И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
Также я вспомнил, что я сказал Веронике в конце нашей встречи, что она смогла бы стать моей королевой. Но кем я стану для неё, если она будет моей королевой? Преданным слугой?
– Не хочу! Тогда, может быть, королём? Да, королём!
– Чтобы масштаб наших фигур был сопоставим. Это нужно для нашей любви. Но у нас не Западная Европа, где используется термин "король", у нас были цари да императоры. Значит, я хочу быть для неё царём-императором. А она будет моей царицей-императрицей. Вроде бы досужие мысли. То есть от нечего делать. И... Но последуем за ходом моих мыслей дальше. А какие сейчас цари в начале XXI века? У нас в России сейчас президенты. То есть я не царь в своём желании, а президент? А что? Хорошая идея - стать мне Президентом РФ! А есть ли у меня шансы быть избранным? Есть! Я видел жизнь такую, какой не видел её ни нынешний президент, то есть Путин, ни Медведев, его преемник, ни кто-либо ещё, кто решится избираться президентом Российской Федерации. И поэтому народ поймёт, что мне единственному в большей, в максимальной степени подойдёт выражение: "Он вышел из народа", и проголосует за меня. Но я же БОМЖ! Ну и что! При Ельцине тоже никто не мог себе вообразить, что следующим после него правителем будет Ка-Гэ-Бэ-шник. А в случае со мной сохраняется преемственность, ведь Дмитрий Анатольевич Медведев - мой учитель. По университету. Санкт-Петербургскому государственному. Ничего себе, к какому выводу привело меня знакомство с Вероникой! С ангелом Вероникой. Да, и ведь имя у неё говорящее, - задумался я: - "приносящая победу". По-гречески. Это точно, я знаю. И мне теперь ясно, какую победу принесёт мне встреча с этим ангелом Вероникой. На выборах в президенты Российской Федерации. А могу ли я быть избран по возрасту? Да, ведь мне как раз стукнуло в прошлом месяце 35. Ни больше, ни меньше. А смогу ли я что-нибудь сделать хорошее, прогрессивное с Россией - Российской Федерацией, будучи её президентом? И я стал думать, творчески думать, рождать в голове проекты модернизации Российской Федерации и улучшения жизни своего Народа. Лежать на лестнице и думать. Никуда не торопясь. И будучи более или менее знакомым с государственной системой и по университету, и по жизни, которую (государственную систему) я ещё как ангел-воин Господень хотел порушить, я, за какое ни возьмись
– возникла такая любовь к Родине и Народу? Да потому, что я поверил в Бога. Да и матери с сестрой надо доказать, что Алёша - хороший. Я удержусь от соблазна приводить здесь цитаты из "Проекта Россия", хотя я их и выписывал, ведь их слишком много, которые хорошо бы вписались в моё повествование. Приведу лучше словосочетание, где-то мною вычитанное, характеризующее меня начиная с этого времени, итак, у меня произошло "обострение чувства Родины". А как же Вероника? Со мной понятно: я становлюсь царём-императором, а станет ли она царицей-императрицей, нужна ли мне она как царица-императрица? Подумав, я сам себе отвечаю: нет, она ею не станет. Потому что к моменту моего восшествия на трон она утратит, а может быть, давно утратит, свою девственность, ведь ей уже без недели 18. А царям-императорам непременно для брака нужны девственницы. Чтобы их дети, наследники престола, походили на них, а не на того первого в жизни женщины мужчину. Так что Вероника