И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
– Вон он, соседняя дверь.
– И я поспешил сказать приезжему следующее, пока он от меня не удалился: - Вот ты обратился ко мне словом "брат". Значит, ты тоже мне брат. Так вот, брат, ты идёшь в гостиницу, а у меня нет дома, и есть охота. Так помоги, как можешь!
– Всё! Понял тебя! На, вот тебе деньги (даёт мне тысячу рублей одной бумажкой), зайдём сюда (мы стояли перед стекляшкой-забегаловкой, расположенной напротив выхода из метро, и мы зашли в неё), давай заказывай себе и мне пива, а себе ещё, чего хочешь, поесть.
Я заказал пива и еды. Торговые наценки на пиво и обычную еду мне не понравились, я бы с удовольствием эту тысячу стал разменивать-покупать на неё где-нибудь в другом более дешёвом магазине, но я не хотел отказывать своему благодетелю, который, наоборот, скорее всего привык пользоваться дорогими услугами общепита и дорогими магазинами, и я заказал пиво и большую булку с чем-то красиво на ней наложенным, чем конкретно, кроме листа салата, я не помню.
– Ты давай, начинай есть, а я сейчас зарегистрируюсь в гостинице и оставлю в ней свою сумку, и вернусь к тебе попить с тобой пива, брат!
Я принялся есть. Через десять минут вернулся брат. Он протянул мне свою визитную
– Если у тебя возникнет какая-нибудь реальная коммерческая идея, то обращайся, я готов тебе дать много денег, но ты будешь отдавать мне 30 процентов прибыли. Надумаешь - звони!
И мы расстались. Я несколько дней хорошо питался и купил себе несколько икон. И десятирублёвых, и двадцати, и сторублёвых. Типа, я таким образом готовился к отъезду в Германию, ведь где я там найду такие иконы, которые мне будут по душе? А здесь на Родине я мог выбрать их, какие захочу. Деньги кончились довольно быстро, и я продолжил сканировать урны и скамейки. А мусорные баки мне уже больше не было нужды перерывать - стало хватать со скамеек и урн и подобранных гривенников.
7 апреля мне позвонили из юридической консультации юрфака и пригласили на следующей неделе на приём (Вот и пригодился мне мой мобильный телефон!). Числа десятого я пришёл туда. И поведал свою историю в подробностях принимавшему меня студенту-старшекурснику. Он назначил мне встречу через неделю, после того, как он проконсультируется по моему делу с профессором юрфака. Мой дальний поход на 23-ю линию Васильевского острова - именно там была организована юридическая консультация - был возблагодарён Богом: выйдя из консультации на улицу я обнаружил в урне перед входом в неё двухлитровую бутылку, целую, нераспечатанную, но без этикетки, "Кока-колы" с обшарпанными боками. По-моему, ею играли в футбол, а потом выбросили студенты юрфака.
А ещё числа десятого апреля я нашёл аккуратную жёлтую коробку из-под обуви. И у меня тут же родилась идея обклеить коробку бумажными иконами и сделать из неё таким образом иконостас. И повесить его у себя на лестничной площадке на ручку от закрытой двери, ведущей на чердак. Поскольку деньги какие-то у меня в это время были (остались от Дмитрия Орлова), то я решил купить узкий скотч, выдвигающееся из пластмассовой ручки лезвие (нож для резки бумаги и скотча), чтобы приклеить скотчем бумажные десятирублёвые иконы к коробке, а также купить центральную икону за 13 рублей (на книжном развале в ДК имени Крупской она стоила именно столько, а в городе - 25). Это даже была не икона, а пасхальная открытка с надписью "Христос воскресе!", которую я поместил в купленную за 65 рублей фоторамку (Ох! Сколько же я их перебрал, выбирая подходящую!), и отнёс освятить её в церковь. И открытка превратилась в икону. Но где я буду мастерить иконостас? Не на полутёмной же лестничной площадке?! И я вечером расположился прямо на Адмиралтейской набережной на скамейке, там, где растут деревья у Невы. Прохожие, а их было не много, проходя мимо, присматривались к моему занятию-рукоделию. Клеить надо было аккуратно, и поэтому я клеил медленно. Наступили сумерки, и зажёгся уличный фонарь. А затем совсем стемнело. А я всё клеил. При свете уличного фонаря. Только представьте себе эту картину: меня, возящегося на корточках или согнутого перед белой скамейкой, на которой лежит жёлтая коробка с уже пёстрым от наклеенных икон дном, в свете уличного фонаря и темноте вокруг на берегу Невы! Иконы так удачно скомпоновались на дне обувной коробки: без жёлтого цвета по сторонам от них, что казалось, что эта коробка специально была создана на для вложения в неё сапог, а для наклеивания на её дно бумажных десятирублёвых икон. Кроме них, размером с открытку, было ещё 3 маленькие, ну и по центру образ Спаса Нерукотворного в фоторамке, привязанной к коробке обувными шнурками, которых вообще не видно.
