И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно

И мне пришлось рассказать всю свою историю очень издалека о том, как я намеревался и намереваюсь до сих пор уехать на учёбу в Германию, и о том, как в результате своего намерения уехать я оказался без денег в гараже. Времени у нас было много, поэтому я рассказывал достаточно подробно. И правдоподобно. И Она поверила мне.

– Да уж, действительно, к Вам нельзя! Причина так причина!.. Хорошо! Тогда мы пойдём ко мне, - не долго думая приняла Женщина решение.
– Только надо будет быть потише, чтобы не разбудить племянницу.

Желание быть со мной пересилило в Женщине боязнь кривотолков со стороны Её племянницы-студентки. И мы встали и через двадцать минут дошли до Её дома на Малом проспекте Петроградской стороны. Елена Петровна открывает дверь своей квартиры. Но о том, что и как последовало дальше, я писать не буду. Это тайна. Моя и Елены Петровны. Укажу лишь, что мной обнаружилось, что Она живёт в двух комнатах малолюдной четырёхкомнатной коммунальной квартиры. И у Неё есть кошка. А Её сына в квартире не было. Оказалось, что он постоянно с Матерью не живёт, а навещает Её по выходным, живя у отца и бабушки по отцу в их отдельной трёхкомнатной квартире в другом районе города. Но не потому, что Она плохая мать, а просто из-за лучших жилищных условий у отца, с которым Она официально брак не заключала. Нет, Она, как Она меня уверяет, очень хорошая мать. Но вот такая у Неё житейская ситуация вот уже несколько лет с тех пор, как Она разошлась с отцом ребёнка. Так что пятнадцатилетнего сына в квартире не оказалось. Отмечу здесь, что Ей самой оказалось 42 года, правда, я не помню, в эту ли первую нашу совместную ночь Она открыла мне свой возраст.

Если про меня можно сказать, что я в Неё влюбился с первого взгляда ещё на выставке в Манеже, то есть до Её постели, то про Неё я смею утверждать, что Она осуществила своё желание влюбиться в меня лишь после одной-полторы-двух совместно проведённых ночей. Я ведь сразу Ей ночью сказал, что я Её люблю-мне было это ясно, - Ей же потребовалось какое-то время для расцвета в Её душе этого чувства ко мне - Любви. И для ответственного признания мне в ней. Я был на седьмом небе от счастья, что нашлась и моя недостающая половинка. И я стал свободные от дежурства в гараже дни и ночи проводить у Неё.

Это не осталось незамеченным начальником гаража Зайцевым. Он мне:

– Ну-ка говори, где ты стал пропадать, с кем связался?!

Мне не хотелось рассказывать ему про появившуюся у меня Елену Петровну:

– Какая разница! Это не важно.

– В том-то и дело, что важно. Я тебе доверять должен, ведь я тебе вверяю кучу машин. Вдруг ты связался с какими-либо проходимцами, и они тебя надоумят на что-либо нехорошее для гаража?!

– Да нет. Просто у меня появилась Женщина.

Я думал, что такого моего ответа будет достаточно. Но плохо я ещё знал Александра Семёновича Зайцева!

– Что за женщина? Кто такая? Кем, где работает? Где живёт? Какой у неё номер телефона?

– Зачем вам всё это? Поверьте, Она порядочная!

– Пока не расскажешь, не поверю! А надо будет, и проверю. Давай телефон её!

– Да не хочу я вам давать Её телефон!

– Тогда я не хочу больше видеть тебя в гараже. Ты потерял моё доверие! Вдруг она мошенница!

О переселении к Елене Петровне я пока не успел подумать, так что можно сказать, что Зайцев припёр меня к стенке своими расспросами о Ней. И мне пришлось поведать ему о Даме моего сердца: сказать ему, что Она юрист на кондитерской фабрике, живёт на Петроградке, и дать ему Её номер домашнего телефона.