всего лишь ангел, приведший меня к мысли о самодержавии и моём воцарении и приносящий победу. Мне в этом непростом деле. Но Бог с ней, Вероникой, почти 18-летней девушкой, которую я посчитал слишком старой для роли моей избранницы, царицы-императрицы. Вернусь-ка я лучше к размышлениям о том, что и как я буду делать, придя к неограниченной власти. Я долго об этом думал и всё больше убеждался о вреде демократии. А раз я не буду переизбираем, то мне не стоит беспокоиться об отчётах о выполненной мной руководящей работе (отчёт я буду держать только перед Богом). А предвыборной программы, - я подумал, - мне тоже иметь не надо, опять-таки потому что я не собираюсь давать отчёта о её выполнении. И вообще, за меня надо голосовать сердцем, полюбив меня такого, какой я есть, а не разумом. Да и вообще, мне не нужна предвыборная программа, потому что я буду не ровня остальным претендентам на президентский пост. Я, как единственный, достойный большего, то есть короны и трона, а не президентского кресла, пойду на последние президентские выборы вообще без предвыборной программы, что будет соответствовать российской исторической традиции президентских времён. Одно знаю точно: поставив меня на царство, Всероссийский Народ, в том числе Русские, будут богатеть, и наша страна всех обскочит в своём экономическом развитии. И тогда мы скоро полетим на Марс. Если только нам это будет нужно (ведь пока не доказана острая необходимость нам там быть). Но уверен, при мне или ближайших моих наследниках престола Россия, разбогатевшая, покорит Марс. Возможно, что даже в одиночку, не нуждаясь в помощи других стран. Эта аллегория про Марс и будет как бы моей программой. Или без "как бы". Ведь для человечества сейчас задача освоения Марса стоит на очереди, и её решение - воплощение в жизнь по большому счёту тормозится недостатком средств на это прогрессивное дело - освоение Космоса...
Вот с такими мыслями я, наконец, заснул под шум дождя. На лестничной площадке. Проснувшись в воскресенье днём, я пошёл, голодный на Сенную наматывать круги в поисках гривенников - теперь их нужно было мне не много, ведь у меня была десятка - и объедков. Но на душе было по-новому легко. От перспективы, которую я себе нарисовал прошедшей ночью. Накружившись на Сенной и более-менее наевшись, я зашёл к себе на лестничную площадку и переоделся в ангельский наряд. Я осознавал, что наступают последние деньки, когда я могу наряжаться ангелом ввиду наступления тепла, и в бушлате будет жарко. И я фланировал ангелом во плоти либо вечером, либо ночью (теперь было светло и по ночам, ещё не белым, но подолгу светлым) по центру Петербурга. Наступала сытная пора, когда люди употребляли пиво и что полагается к пиву до глубокой ночи, если не до утра. Теперь я стал чаще тратить подобранные гривенники на ряженку, кефир или молоко, которые я по привычке ходил покупать в магазин на Пушкинской улице, где продавались рулеты с маком и лимоном с корочкой, и где были рады принесённой мной мелочи. Всё чаще мне стало хватать и на ряженку, и на рулет. Через день-два я их точно потреблял. В дополнение к объедкам, способы добычи которых я уже описал. Ведь теперь я не тратил деньги на иконы. Зато думал о восстановлении самодержавия в России со мной во главе и об освоении космического пространства Россией и другими странами или только ею.
