И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
Тимура, с которым я работал, я бы не стал называть мастером, ибо он, на мой взгляд, делал всё не лучшим образом, а как получится. Он и сам мне признался, что научился всё делать сам, то есть профессионалом он не являлся. Если что у него не получалось в работе, так он мог мне, заметившему брак в его работе, бросить раздражённо неожиданно в лицо зажигалку или совок. Поэтому я перестал ему указывать на недостатки в работе, а если он просил заценить какую-либо работу, то я старался не раздражать его своей низкой оценкой, то есть я прикидывался дурачком. И, как дурачок, я его устраивал. Рано уходя из отделываемой квартиры вечером он оставлял мне задание что-либо доделать, что я мог делать без его присмотра. Так мы и работали. А вечерами я ходил на зелёное пространство с ручьём между проспектом Луначарского и Северным, и смотрел там на небо (то место располагает смотреть на небо), и читал "Бесов", сидя на скамейке. Поздними же вечерами я слушал радио "Классику" на своей SONY ZS-35М, ибо настроя на другую волну практически не испытывал. И я верил, что со дня на день городская прокуратура заступится за меня, попавшего в рабство и до сих пор живущего в нём. Сменился рабовладелец, но моё рабское положение в обществе сохранилось.
Задумка Книги
Где-то в середине августа 2005 года
– Знаешь, Алексей, я, конечно, плохо тебя знаю, вижу крайне нерегулярно и урывками, но вот что я думаю. Сейчас многие женщины пишут книги, да и вообще просто многие. Вот и я помимо основной работы с удовольствием засела бы за написание книги. И мне кажется, что о тебе мне было бы интересно писать, а народу читать. Так что приезжай ко мне, когда сможешь, и поделись со мной рассказом о себе поподробней. Мне кажется, сюжет вышел бы неплохой и оригинальный: я бы придумала.
– А что? Хорошая идея! Я подумаю, что тебе рассказать. И позвоню. И мы обязательно на днях встретимся.
В день этого телефонного разговора с Таней Петровой я ночью не мог заснуть. Всё думал, что же я расскажу ей. И вот что я надумал. Первое. Ситуация, в которой я оказался, достойна описания в книге. Второе. Сюжет на основе сведений обо мне нельзя придумать. Нужно просто последовательно излагать факты из моей жизни. И этого будет вполне достаточно. Следовательно: третье. Пересказывать Тане всю жизнь в деталях невозможно. Обязательно при пересказе я что-нибудь да упущу. Следовательно: четвёртое. Вариант передачи сюжета, как Пушкин Гоголю, невозможен. Надо садиться писать самому. Пятое. Моя книга о себе послужит приложением к моему обращению в прокуратуру и/или суд за помощью для исправления моего несправедливого бедственного положения. Шестое. Авторский гонорар за опубликование моей книги (далее просто с заглавной буквы: Книги) будет мне совсем не лишним. Седьмое. Но засесть за написание Книги прямо сейчас я не могу, потому что мне сейчас не до неё, а лишь бы выжить. Восьмое. На данный момент в конце повествования обо мне жирное многоточие, потому что отсутствует какая-то логическая завершённость, за которую кроме моей смерти сошло бы какое-либо другое логически обоснованное знаменательное событие. Нет завершения или кульминации - нет яркого события. Девятое. Я захотел во что бы то ни стало написать Книгу. Рано или поздно я её обязательно напишу. Десятое. И это будет достоевщина по содержанию. Пусть публика прочтёт или перечитает, или просто вспомнит "Преступление и наказание", "Идиота", "Неточку Незванову", "Белые ночи", библейские заповеди "Не убей" и "Не укради" перед или после прочтения моей Книги. Одиннадцатое. Возложение надежд на успех Книги позволит мне избежать отчаяния.
Додумав до этого, я на следующий день позвонил Тане Петровой и отказался прийти к ней на борщ для рассказа о себе. Так что я точно помню, когда я задумал написание этой Книги. В середине августа 2005 года, когда я был взволнован ожиданием ответа из прокуратуры на моё заяление-просьбу об оказании мне помощи. "Мастер" Тимур вечно был недоволен, что я трачу время на дозванивание до городской прокуратуры, в которой телефон вечно был занят. А дозвонившись, я не получал удовлетворения ответом, чтобы я звонил позже.
Мысль о том, что я знаю, что мне теперь конкретно нужно делать - писать Книгу в обозримом будущем, - облегчала все другие мысли в моей голове как бы скидывая тяжесть с каждой из них, ибо я теперь видел, как моя Книга вытаскивает меня наверх со дна общества. То есть теперь я видел в Книге панацею в моей сложившейся ситуации, как прежде видел её в учёбе в Германии. Но прежнюю панацею, то есть учёбу в этой стране, я для себя не отменял, а по-прежнему хотел реализоваться на Родине через учёбу в Германии после торжества справедливости (Юстиции) в прокуратуре и/или суде при рассмотрении моего обращения к ним. Так неужели я позволю каким-то там Толикам путём втягивания меня в преступную деятельность украсть у меня перспективу добиться успеха в жизни честным путём? Нет, съеденное и вынесенное мной мясо не ставит меня в разряд преступника, ведь я раб. Раб обстоятельств. И когда я жил у Толика, я был его рабом. Так что за мясо и прочие продукты должен отвечать один только Толик.