– Да ты пойми меня, - записав телефон сказал Зайцев.
– вдруг мне тебя придётся срочно вызвать в гараж! Вот буду знать теперь, куда мне звонить. Ведь я прав?!

Мне пришлось поддакнуть. Мной замечено, что у Зайцева была манера такая говорить, чтобы слушатели с ним либо соглашались, либо говорили "нет" для поддержания такого перекошенного в сторону одного собеседника (Зайцева) "диалога", в котором второй собеседник (например, я) вставляет только "да" или "нет". А ещё Зайцев при этом смотрит каким-то бешеным взглядом, отбивающим охоту - прямо пугающим - разговаривать с ним. Казалось, что если начнёшь перечить ему или ввязываться в дискуссию высказыванием своего логически обоснованного мнения, то Зайцев, этот медведь в человеческом обличье, сорвётся с цепи и набросится на тебя, чтобы изничтожить. Да, он был дёрганным, чуть что не по его, так он свирепел, сжимал кулаки, бешено смотрел, матерился и словесно оскорблял и угрожал. О том, что меня с Димой Блюменталем следует утопить на барже посреди Финского залива, я уже выучил: он это повторял чуть ли не каждый день по поводу и без.

Елена Петровна, интересуясь мной, приехала ко мне в гараж посмотреть, как я живу и работаю. Её это ужаснуло. Увидев, Она поверила в материализуемость моей мечты скоро уехать на учёбу в Германию на несколько лет. И сидя в моей "комнате" в кресле Она заплакала:

– Как же так? Всю жизнь прожила, чтобы встретить, наконец, тебя, единственного и самого лучшего для меня, идеально подходящего мне, как тут же выясняется, что ты должен скоро меня покинуть! За что же мне такое?..

Мне было больно осознавать то же самое, что и Она. Как же так? Но не отказываться же мне от своих замыслов? Ведь как мне быть иначе? Что я смогу дать любимой Женщине? Ведь я - чистый потенциал, у которого всё впереди, а сейчас я пока никто. Пока. Ноль! Я это осознавал. Но всё равно любил. Желая дать всё своей Женщине в будущем. И какой же умной была Она, что поверила в мой потенциал. Или дурой. Но рядом с Ней я чувствовал себя десяткой. Без Неё - нулём. А рядом с Её единицей - целой десяткой. Её величина возвеличивала меня. С Ней рядом я чувствовал себя Человеком. И, наверное, можно сказать, что Ей импонировала моя окрылённость Ею, что у меня выросли крылья от любви к Ней. Ну а если я был с крыльями, то и Ей для совместного танца наших душ требовались крылья. И они у Неё появились. Она стала бабочкой. А я мотыльком. И мы летали, летали и улетали...

А переехать я к Елене Петровне не мог. Во-первых, Она не хотела шокировать моим появлением в Её жизни своего любимого сына. То есть для моего знакомства с ним требовался подходящий случай. И он намечался только на конец ноября, когда будет Её день рождения. А во-вторых, моему съезду с гаража к Ней мешал вот какой фактор: Её любимая кошка. У меня на неё была аллергия, и вторую ночь, подряд проведённую мной у любимой Женщины, портило мне кошачье присутствие, сам кошачий дух был для меня переносим со скрипом: я задыхался, кашлял и терял ощущение комфорта в Её доме. Но не избавляться же Ей от кошки, к которой Она привязалась (кошка четырёхлетняя), из-за того, что у меня неё аллергия, я ведь скоро должен буду уехать в Германию на учёбу - Она в это верила-и вопрос о присутствии кошки в Её доме можно будет серьёзно ставить лишь по моём возвращении из Бундеса, то есть через несколько лет. Поэтому сейчас на повестку дня мой переезд к Ней ни мной, ни Ею не ставился. Поэтому совет "Лёша, - нашёл- бы-ты-какую-нибудь-бабу!" с поправками: "женщину", и не "какую-нибудь" не действовал. А ведь как было бы просто мне после переезда к Ней устроиться на любую, хоть тяжёлую и непрестижную, работу ради денег! О деньгах. К концу сентября - началу октября мой запас денег от работы в строительной компании закончился. А за сентябрь в гараже я получил всего 2 тысячи. Живи как хочешь.