Мне, которому стало ясно, чем заниматься самому лично в перспективе, а именно: написанием Книги и подготовкой моего прихода во власть, фланировалось после перекуса рулетом с ряженкой совсем легко. И во время
этого моего воскресного вечернего фланирования воплотившимся ангелом у меня звонит телефон. Это Анатолий Холоденко. Ну, тот самый, с кем я недавно встречался, и который подкинул мне идею написать что-нибудь фэнтезийное про наводнение в Петербурге. Анатолий мне сообщил, что на днях утром со мной хочет встретиться съёмочная бригада с телеканала НТВ, типа: он, Анатолий, рассказал своим знакомым эН-Тэ-Вэ-шникам обо мне, и как я живу, и телевизионщики захотели снять обо мне передачу из серии "Один день", показывающую, как я провожу-проживаю свой один типичный день. Так вот, необходима предварительная встреча, чтобы люди с НТВ познакомились со мной и убедились, что я есть интересный для других людей человек, достойный того, чтобы снимать обо мне телепередачу. Я, естественно, был согласен, чтобы меня популяризировало телевидение. Заодно и про мою будущую Книгу, что её следует ждать, расскажу телезрителям, - подумал я, давая своё согласие на визит ко мне на лестничную площадку людей с НТВ. Когда Анатолий Холоденко сообщил, что ребята с НТВ хотели бы приехать ко мне завтра, то я вечером того дня сообщаю Матвею, одиннадцатикласснику из квартиры на последнем этаже, что ожидаю у себя завтра утром телебригаду с телеканала НТВ, так что пусть меня извинят он и его родители за неизбежный лай их собаки, когда ко мне наверх поднимутся телевизионщики. Утром понедельника, когда я ожидал их приезда, ко мне наверх поднялась хозяйка квартиры на последнем этаже Лена, мать Матвея, с кофеём и горячими бутербродами с сыром, чтобы я был сыт при общении с гостями с телевидения. Они пришли с Анатолием Холоденко, когда я ещё не успел допить-доесть свой завтрак, так что им мной была продемонстрирована лояльность ко мне со стороны Лены и её семьи, приготовившим мне завтрак. Телерепортёршу звали Елена Метелица, а телерепортёра - я забыл. Пусть будет Кирилл. Они пообщались со мной, сфотографировали мой развал на лестничной площадке, попросили переодеться-воплотиться в ангела. Я это сделал. Они меня сфотографировали в ангельском облачении. Меня спросили, не боюсь ли я оставлять свои вещи, в частности, свой ангельский мундир с амуницией, на лестнице. Я согласился, что этот вопрос очень актуален для меня. Я посетовал на пропажу икон и ботинок. Тогда Кирилл дал мне 300 рублей, чтобы я сделал дубликат ключа от двери, ведущей с этой лестничной площадки на чердак. Дело в том, что я обмолвился при разговоре с Еленой Метелицей и Кириллом о своём знакомстве с техником, обслуживающим этот дом (он иногда поднимался на чердак, так мы и познакомились). Так вот, этот техник Олег, зная мою тётю-зная как добропорядочного жильца, - не мог не предложить её племяннику, то есть мне, ключ от чердака, чтобы я сделал его дубликат и смог оставлять свои ценные вещи на чердаке за закрытой на замок дверью. Поэтому Кирилл и захотел, чтобы к моменту съёмок телепередачи - а они с Еленой Метелицей сошлись во мнении, что меня стоит снимать - у меня не пропали принадлежности к ангельскому облачению. Телерепортёры решили меня снимать где-то через неделю - дней 10, когда у них будет "дыра" в их плотном графике работы, и не будет неотложных для съёмок сюжетов. Через неделю - так через неделю, - соглашаюсь я. Перед тем, как распрощаться Елена и Кирилл обменялись со мной номерами мобильных телефонов, на случай, если что. При общении с ними и Анатолием Холоденко меня распирало желание поведать им, к каким выводам я пришёл той ночью после дня Города. Но я решил, что раньше времени им не стоит доверять, ведь и к ним, как и ко всему Народу, доверие ко мне также придёт только после прочтения моей Книги, которую я собираюсь анонсировать в самых общих чертах в телесюжете про меня, не зацикливаясь на ней. В день встречи с телевизионщиками было не жарко. Не жарко для того, чтобы мне, пребывающему в хорошем настроении от общения с телерепортёрами и от чашки кофе с горячими бутербродами с сыром, - не жарко для того, чтобы мне прогуляться днём по Невскому проспекту и его окрестностям в костюме ангела. Днём - может быть в последний раз ввиду скорого наступления лета. Я зашёл на Сенную, но не для того, чтобы наматывать круги в поисках оброненных гривенников, а с целью сделать там копию ключа от двери на чердак на деньги, данные мне Кириллом. Сделать ключ стоило около сотни рублей. Поэтому я, как приличный человек, в ожидании изготовления ключа покупаю бутылку пива - редкий случай для меня, привыкшего допивать недопитое пиво.