, расплывающиеся по ее запястью. Случайно ли он сделал ей больно? Что сейчас произошло, хотела она этого или нет? Игорь тоже увидел синяк, оставленный своей рукой, по его лицу пробежала тень, губы дрогнули в странной хищной полуусмешке.

— Извини, — выдавил он из себя, — я был слишком груб, — голос его не выражал сожаления, — я хочу поехать на выходные в Териберку, ты поедешь со мной?

— Нет, — тихо и вкрадчиво ответила Аня.

— Почему? — с ненавистью почти крича, вопрошал он.

— Я уезжаю через 2 дня домой, хочу увидеть друзей и маму, — спокойно говорила она. Аня не понимала, что его так бесит, почему он не допускает и мысли, что у нее есть своя жизнь.

— Домой, — он со звоном бросил вилку на стол, глаза налились кровью, — когда ты собиралась мне об этом рассказать?

— Ты не спрашивал о моих планах на лето. Разве я должна отчитываться перед тобой? — ее голос тоже зазвенел, он переходил всякие границы, она была уверена, что их отношения для него — это просто отличный секс, а контроля и ожиданий у окна ей хватало и в браке.

— Просто прекрасно, — Игорь сжал кулаки, — как долго ты собиралась отсутствовать, в надежде, что я не замечу?

— Я хочу провести все оставшееся лето дома, возможно поеду на море, к тому же у мужа, если ты успел забыть, где-то все-таки должен быть отпуск, рискну предположить, что он захочет побыть со мной.

— А пока его нет, можно и с каким-нибудь Д потусить, — Игоря разрывало от злости, он не предполагал, что на все лето останется один, Аня прочно вошла в его жизнь, страх потери, разочарование распаляли его.

— Какой Д, ты о чем? — глаза девушки расширились, она явно не понимало, что так бесит ее любовника.

— Которому ты стишки пишешь и между страничками прячешь, — прошипел он.

Аня с трудом улавливала, к чему он клонит. Какие стихи, какие книжки? Она встала и пошла в комнату. На полу валялась «История государства Российского», а рядом с ней пожелтевшие клетчатые листки. Она подняла их с недоумением вчитываясь в содержание. Игорь выбрался из-за стола и последовал за ней.

— Это письмо написал мне мой друг, когда я училась в 11 классе, в ответ на мои стихи, они лежат в этой книге со времен экзаменов, я даже не знала, что они здесь, ибо с тех пор ее не открывала, — растерянно проговорила она. Ей казалось, что теперь она немного понимает причины поведения Игоря. Возможно, так выглядит ревность, но разве есть у него к ней какие-то другие чувства, кроме похотливого влечения? — а про свою поездку домой я тебе не говорила, потому что до недавнего времени никуда и не собиралась, но сейчас мне очень хочется к маме, с каких пор тебе важно мое присутствие в твоей жизни? Разве нет другой девушки, которая захочет прокатиться с тобой до Териберки?

— Нет у меня другой, — натягивая кофту рявкнул он, — я пошел, хорошего лета, — с этими словами он вышел из квартиры, пинком открывая дверь.

Аня осталась стоять, держа в руках пожелтевшие листки. Муж тоже не любил ее страсть к стихам. Она устало опустилась на диван. Плевать, плевать на обоих. Главное, что впереди целое лето!

Июль 2011

Кафе на набережной смотрело на реку открытыми окнами, шторы в зеленую клетку, повязанные молочными бантиками, под дыханием ветра взлетали вверх, рвались с крючков, мечтая улететь в открытое голубое небо. Оля сидела за круглым столиком и ждала Аню. Они не виделись почти два года. С того момента, как она переехала в Москву, у нее совершенно не стало времени на школьных подружек. Изредка они переписывались во «ВКонтакте», посылали друг другу смешные картинки и поздравляли с праздниками. Сейчас Оля приехала погостить, и оказалось, что Аня тоже в городе. Они договорились встретиться. Оля посмотрела на тонкие золотые часики, обвивавшие ее запястье. Аня опаздывала на 10 минут. «Никогда она не изменится», — начиная сердиться, подумала девушка. Оля все больше и больше ценила четкость и ответственность. Каждый день у нее был расписан почти поминутно. Она вставала в 6 утра, надевала беговые кроссовки и шла в парк, вернувшись после пробежки, принимала душ, завтракала овсянкой и ехала на пары, после учебы шла на работу: она собирала симпатичную бижутерию, упаковывала милые подарочки и мастерила букеты в агентстве праздников. Вечером у нее было несколько учеников, она готовила школьников к экзаменам по математике и английскому. Закончив с работой часам к 10, она отправлялась на Патриаршие, где встречалась со своим молодым человеком, они уютно проводили вместе вечер, но ночевать Оля у него не оставалась, ведь день должен был начаться ровно в шесть. А парень не разделял ее упорядоченности. Он любил поваляться утром в постели и всячески склонял к этому Олю.

— Привет, — раздалось у девушки за спиной, подруга обняла ее за шею, защекотав волосами и обдав сладким запахом духов.

Оля посмотрела на Аню. Когда-то она напоминала ей большую зефирину, любовь к розовым платьям, оборки, каблуки Оля не разделяла. Сейчас Аня выглядела определенно лучше, на ней был белый с голубыми слонами сарафан, он завязывался на 2 тонких шнурочка, обозначая талию. Волосы поддерживали солнечные очки, аккуратно уложенные они больше не походили на плохо причесанного пуделя. Вились лишь концы. Из старых привычек остались только каблуки. Тонкие шпильки были у Ани любимой обувью.