Когда мы с Тимуром доклеивали обои на кухне, он предложил мне на одной стене, к которой ставилась плита, оставить неоклеенной её часть под предлогом нехватки обоев, и выбросить все обрезки от рулонов - такова была ненависть Тимура к хозяину квартиры, еврею, так что говорить, что он работал на совесть, не приходится. Мне пришлось спрятать от него все обрезки обоев и разведённый клей не выливать, а то он хотел их выбросить/вылить. Видите ли, он не хочет думать, как обрезки скомпоновать на стене! Спасать кухонную стену от недоделки пришлось мне. Только на следующий день с утра, когда настроение у Тимура ещё не успело испортиться, я предложил ему доклеить обрезки обоев на последнюю стену кухни, и она была оклеена.
7 сентября ремонт в квартире Аркадия Давидовича Ф. был завершён. Я предполагал, что сейчас произойдёт расчёт хозяина квартиры с шефом Тимура, а Тимура со мной. И сейчас Тимур отвезёт меня с коробками и "Соней" в общежитие, в котором меня примут его друзья. На Тимуровых "Жигулях" мы приехали на Приморский проспект, что на Крестовском острове. Недалеко от станции метро "Крестовский остров" стояли однотипные дешёвые трёхэтажки, построенные ещё при Сталине. Подъезжаем к дому 26. перед домом и в открытых окнах сплошь кавказцы. Мы подъезжаем, высаживаемся, и все глаза кавказцев следят за нами, двигаются. И я понимаю, что следят чёрные глаза именно за мной. Почему, спрашиваю я себя, на меня со всех сторон устремлено особенное внимание, если не сказать: пялятся? И тут же понимаю: потому что я русский. Один русский среди моря кавказцев. Мне стало не по себе, ибо я никогда не был в таком положении, в котором на меня все, буквально все как-то по-особенному смотрят, нет, всё таки скажу: пялятся. Как будто я какой-то не такой. Все побросали свои дела, остановились, лишь бы только поглазеть на меня. Жуть! Да, мне действительно стало жутко от взглядов на меня этих кавказцев со всех
сторон. Они застыли на месте, увидев меня, и только глаза двигались в направлении передвигающегося по их территории меня, в их глазах пришельца. Под передвижением я подразумеваю наш подъезд на "Жигулях" к дому и разгрузку моих коробок, телевизора и музыкальной системы SONY ZS-35M без коробок. В доме 26 по Приморскому проспекту, типовому, то есть такому же как и соседние, на первом этаже никто не жил, и были разбиты или открыты настежь почти все окна, и видно было, что комнаты первого этажа используются как свалка мусора. А из многих окон второго и третьего этажей за мной наблюдали чёрные глаза сплошь черноволосых голов, как будто я оказался перед каким-либо домом в Азербайджане. Я с коробками проследовал за Тимуром по деревянной лестнице (да, да, лестница на верхние этажи была деревянной!) дверь комнаты, находящейся напротив лестничных пролётов, была закрыта на висячий замок. Железные дужки, которые перехватил этот замок, держались в двери и её косяке на честном слове, если не сказать: на соплях. Тимур сходил за ключом от замка. Когда мы с ним вошли в открытую комнату, я ахнул в душе от увиденного. На грязном дощатом полу две книжные полки без стёкол. Вот и вся мебель! В туалетном помещении, что по пути в комнату сбоку, нет ни унитаза, ни крана с раковиной. Тимур пояснил, что туалет и воду я могу найти на первом этаже. Также он сказал, что за это "жильё" я должен буду платить главному по общежитию (он мне его представил) 500 рублей в месяц, когда начну зарабатывать, а мебель я могу найти к комнатах первого этажа. Выражать недоумение и злость мне Тимуру было бесполезно. Обманул!– только и подумал я насчёт общежития. Обманул дважды, так как после предоставления мне этой комнаты он дал мне всего 20 рублей "на хлеб", как он сказал, вместо честно заработанных реальных денег, объясняя, что Аркадий Давидович Ф. ещё за ремонт не рассчитался. И Тимур уехал. Я остался в пустой комнате с коробками и телевизором с "Соней" один. Голодный. Ведь целый день мы сегодня работали, а закончив, приехали сюда. Обременённый своими вещами (не то что князь Мышкин с узелком в руках), я понял, что сегодня мне предстоит ночевать именно здесь. Сходил на первый этаж, перелезая через гору мусора, над которым летали мухи, и выбрал какие-то отдельные мягкие части от диванов, с трудом в одиночку перетащил их к себе на второй этаж. В этот вечер я решил не есть. Я надеялся, что завтра Тимур привезёт мне зарплату или какие-то деньги, как он пообещал. А 500 рублей, как я выяснил только сейчас, пойдут участковому мелецыанэру за "крышу". Но на следующий день Тимур не приехал, так что я зря прождал его целый день голодный, никуда не отлучаясь из комнаты. Мне оставалось кормить себя музыкой, которую выдавала моя "Соня". К ночи закончился "Беломор", и я сделал вылазку за ним в близлежащий ларёк. На следующий день, уже 9 сентября, я дождался Тимура, который выдав мне полтинник "на хлеб" сказал, что денег у него по-прежнему нет, и что на днях он начинает новый ремонт. Я согласился помогать ему, всё ещё в надежде заработать денег. "Хоть каких-нибудь". И я боялся, что в случае моего отказа помочь ему своим участием в новом ремонте, он больше не приедет в "общежитие" ко мне.