Получив готовый ключ-дубликат, я иду на Невский проспект, и там меня возле Аничкова моста останавливают двое, он и она - журналисты из журнала "Афиша". Есть такой глянцевый толстый журнал, рассказывающий о предстоящих культурных мероприятиях и событиях. Журналисты позадавали мне вопросы. Я им поведал о смысле своего эпатажного костюма ангела и о своём намерении написать Книгу. Но её названия я им не сказал, потому что, хотя фраза, вынесенная мной в заголовок Книги, являющаяся моей программой, и была уже мной проговорена про себя, но я ещё не остановил на ней свой выбор как на заголовке. Журналисты записывали мою речь на диктофон, снимали меня фотоаппаратом, намереваясь разместить мои фото вместе с интервью со мной в своём журнале. Они мне сообщили, что мне следует ждать выхода июньского номера журнала "Афиша" - там будет про меня, ангела и писателя, и мою Книгу, то есть будет анонс моей Книги! Но про моё восхождение на Российский престол и про Марсианскую космическую программу я им в интервью не говорил - молчал как партизан, посчитав, что тогда будет неинтересно читать мою Книгу. Тебе же интересно её читать, а?, мой читатель! И избиратель! Но поверь мне, что обозначив тему самодержавия с последующим полётом на Марс как главную в своей Книге, и уже написав об этом, я уверен, что и дальше тебе, мой читатель-избиратель, мой Народ, будет интересно читать мою Книгу: тебе откроются новые пертурбации в моей жизни, о которых я ещё не знал в момент дачи интервью журналистам "Афиши", а также новые темы моей Книги, ещё недостаточно или совсем не освещённые.
В начале июня, ожидая вызова в суд со дня на день, и когда потеплело, я стал воплощаться в ангела реже, большей частью по ночам, и часто фланировал до утра. Пребывая в хорошем настроении, я мог взять да и задудеть в свои две свистульки с аксельбанта в каком-нибудь месте с хорошей акустикой типа: под аркой Главного штаба, во дворах Капеллы или в подземном переходе у Гостиного двора и посреди Дворцовой площади у Александровской колонны. Эффект от дудения в этих местах потрясающий.
Вам, наверное, будет интересно узнать, останавливала ли меня мелицыя. Меня в таком виде. Да, останавливала. Пару раз. Первый раз проверили паспорт без каких-либо заморочек, потому что мы с нарядом мелицыи встретились лицом. Во второй же раз я шёл, обгоняя наряд. И вот, мелецыанэры увидели мою спину с каской впереди себя, то есть я их обогнал. Я соглашусь, что вид у ангела сзади привлекательный: одна моя каска чего стоит. Но я же ничего не нарушал, чтобы меня останавливать. Ишь, выдумали: проверку документов! Итак, я обгоняю наряд мелицыи. Завидев меня такого, мелецыанэры в спину мне приказным тоном громко произносят:
– Уважаемый! Стойте!
На что я, поняв, что это, несомненно, обращаются ко мне, бросаю слова, повернув в сторону голову:
– Я не уважаемый!-я так ответил, потому что, по моему мнению, так обращаются только к тем, кого не уважают. Обращающиеся не уважают.
А мой шаг быстрее, чем у наряда мелицыи, поэтому я удаляюсь после своих слов от наряда всё дальше вперёд. Тогда менты обращаются ко мне, к моей спине, ещё громче и резче:
– Мужчина! Остановитесь!
– Я не мужчина!
– парировал я, ведь какой же я мужчина, если я в данный момент ангел во плоти, то есть бесполый. И с женщинами сейчас я в постелях не общаюсь - ну какой же я тогда мужчина в данный период?! Ну, точно: ангел, а не мужчина!
Я ушёл вперёд от наряда ещё дальше. Поэтому менты вынуждены уже орать мне в спину:
– Гражданин! Стойте!
– Я не гражданин!
