И пусть наступит утро

«А как чувствовал бы себя сейчас Ришард, будь он на моем месте?
– подумал Сергей.
– Наверное, спокойно. Но ведь он - артиллерийский ас и провел не один десяток стрельб».

Погода менялась.

Сергей едва успевал делать перерасчеты.

– Двадцать третьему, громко произнес телефонист. Это был позывной Березина.
– Произвести пристрелку репера. Пунктам сопряженного наблюдения дивизиона обеспечить стрельбу. Пристрелочные данные доложить.

Это была именно та команда, которую ждал и боялся Сергей. Поручив вычислителю закончить расчеты, он сел у стереотрубы и скомандовал:

– Стрелять первому орудию!

На наблюдательный пункт пришел посредник, один из инспектирующих, и записал команду, поданную лейтенантом. Сергей знал, что с этого момента каждое его слово будет фиксироваться с протокольной точностью.

– Выстрел!
– доложил телефонист. «Недолет», - понял Сергей, которому показалось, что разрыв был на уровне цели. Он нанес положение разрыва на график и подал вторую команду.

– Выстрел!
– снова доложили с огневой. Стрельба складывалась удачно. Цель была захвачена в узкую вилку. Оставалось выяснить, где проходит средняя траектория, чтобы после этого совместить ее с целью. Лейтенант ввел коррективы:

– Четыре снаряда, тридцать секунд - выстрел.Огонь! Стой! Отставить. Левее ноль-ноль пять, правее ноль-ноль пять!

Корректура была введена не в ту сторону. Первый снаряд, выпущенный по ошибочной команде, разорвался далеко от цели. Невозмутимый посредник продолжал молча записывать.

– «Волга», что случилось?
– запросил штаб дивизии, но Сергей молчал, крепко сжимая руками бинокль.

– Двадцать третьего к телефону!
– передал телефонист.

– Сейчас, - негромко сказал Сергей.

Второй разрыв, словно гигантский куст, развернулся у мельницы, избранной репером. Третий перелетел через нее.

– Ух!
– воскликнул разведчик.
– Цель, - поправился он, когда четвертый снаряд разворотил верхушку мельницы.

Вводные следовали одна за другой. Обеспечивая наступление пехоты, полк вел сосредоточенный огонь тремя дивизионами, подавляя одну «вражескую» батарею за другой.

– Пехота достигла отметки девяносто и три десятых, - передал телефонист.

«Меняем боевой порядок», - понял Сергей.

Бойцы кубарем скатывались с высоты, сматывая на ходу линию связи. Сергей едва догнал разведчиков, несших на плечах приборы для наблюдения, спрятанные в чехлы, и, вскочив на крыло грузовика, помчался вперед, указывая шоферу дорогу..

Березин первым доложил о готовности на новом рубеже и открыл огонь, держа связь с огневой по радио.

Командир дивизиона дважды вызывал огонь, сосредоточивая его для поражения различных целей. Оба раза батарея Березина открывала огонь второй, но снаряды ложились точно.

Потом наступила пауза.

– «Барс», внимание!
– услышал наконец Сергей. Это был позывной полка.

– «Барс», огонь!
– скомандовал Богданов, и все увидели, как на месте одинокой сосны, росшей на лысой вершине, вдруг поднялся громадный столб огня и дыма.

– «Барс», верно!
– передал Богданов. На этом учение закончилось. Генерал Парсегов, руководивший инспекцией, крепко пожал руку Богданову.

– Благодарю вас, - сказал он, - за отличную подготовку полка.

– Отбой!

– вскоре передал Богданов и направился вниз к машине. Первым выехал генерал Парсегов.

По обеим сторонам дороги мелькали знакомые пейзажи. Богданов молчал. Этот день, к которому так кропотливо и долго готовился полк, оказался таким коротким. Позади были и неудачи, и сомнения. А сейчас его переполняла радость.

«Да, - думал командир полка, - месяцы, годы работаем мы, тренируемся, придираемся к самим себе и своим подчиненным, а потом наступает этот день, день ответственного экзамена, и если мы хорошо сдаем его, то радость заслоняет все обиды и разочарования, которые тревожили или огорчали нас ранее». И тут же Богданов поймал себя на другой мысли: «Ведь и этот экзамен нужен только для того, чтобы с честью выдержать другой, суровый и страшный экзамен, от которого, по-видимому, все же не уйти, - экзамен войны...»

Переезд в Гнаденталь

Проходила зима. Весна обещала быть ранней. Богданов был очень занят. Он уточнял мобилизационный план. Теперь в каждой батарее было по два комплекта орудий. Менялась и дислокация полка. Ему было жаль оставлять Измаил. Маленький провинциальный городок успел полюбиться. Правда, климат здешний был непривычно мягок. Вот и сейчас моросил дождь.

«Этому краю еще бы зиму», - думал Богданов. Он любил зиму. Любил снег, к которому привык с детства.

Машина Богданова подъехала к крепости. Майор вышел и, приняв рапорт дежурного, пересек двор. Навстречу ему двигались два строя. Богданов остановился и засек время. Круг по двору занял у батареи около трех минут.

«Так и должно быть, -- майор проводил строй глазами.
– Если сложить время прогулок, то за неделю наберется около двух часов дополнительных занятий по строевой подготовке. Отлично!»

Богданов знал: в полку были и недовольные.

Гак, например, называл это муштрой.

«А сейчас, кажется, и Гак приобрел более молодцеватый вид», - подумал майор, проводив взглядом младшего лейтенанта.

Из казармы вышел старший политрук Иващенко.

– Вы точны, - посмотрев на часы, заметил майор, - сейчас поедем.

– Меня о переезде все спрашивают, - сказал в машине Иващенко.
– Я объявил командирам дивизионов, - ответил майор, - скоро переедем. Сейчас в селе Гнаденталь, где мы разместимся, комиссия работает: пожелавших уехать немцев-колонистов готовят к эвакуации в Германию. Переедем, возможно, к новому году.

Богданов не ошибся. Первого января начался переезд из крепости. Автоколонна и орудийные поезда вышли сразу после обеда, за ними красноармейцы - строем, во главе с командирами.

– Шагом марш!
– подал команду Богданов и, бросив прощальный взгляд на часовни, на тополя, зашагал во главе полковой колонны.

Падал мокрый снег, забивался под воротники шинелей.

– Гнилая погода, - пожаловался кто-то. Богданов шел молча. Он думал, каким будет начавшийся год. Позади оставались знакомые села. Бойцы тяжело ступали по жидкому месиву грязи, озябшие и промокшие. Вот колонна прошла мимо маленьких аккуратных домиков и остановилась возле кирхи.