И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Прости, что сомневался в тебе. Ты сказала правду. Маккенна жива. И я здесь, чтобы узнать больше. Я знаю, это может быть неравноценный обмен. Поэтому проси меня обо всем, что вздумается. Я буду теперь твоей правой рукой, твоими глазами и твоим голосом, когда понадобится. Ты поможешь мне найти ее?
— Я… — Мирослава растерянно посмотрела на Райана. — Я не понимаю.
— Ничего. Я научу тебя языку. И тогда мы вернемся к этому разговору.
— Эй! Вы там! Хватит чесать языками и поторапливайтесь! — Олег крикнул на скандинавском, и Марна уловила в его голосе ревнивые нотки.
В животе
— Пей больше воды, — Райан протянул ей самодельную фляжку, которую отстегнул от ремня на талии.
Так, у Мирославы продолжились языковые уроки. Каждый вечер, сидя у костра за ужином, Райан учил ее, а Олег занимался рукой Глеба. Точнее тем, что от нее осталось.
— Научи меня.
— М-м-м? — Райан отвлекся от огня, который сверлил весь час зелеными глазами и почти не моргал.
— Я хочу говорить, — она поднесла указательный палец ко рту. — Марна... Райан... — ее палец уже указывал на ирландца. — Говорить.
— Хорошо, — кивнул Райан.
Так начинался каждый урок. Райан указывал на предметы, которые видел, называл их несколько раз подряд и просил Марну повторить за ним. То давалось ей легко, почти без акцента. Оставалось научиться связывать слова между собой в предложения.
— Я... видеть огонь, — наконец, горделиво произнесла она свою первую фразу на скандинавском, вздернув аккуратный нос.
— Вижу, — поправил ее Райан.
— Я вижу огонь.
Марна широко улыбнулась, радуясь своим успехам.
— Я вижу тебя, — тихо прошептала она и всмотрелась в прищуренные глаза Райана в ожидании вердикта.
— Верно. Ты видишь меня. Молодец, моя банши.
— Банши?
— Моя фея смерти.
Еще несколько часов они провели за уроками, пока усталость и голод не взяли свое. Марна выучила местоимения, несколько предметов и научилась пересчитывать пальцы на руках и ногах от одного до двадцати. Она представляла, как много языков ей предстоит еще изучить, и томно вздыхала. Варяги говорили на древнескандинавском. Райан — на древнеирландском, а словене — на древнерусском. Теперь становилось очевидно, почему трэлл был им всем так важен.
— Сколько сейчас лет? — спросила Марна Райана, когда они закончили урок по цифрам. — Не понимаешь? Сколько сейчас… — она помычала, думая, как объяснить ему свой вопрос.
— Мне двадцать четыре, — неуверенно ответил трэлл. — Сколько тебе?
— Да, я знаю, — улыбнулась она и помотала головой. — Сколько сейчас лет… этому всему, — она показала пальцем на деревья над ними. — Ладога. Ирландия. Как давно родился Иисус?
— Иисус? — посмеялся Райан по-доброму. — Ладога? Альдейгьюборг?
Мирослава огляделась по сторонам, вытащила один из прутиков из костра и подула на него, чтобы остудить. Она написала несколько цифр на земле со знаком вопроса — «864?»
Райан выглядел удивленным. Он наклонял голову то вправо, то влево, пытаясь рассмотреть замысловатые иероглифы.
— Что это за язык? — любопытно протянул он.
— Вы еще не знаете арабские цифры, — вздохнула Мирослава и выбросила прутик.
Тогда она попыталась перевести их на древнеирландский.
— Восемь… шесть… четыре. А сейчас? — Мирослава снова вздохнула, когда увидела растерянное лицо Райана. — Забудь. Я думать об этом завтра.
Так
Мирослава стала думать, что находится в 864, если верить, что Райану было двадцать четыре, а родился он в 840.— Мне очень страшно, — как-то сказала она Райану за следующим ужином.
— Я принес кое-что для тебя, — Райан вынул из кармана кожаный мешочек похожий на тот, что она украла у Катарины. Лицо Марны расцвело. Глаза заблестели. Во рту накопились слюни.
— Спасибо! Спасибо!
— На здоровье, — тихо и грустно, через натянутую улыбку ответил трэлл. Что-то беспокоило его.
— Ты даешь ей эту дурь-траву? Или что это? Мухоморы? — удивился Олег и уже был готов встать с места, чтобы вырвать мешочек из рук Мирославы, который она тут же прижала к груди. — Видал я такие у варягов! И Ефанда к этому прилипла!
— Нет, — ответил спокойно Райан. — Но пусть она так думает.
Олег прищурился, требуя полного объяснения.
— Она еще не понимает, насколько смелая и сильная девушка, — закончил Райан. — Когда она будет готова и придет время, я ей скажу, что на деле давал ей просто высушенные подберезовики.
Олег только покачал головой и вернулся на место. Как бы не хотелось ему это признавать, а трэлл совершил благое деяние и был и вправду умен.
Ложиться спать пришлось почти в обнимку. Мирослава легла с Райаном. Олегу было не понять их близости. Он не знал, через что Марна и Райан прошли, будучи в темнице. И потому Олег жутко злился, что его лада лежала рядом с варяжским трэллом, будто она была его и ему принадлежала. На кой боги его послали сюда? Зачем он свалился им на голову? Еще недавно Марна целовала Олега, а теперь только и смотрела на трэлла. Путники положили вещи и мешки между собой, чтобы избежать неловких прикосновений. Райан уступил место Марне поближе к очагу. Со спины ее грел огонь. Она смотрела на лысую голову Райана и улыбалась.
— Ты выглядишь нелепо без своих кудрей.
— Спи спокойно, — прошептал ей Райан, перед тем как закрыть глаза.
Утром солнце еще не показалось, но рассвет уже забрезжил, и мягкий свет просачивался сквозь толстые кроны высоких деревьев. Тело продрогло, заледенело и отказывалось двигаться. Кости ныли. Костер совсем погас. Мирослава едва открыла слипшиеся глаза. Райана не было рядом. Как и Олега. Она осмотрелась и увидела только Глеба, что сидел и смотрел в никуда.
— Доброе утро, вёльва! — посмеялся он. — Или как варяги там тебя называют? Мы такого слова не знаем! Они ушли добывать есть.
— Я не понимаю. Не так быстро, — Мирослава трясла головой, все еще потирая уже покрасневшие глаза, но они все никак не хотели видеть.
— Рыба. Нам нужна рыба. Но…
Глеб замолчал и тяжело вздохнул.
— Или апрельские грибы. Или…
— Я уметь ловить рыбу, — похвасталась Мирослава.
Глеб рассмеялся, а затем приуныл.
— Что плохо?
— Ась?
— Что не так? Тебе плохо?
— Разве буду я теперь нужен ей без руки?
— Кому?
— Иттан.
Мирослава думала, что ей послышалось. Или она поняла что-то неверно. Глеб и Иттан? Писательница и подумать о подобном развитии сюжета не могла. Видимо, показалось. И потому Мира больше ничего говорить не стала, чтобы не влезть в неприятности.