– без задержки ответил я, считая себя выпавшим из общества. Ну какой же я гражданин, если на выборы я не хожу (не ездить же мне в Лен. область, где я прописался в какой-то деревне!), не работаю, налогов не плачу, в поликлиниках, в том числе зубных, не лечусь. Нет, я точно не гражданин!
И тогда, после третьего моего игнорирования приказа мелецыанэров мне остановиться, они бросились догонять меня, зашли чуть вперёд меня, развернулись и дружно схватили за руки: один мент за одну руку, другой-за другую.
– Что такое?
– невозмутимо спрашиваю ментов я, захваченный ими с обеих сторон.
– Ваши документы!
– произносят они.
– А в чём дело?!
– вопрошая-недоумевая, я достаю из внутреннего кармана бушлата свой паспорт и передаю его ментам.
Они осмотрели мой документ, удостоверились в моей личности и отпустили меня без извинений за своё вмешательство в моё фланирование.
Я встречаюсь с Анатолием Холоденко. В разговоре с ним он предлагает мне устроиться на работу в Максимилиановскую больницу, расположенную недалеко от места моего обитания на Вознесенском проспекте (вспомню здесь, что в Максимилиановскую поликлинику я заходил очень часто, чтобы побриться или помыть ботинки в туалете). Устроиться дворником или санитаром. Я выражаю Анатолию скепсис относительно своего трудоустройства туда и на такую работу. Но я ему уступаю, ставя условие, что я пойду устраиваться на работу в костюме ангела (обещаю только на время снять и уложить в полиэтиленовый мешок каску и кепку с париком), а говорить за меня и обо мне пусть говорит он, Анатолий. Санитаром меня не взяли, потому что для работы на этой должности нужно заслужить доверие (в больнице были случаи, когда санитары воровали у больных вещи типа часов), а вот дворником меня согласны взять. Прямо с сего дня. То есть я могу приступить к работе после обеда. И у меня берут трудовую книжку, которая, действительно, особо своим содержанием не впечатляет: в ней отражены большие интервалы, когда я не работаю по трудовой, либо всё какие-то неквалифицированные работы. Итак, в отделе кадров больницы мне говорят, что я могу приступить к работе прямо сейчас. Но я голодный, и обедать мне не чем и не на что,-вынужден сознаться я. Тогда кадровицы (женщины в отделе кадров) дают мне пару пакетиков супа, заливаемого кипятком. Я иду к завхозу, который будет моим начальником. Он говорит, что к работе я могу приступить после обеденного перерыва, и мне на обед к двум пакетикам супа добавляет батон. Дав мне кипятка, чтобы я растворил супы в кастрюльке, которую мне дали на больничной кухне, он предлагает мне поесть во дворе больницы на скамейке. Супы были разных наименований, но я их засыпал вместе.
И вот я сижу на скамейке в больничном дворе с кастрюлькой и батоном в ангельском наряде в надетой после общения с завхозом кепке с париком и ем свой обед. Ко мне подсаживается парень приблизительно моего возраста и начинает восхищаться моим внешним видом, к чему я в общем-то привык:
– Супер! Приятного аппетита!
– Спасибо, - ответил я.
– Можно, я присяду рядом?
– Пожалуйста, - отвечаю я.
– Прикольно выглядишь!
– Я знаю.
– А чего ты здесь делаешь?
– Устроился сегодня на работу сюда.
– Кем, если не секрет?
– Дворником.
– А я друга пришёл навестить в больнице.
Я молчу и ем.
– А кто ты?
– Я - ангел! Не видно разве?
– Да нет, почему? Видно! А зовут тебя как, ангел? Меня Сергей.
– Алексей, - отвечаю я и прихлёбываю суп через край кастрюльки (ложки мне не дали).
Сергей достаёт сигареты и спрашивает меня, протягивая мне открытую пачку:
– Курить будешь, Лёха?
– Почему бы и нет!
– и я беру из протянутой мне пачки одну сигарету.