В октябре я съездил в Купчино к матери, чтобы перевезти от неё к Елене Петровне домой мой компьютер. Когда я его паковал, мать сказала:

– Вот попомни мои слова: в конце концов за компьютером будет сидеть не знакомый тебе сейчас мальчик.

Кого она имела в виду, она, естественно, сама не знала, я же подумал: "Не о сыне ли Елены Петровны догадывается моя мать, ведь я пока его не знаю? Если о сыне, то это не страшно, пусть он сидит, я этого хочу, а если о ком-то другом, то это действительно нехорошее предсказание". Дело в том, что компьютер в дом Елены Петровны я перетаскивал не столько для себя, сколько для Её сына, ведь мне Она жаловалась, что Её сын в последнее время стал с меньшей охотой приезжать к Ней на выходные и старался порой остаться дома у своего отца, так как у них дома был компьютер, и отец позволял сыну играть на нём и лазать по Интернету только по выходным, присматривая за тем, чтобы сын по будням только учился. Поэтому сын стал предпочитать компьютер общению с матерью. Чтобы устранить причину неприезда по выходным сына к Елене Петровне, я и перевёз компьютер к Ней. Заодно, но не в смысле за один раз (я же стал перевозить свои вещи на общественном транспорте, включая громоздкий, а не плоский, монитор, на тележке на колёсиках), а за несколько поездок я перевёз к Елене Петровне от сестры Полины из Улиной комнаты такие ненавистные Полине коробки с моими книгами по немецкому языку и коллекцией игральных карт, которые так надоели Полине в её квартире. Я считал, что спасаю свои вещи от их утраты мной. Вот такое было отношение к моим вещам со стороны сестры. После презентации Елене Петровне моей коллекции игральных карт я их вместе с книгами по немецкому языку закинул у Неё дома на антресоли.

А мои любовные дела с Еленой Петровной пусть остаются в тайне. Хотя, признаюсь, что из-за моего безденежья особо и не о чем было бы рассказывать, если бы я не решил всё сохранить в тайне. Деньги за работу в гараже за сентябрь быстро кончились, а мои надежды на увеличение числа грязных машин в гараже не оправдались: начальник гаража Зайцев почти перестал привлекать меня к мытью машин. И вот оно случилось. В октябре. Я совсем без денег. В гараже. И кончилась моя рабочая смена в гараже, а мне даже поехать к Елене Петровне не на что. И я остался в гараже. В закутке. А Зайцев, сам заступивший на смену в гараже, сидит в передней, главной, комнате. Вызывает меня к себе. Я сажусь перед ним в кресло. И начал он пересказывать вчерашние новости из телевизора и давать свой комментарий к ним. С позиции сталиниста. Я вынужден слушать, ведь он вечно требует моих "да" и "нет". И продолжается эта политинформация час. Полтора. А его всё прёт. Прёт и прёт разглагольствовать на темы вчерашних новостей. А мне что оставалось делать? Встать, и уйти в свой закуток, и завалиться там спать, сказав Зайцеву, что мне надоело его слушать? Или без денег покинуть гараж на энное количество часов? Но мне хотелось есть, и поэтому я продолжал слушать просталинский комментарий-бред Зайцева в надежде дождаться подходящего момента типа паузы в его словоизлиянии для высказывания своей крайней нужды в деньгах, настолько крайней, что дальше некуда: всё - действительно край! А его всё прёт и прёт. Наконец, наверное, когда Зайцев высказался по полной программе, то есть когда ему уже больше нечего было комментировать, он спросил меня свысока: