И тысячу лет спустя. Ладожская княжна

— Не могу… Не могу! А-а-а! — Марна топнула ногой, не в силах справиться с болью, и ухватилась за живот.

Рубашка ее насквозь промокла от пота, и Зима сняла ее с Марны, строго зыркнула в сторону Олега.

— Нечего здесь делать мужчине! Ты пойди! Сын у тебя будет и здоровый! А смотреть на это тебе не надо!

— Сын?.. — прошептал Олег, моргая глазами часто.

— Сын? — повторила Марна эхом, а затем снова отвлеклась на боль.

— Посмотри, какой розовый румянец у нее на лице! Да и соски кверху стоят! Точно, сын! А теперь пойди! Она при тебе смущается. Так долго будет мучиться и не разродится.

Олег взглянул на свою жену, чтобы узнать, не хочет ли она, чтобы он остался. Но Марне, скорчившейся от боли, было совсем не до него.

— Я люблю тебя, Марна, — прошептал он ей, и сам, не поверив этому, вдруг замолчал и уставился на свою жену.

— Я… — Мирослава прохрипела и попыталась подойти к Олегу, чтобы обнять его, но ее ноги не слушались.

Зима подхватила ее за руку и уложила на кровать.

— Пойди, князь! Пойди!

— Я люблю тебя, Марна! — крикнул он еще раз ей и вышел из спальни, пятясь спиной к двери. — Я люблю тебя!

— Беда, Зима… — простонала княгиня, заливаясь слезами. — Беда… Я чувствую смерть.

— Типун тебе на язык! Не помрешь! Точно не у меня! Нежная ты слишком! Избалованная! Айда-ка! Вставай!

— Я-то? Избалованная?! Ну-ну!

— Вставай!

— Куда?.. — простонала роженица и прикусила нижнюю губу, скорчившись от очередной схватки.

— На колени! Полегче тебе будет! Женщина на четвереньках должны рожать! Все как по природе! Я вон слыхала в ихних чужих странах девок на постель кладут! Тьфу! Ничего не знают!

Зима помогла спуститься Марне на пол и поставила ее на четвереньки.

— Мы ж не ждали так ранехонько! Баню-то не подготовили тебе!

Шел уж третий час, а Марна никак не могла разродиться. Воды отошли преждевременно, но причинное место никак не раскрывалось, а ребенок не был готов выходить. Марна была почти синяя от изнеможения, мокрая и потная. Голова кружилась от боли.

— У меня уж скоро ноги не будут ходить! Коленки ноют! — плакала она. — Я не знаю, куда деваться от этой боли!

— Медом помажу!.. — Зима вдруг встала с кровати.

— Медом?!

— Надо бы выманить ребеночка! Помажу медом! — с этим словами на полном серьезе Зима вышла из покоев и вернулась минут двадцать спустя, когда Марна уже снова стояла у стены, опершись на нее руками, и стонала.

— Нагинайся! Любой младенчик любит медок! Не устоит! Надо его выманить!

Марна только нахмурилась и хотела, было, возразить, объяснить Зиме, насколько глупая это затея, но боль была настолько невыносимой, что проще было согласиться на мед, чем пускаться в объяснения. Зима взяла четырьмя пальцами меда из горшочка, не жалея, и нанесла его Мирославе между ног. Спустя еще три часа ребенок начал двигаться.

— Ну вот, видишь! Помогло!

— Ага, — Марна нашла силы, чтобы снисходительно улыбнуться. — Уж рассвет наступил.

— Дыши!

— Дышу… — прохрипела Марна и закатила глаза, почти теряя сознание.