Пятнадцатого апреля я прихожу на работу к своему университетскому сокурснику Эдуарду Сипатову, который осенью дал мне тысячу рублей: вдруг он чем может мне помочь сейчас? Я иду пешком на край Купчина, то есть пересекаю ровно полгорода. Я ему сообщаю, что у меня скоро, 19 апреля, день рождения. Так вот, мало того, что Эдик сейчас даёт мне 200 рублей, так он ещё и приглашает меня обязательно прийти к нему на работу девятнадцатого. Он обещает меня накормить в этот день в столовой предприятия, где он работает юристом.
16 апреля я получаю в ресторане 1.350 рублей. За сколько это рабочих смен, две или три, мне не говорят. И в этот день из этих денег я трачу-покупаю двухсотрублёвый киот, то есть глубокую деревянную раму со стеклом. А также иду в полиграфический центр на площади Восстания и делаю там копию репродукции иконы святого Максима Грека. Мне повезло: мне не пришлось заказывать масштабирование или ещё каким-либо образом редактировать его образ, так как он в православном журнале-календаре на 2006 год был как раз под размер купленного мной киота (А взял я репродукцию этой иконы из календаря в Коневском монастыре). И обошёлся мне один лист с отпечатанной копией копии всего в 40 рублей.
О сумке типа армейской планшетки. Я увидел её в продаже на Невском. Стоила она 1200 рублей. Мне такая нужна будет, если я уеду в Германию учиться, чтобы в неё вертикально вставлять Словарь Рымашевской (первое издание) и ещё какую-нибудь книжку. Да и сейчас при хождении в костюме "морского
крота" она была бы в тему к этому костюму, прекрасно его дополняя и завершая, а то с полиэтиленовым мешком, какой бы он ни был красивый и новый, я не очень-то смотрелся как воин: где это видано, чтобы солдат ходил с полиэтиленовым мешком?! Ведь я, когда гулял сейчас, в этот период, в костюме "морского крота", то брал с собой на улицу какую-нибудь книжку по немецкому языку, чтобы присесть почитать её где-нибудь на скамейке и отдохнуть. В общем, мне очень захотелось заиметь увиденную мной сумку - модель под названием "VIP" петербургского производства - уже сейчас, а не перед отъездом в Бундес, который, я верил, что состоится. И я придумал пойти попросить деньги на подарок себе на день рождения, то есть на сумку, у Ивана Андреевича, хозяина пищевого производства, который приютил меня у себя на фабрике, и с которым у меня вышел "конфуз" из-за моего предложения организовать у него на фабрике профсоюз. Даже несмотря на то, что я уже не работаю у него/на него, я подумал, что он, в своё время готовый проплатить мне комнату (снять её для меня), не откажет мне в подарке на мой день рождения. И 17 апреля я являюсь к нему в кабинет на фабрике. Он по-прежнему предлагает мне снять комнату, то есть раскошелиться на меня. Я же в ответ ему говорю:– Нет, я так не хочу. У меня послезавтра будет день рождения, так дайте мне, Иван Андреевич, отметить его по-человечески. С подарком. Я пришёл, чтобы попросить у Вас на подарок...
– Сколько тебе нужно?
– Две тысячи рублей, - назвал я сумму, на которую мне хватит и подарок себе купить, и пива попить - не недопитого, а из целой бутылки. И как-то не внятно я продолжил: - Мы же с Вами одного круга, и когда-нибудь сочтёмся, или Вам пригодится моя помощь, когда у меня всё будет хорошо...
– Этой суммы точно хватит?
– переспросил меня Иван Андреевич.
– Да, вполне.
И он выдал мне пару тысяч рублей, на которые я на следующий день купил себе подарок - сумку.