10 сентября погода стояла отменная, и я от нечего делать пошёл гулять по городу. Я понимал, что сидя в гадкой комнате "общежития" я ничего не высижу, поэтому и пошёл. Проходя мимо Дома книги на Невском я по привычке зашёл в него посмотреть на книжные новинки. В отделе книг для изучающих иностранные языки я обнаружил свежеизданную книжицу об образовании в Германии. А в ней сообщалось, что в Германии оно перестало быть бесплатным. Ш-ш-шайсе! Не успел, - подумал я про себя, - всё, мой поезд с бесплатным образованием в Германии ушёл. А в это время, пока я гулял, в "общежитии", которое на самом деле официально считалось расселённым, и в котором пустующие комнаты оккупировали азербайджанцы, - в это время произошла кража со взломом худо держащегося замка на двери "моей" комнаты. Из неё пропали телевизор, который не жалко, и SONY ZS-35M, моя любимица, вместе с дисками и мини-дисками. Причём "Соню" не уберегла сделанная мной охранная гравировка на её корпусе о том, что я её вечный хозяин (эту гравировку я сделал после того, как у меня крали эту Соню в первый раз, когда я жил в Купчино на квартире мошенников, выгнавших меня в конце концов на улицу, не вернув мне денег, а только её). Ш-ш-ш-шайсе! Прощай, моя подруга SONY! Я не забуду, что ты была моделью ZS-35M! Отмечу, что посторонний с улицы не зашёл бы в это "общежитие", побоялся бы, а если бы не побоялся, то у него ничего не вышло бы, ведь "общежитие" буквально кишело азербайджанцами, так что кражу совершили именно его обитатели. Главный в "общежитии" азербайджанец мне сказал, что это сделали не его люди, то есть не азербайджанцы, но я ему не поверил. Мне стало совсем неуютно в холодной комнате "общежития" без "Сони". Я горевал по ней. А коробки с картами и книгами воры не тронули. Но мной было замечено, что они знакомились с содержимым моих коробок. Мне стало легче, когда я осознал, что произошло не самое худшее, ведь оно было бы, если бы исчезли из комнаты и эти коробки. Я ходил в милицию. Но когда там узнали, где я обосновался, и кто я, то есть бомж, мелецыанэры пренебрежительным тоном в несколько голосов мне ответили:
– Нашёл где поселиться!
– Было бы странно, если бы кражи не произошло!
– Иди поскорей отсюда, а то задержим для выяснения личности на трое суток!
Последнее высказывание меня напугало, ведь у меня оставалась открытой комната, в которой и коробки с картами и книгами, и прочие вещи. И я подумал-испугался, что если в этот раз вынесли только телевизор и музыкальную систему SONY, то в случае моего длительного отсутствия я лишусь и оставшихся моих вещей. И я ушёл из милиции без составления заявления о краже.
А ночью этого дня был совершён поджог "общежития". Почему именно поджог, станет ясно позже. Подожгли лестницу не моего подъезда, а соседнюю. Но поджигатели не учли большую вероятность обнаружения огня в этом людском "муравейнике". Так что вовремя обнаруженный очаг возгорания под деревянной лестницей был потушен силами жильцов "общежития".
На следующий день с утра за мной заезжает Тимур. Говорит, что пора браться за ремонт следующей квартиры, и забирает меня на объект на своих "Жигулях". О выплате мне денег за ремонт у Аркадия Давидовича Тимур молчок. Я спрашиваю, он мне отвечает, что он денег пока не получил. На новом объекте, в квартире, Тимур первым делом меня хорошо накормил. И я снова начал работать за пайку, ночуя в несгораемом "общежитии" на Крестовском острове (замок на дверь мне дали, но он был хлипкий, и дужки, которые он заключал, держались в двери и косяке как и раньше на честном слове). Какую-то мелочь "на хлеб" мне снова стал давать Тимур.