Она села на пол, раздвинула ноги и откинула голову назад. По крепости эхом разнеслись жалобные, душераздирающие крики. Олег ходил кругами за дверью. Иттан и Глеб ждали новостей в другой, противоположной башне. Димитрий не выходил из своих покоев, где молился, склонив голову перед крестом. Вся Ладога замерла, но не спала. Каждый житель ее молился, чтобы княгиня принесла в этот мир здорового наследника. Порой Иттан выходила и спрашивала у Олега, не кончено ли все. Он мотал головой. Тогда служанка спрашивала у Иттан и бежала на первый этаж, где сообщала о том кухарке. Кухарка рассказывала крестьянину, что приносил в крепость молоко, а крестьянин — дома жене и детям. Жена крестьянина — соседке. Соседка — мужу. Так новости по цепочке передавались от одного рта к другому. Каждый молился своим богам за княгиню. Но Марна никак не могла разродиться, и тогда словене пришли в крепость за Олегом, чтобы просить его открыть их языческий храм, который строился уже месяц по приказу Марны, и дать им помолиться и принести жертвы богине плодородия. Такая преданность жителей Ладоги поразила его. Они и впрямь любили Марну, любили свою княгиню.

Олег отлучился от спальни жены и отворил двери храма, еще совсем голого внутри, и до самого обеда в нем совершались обряды, пелись песни и водились хороводы. Макоши, богине плородия, были поднесены дары: старик, которому Марна однажды помогла со стройкой нового хлева, послав к нему десять молодых парней, пожертвовал свою единственную козу. В обед до храма дошла новость о том, что княгиня родила мертвого младенца.

— Удавился он пуповиной, — прошептала грустно, со скорбью в голосе, Зима, пряча от Марны синее бездыханное тельце в простыни. Она и сама не верила.

— Нет! Дай! Дай! — Марна попыталась встать, но Зима была безжалостна. — Дай! Проклинаю тебя! Отдай мне ребенка! Это сын? Почему это сын?!

Услышав плач, Олег ворвался в спальню. Сначала он увидел Зиму, стоящую со свертком в руках, а уже затем Марну, лежащую на кровати в крови.

— Там кровь! — вскрикнул Олег.

— Так и должно быть, — вздохнула Зима.

— Наш сын… — застонала Марну и протянула руки к Олегу. — Это был сын, как ты и хотел…

Она закрыла глаза, и слезы побежали градом по ее щекам. Олег посмотрел на Зиму и понял, что в простынях она прячет мертвого младенца. Он кивнул ей головой, прося уйти и унести тело поскорее, чтобы не мучать княгиню.

— Я не уберегла… Не уберегла нашего сына… Она мне не дала даже взглянуть на него… Не дала…

Олег сел на кровать, не смущаясь окровавленных и мокрых простыней, поцеловал руки своей жены.

— Мы всегда можем помолиться о новом сыне… Но нет ничего важнее для меня тебя… Ты цела и невредима… Здесь нет твоей вины.

— Прости меня, — прохрипела Марна, захлёбываясь слезами. — Я проклята… и вот мое наказание… но за что Бог наказывает тебя? О, Олег… Я не уберегла… Не уберегла…

Олег отвернулся, чтобы спрятать от Марны слезы. Он закинул голову и сделал глубокий вдох. Марна вдруг застонала, схватилась за живот.

— Моя милая! Драгоценная! Моя ладушка! — Олег соскочил с кровати в панике, не зная, за что схватиться.

Марна кричала так, будто ее резали ножами.

— Позови Зиму! Позови! — она схватила его за руку и сжала с такой силой, что на его запястье набухли вены. — Позови…

Олег поднес руку ко рту, решая, что делать. Страх потерять любимую женщину встал комом в горле. Ее стоны и крики, наполненные болью, разрывали сердце. Он поцеловал ее в лоб, допустив страшную мысль о том, что, возможно, поцеловал ее в последний раз, и побежал к двери.

— Нет! Не успеем! Олег! Олег!

Он обернулся, и Марна посмотрела на него с печальной улыбкой.

— Еще один… еще один ребенок…

Князь метнулся к кровати, упал перед ней на колени и взял Марну за руку, прижал ее пальцы к своим губам.

— Что мне делать?..

— Я не знаю… — прошептала княгиня.

Затем она начала дышать глубоко и часто и не могла больше говорить. Олег порой побегал к двери, открывал ее, звал Зиму, но никто не мог отыскать ее. Вероятно, она понесла мертвого младенца далеко в лес. Тогда молодой князь возвращался к кровати, брал снова жену за руку и шептал ей слова любви и верности.