Вечером 18 апреля я захожу на Набережную, чтобы помыться и побриться перед днём рождения. Настя ничего не знает о нём. Я ей не говорю ничего. И Тимофею тоже. А тёти Надины, которая, может быть, вспомнила о моём дне рождения, нет, она в Москве, у Анки. Мне повезло: Настя мне предлагает после мытья остаться заночевать на Набережной (здесь в квартире тёти Надины). И я до глубокой ночи вожусь с иконой преподобного Максима Грека. Из оргалита, подобранного мной как-то где-то и занесённого в кладовку квартиры на Набережной, я вырезаю прямоугольник размером с икону, и наклеиваю на него золочёную картонку с тиснением-узором, ту, что возил с собой в Коневский монастырь, а на неё наклеиваю вырезанного из копии копии по контуру Максима Грека, так что теперь за ним небо смотрится действительно золотым и блестит. Из оставшейся картонки с золотым тиснением я вырезаю рамку и создаю ковчег на иконе, прикрепляя возвышающуюся рамку к образу латунными шариками-заклёпками, купленными по рублю в количестве 14 штук. На небе вокруг головы святого Максима Грека я рисую красным маркером круг-нимб. Красным же маркером пишу на небе надпись "СВ ПРП МАКСИМ ГРЕК". А красные маркеры я искал по городу, ведь мне они нужны были определённого оттенка и толщины линии. В итоге я купил 2 красных маркера. Толстый за 10, и тонкий за 70 рублей. Тонкий - для горизонтальных, тонких элементов букв надписи. Кроме иконы Максима Грека в ночь накануне моего дня рождении я клею на оргалит икону формата А3 Божией Матери "Достойно Есть" (из большого 12-страничного старого календаря, уже не полного, предоставленного мне одним трудником из другой кельи Коневского монастыря, я выдрал один лист с этой иконой; речь здесь идёт, конечно, о копии иконы). Так начался мой день рождения - ещё ночью за изготовлением икон. Всю ночь я не ложился. А днём я поехал в Купчино к Эдику Сипатову. Он выписал мне пропуск и отвёл меня в столовую своего предприятия, где накормил меня по-праздничному, то есть жареной курицей. Вечером своего дня рождения я зашёл за изготовленными мной давеча двумя копиями икон, чтобы забрать их наверх на лестничную площадку, чтобы завтра отнести их в церковь и освятить там, то есть превратить в настоящие иконы (Напомню, что мои родственники, обитатели квартиры на Набережной, до сих пор не знают о моём месте обитания на их лестнице). Я не просился ночевать, но мне Настя предложила остаться в квартире вторую ночь подряд, то есть я закончил свой день рождения как человек, отметив - хорошо поеви попив пива, и проведя 2 ночи в домашних условиях, и начав и закончив день в квартире на Набережной! В эту вторую ночь я хорошо спал, накануне не выспавшись и целый день, день рождения, прогуляв. Именно в эту ночёвку я додумался привязывать к купленной сумке-подарку лиловый зонтик, также мной найденный в телефонной будке, так, чтобы он болтался ровно посередине сзади как хвост (зонт был не длинный). А с другого боку сумки, под правой рукой (если сумкину лямку одевать через голову на левое плечо), я повесил пластиковую бутылку с водой, кипячёной, но, в принципе, в петлю-удавку из шнурка можно было вешать за горлышко любую бутылку. А также именно в эту ночёвку я приделал валдайский колокольчик внутрь каски (Колокольчик из Коневского монастыря взят мной "на память"), так что он будет звенеть при моей ходьбе ей в такт-шаг. И мобильный телефон я додумался крепить за шнурок, прикреплённый к карабину в левой верхней петлице бушлата; шнурок тянулся наискосок в правый карман бушлата. Там он сам не был виден, а выглядывал из кармана его футляр-очёчник, старый, матерчатый со стальными дужками и шариками-застёжкой. Но мои родственники, обитатели квартиры на Набережной, не видели моего мундира, я считал не нужным раньше времени им его демонстрировать, поэтому 20 апреля я вышел из квартиры с полиэтиленовым мешком, в котором и находились каска с очками, кепка с париком и портянки. А уже в переулке я доэкипировался полностью. Теперь я ангел-воин Господень из спецподразделения "Морские кроты", и моё оружие против демократической системы во имя Добра - смех. Только представьте себе, что Вы, мой читатель, встретите меня, такого, эпатажно экипированного, на своём пути. Ну как тут не воскликнуть: "О, Господи! Или не матюгнуться, встречные люди и делали, или одобрительно показывали выставленный вверх большой палец при сжатом кулаке (думаю, я понятно обрисовал этот жест).