И в Бергамо придет весна

– Секретом? Не знаю. Всё, что происходит сейчас там… снаружи. Оно меня не касается. Оно где-то там, далеко… Это трудно объяснить словами… Это вообще не объяснить словами. Это состояние может понять только женщина, которая ждёт ребенка.

Она замолчала, думая о чём-то своем. Я пыталась понять, что она имеет в виду. Как её может не касаться то, то происходит сейчас со всеми нами? Я, если честно, не совсем верила ей.

А потом она продолжила:

– Знаешь, представь, что мы все сейчас в кромешной тьме.

– Тут и представлять не надо, – перебила я её.

Но она не обратила внимания на мои слова.

– Ты не видишь, куда идти, и потому чувствуешь себя потерянной и топчешься на месте. А я увидела огонёк свечи в этой темноте, и хоть он слабый, но я вижу его, и у меня есть цель, и потому я не думаю о том, что кругом тьма, я иду к этому огоньку.

– Этот огонёк – малыш?

– Не только он, но и ты, и Диего, вся наша семья. Для меня приоритет сейчас – уберечь и сохранить мою семью, и потому я не замечаю этой темноты вокруг. Когда ты увидишь этот свой огонёк, ты тоже перестанешь думать о темноте, потому что у тебя будет цель – за этим огоньком следовать… Здоровье малыша для меня сейчас в приоритете, потому я тщательно слежу за своим самочувствием, за своим душевным спокойствием. Меня волнует так же, что мы завтра будем есть, потому я прохожу новые курсы, чтобы повысить свою квалификацию. У меня есть цели, и я к ним иду. В этом, наверное, весь секрет.

Она вновь пожала плечами, произнеся последнюю фразу.

– Мам, а что у нас с деньгами? – встревожилась я, когда мама упомянула о них.

– Сегодня у нас есть, на что купить продукты. Но я думаю о будущем. Неизвестно, сможем ли мы с Диего вернуться на прежнюю работу.

– Вас не возьмут разве? – удивилась я.

– Вопрос стоит не в том, что возьмут ли нас. Никто и не думает нас увольнять. Вопрос в том, выживет ли предприятие. Но ты не переживай, – добавила мама ободряющим тоном, – у нас с Диего есть голова на плечах и желание работать, а куда приложить свой труд – это всегда найдётся. Мы же бергамаски, – улыбнулась мама. – Мы народ стойкий, нас трудно сломать. И мы не так-то просто сдаёмся.

«Я тоже – бергамаска, – подумала я, – но я не чувствую себя такой уж стойкой».

– Я всегда считала, что беременные женщины становятся паранойными.

Мама улыбнулась:

– Некоторые – да. Но всё же…

– Всё же?

– Говорю же, трудно объяснить словами… Ты просто понимаешь, что происходит что-то важное. Зарождается новая жизнь… Ну не умею я словами это высказать. Это ощущение, что внутри тебя что-то важное происходит… И потому всё, что происходит во внешнем мире, оно отходит на второй план. Ты поймешь, о чём я, когда сама станешь мамой… Это ведь невероятное чудо! Не было человека, и вдруг он родился и стал… стал быть.

«А вот был человек, и не стало его. Это не важно?» – мелькнула мысль в моей голове. Но вслух я её не высказала. Не хотелось мне спорить с мамой в этот момент да ещё на такие темы. Она права: возможно, мне этого не понять… пока.

Мы молча посидели вдвоем, задумавшись каждый о своем. И снова вой сирен нарушил тишину. А когда он затих вдали, мама сказала, вставая:

– Ладно, не буду тебя отвлекать. Тебе учиться надо.

Она уже подошла к двери, как вдруг обернулась:

– Может ты позвонишь твоему папе? Он мне вчера на телефон не отвечал.

Вот почему она постаралась скрыть от меня свой взгляд рано утром! Я тут же взяла мобильник и набрала папу. «Ответь же, ну ответь!» – молила я, глядя вслед маме, закрывающей за собою дверь моей комнаты. Шли гудки, и я потеряла им счет.

– Привет, котенок, – вдруг услышала я бодрый голос и тут же поняла, что начала дышать.

– Привет. Как дела?

– Нормально. А у вас?

– Всё по-прежнему. Пап, мама тебе вчера звонила. Ты чего не отвечал?

– Правда? Я не заметил. Возможно, звук был выключен.

– Пап, всё нормально? – не верила я ему.

– Конечно. А дедушка с бабушкой как? Ты давно им звонила?

Он имел в виду маминых родителей, что жили в Понтераника – небольшом городке недалеко от Бергамо. И каждый раз, когда я созванивалась с папой, он спрашивал, как у них дела.

– Мама с ними вчера разговаривала. Волонтёры к ним стали ездить, продукты привозить. Кстати, позвони им сам. Им приятно будет.

– Ты права, после обеда позвоню.

Я невольно взглянула на часы. Стрелка подходила к двенадцати, скоро мама позовет меня обедать.

– Как у тебя дела с работой?

– С работой никак. Но мы тут с друзьями новый проект замыслили. Может, что-то и получится.

– А с работой в компании как? Не устроят вам удаленную работу?

– Пока нет. Пока что овчинка выделки не стоит. Заказов почти ноль, а вложений много надо, чтобы удаленку всем сотрудникам организовать. Вот начальство сидит и размышляет, стоит делать это сейчас или нет.

– Они надеются, что карантин скоро закончится? – усмехнулась я.

– Не знаю, на что они надеются. Знаю одно: мы вот с друзьями увидели, что, оказывается, другие пути тоже есть.

– Какие?

– Да позавчера у нас разговор такой зашел, что вот, мол, сидели бы себе спокойно в офисе и работали на дядю до пенсии. А тут выбило нас из седла, и стали мы задумываться, как дальше жить, и такие возможности для себя увидели, что мама не горюй. А не случись вся эта ситуация, нам бы и в голову не пришло искать их, эти возможности.

– Пап, скажи мне, почему вы тут все такие оптимисты?

– Кто все?

– Ну, ты… мама.

– Она тоже проекты разрабатывает? – ухмыльнулся он.

– Не поверишь, да.

– Серьёзно?

– Да, сидит за компьютером, работает там что-то. Да ещё учиться начала: на кучу онлайновских курсов записалась. Йогу делает. Немецким занялась. Оказывается, она так хорошо его помнит со школы.

– Да она вообще-то неплохо говорила по-немецки в университете. А у тебя как с учебой?

– Никак.

– Что значит «никак»?

– Да нет, всё нормально. Учусь. Заданий кучу задают. Ну не привыкла я дома учиться. Хотя…

– Хотя?

– Пап, ну не могу я! – Что-то сорвалось во мне, и я уже не могла сдержаться. – Ну не могу я врать себе! Не могу прикидываться, что всё окей! Не могу я песни петь на балконах и «Макарену» танцевать, делая вид, что ничего не происходит! Не могу спать под вой сирен! Каждые пятнадцать минут! Ты представляешь, каждые пятнадцать минут!

Я остановилась, заметив, что почти кричу.

– Что «каждые пятнадцать минут»? – не понял папа.

– Каждые пятнадцать минут я слышу сирены скорой! Каждые пятнадцать минут! Ты представляешь, что это значит? И днем и ночью!

– Ты разве засекала?

– Да что тут засекать? Каждые пятнадцать минут их слышно. Иногда реже, а иногда две в раз едут, одна за другой.

– Я их не слышу. Вернее, очень редко слышу… Ну да, я же живу далеко от госпиталя. А вы как раз на дороге к нему. Они мимо вас все и проезжают… А что, правда каждые пятнадцать минут?