И заблестит в грязи алмаз

– Эх, совсем как в старые добрые времена! Да, Тимофей? – загадочно ухмыльнулся начальник производства и затем покинул помещение, дважды хлюпнув носом на прощание.

«Какой еще на хрен Тимофей?» – думал Ванадий, провожая взором взбалмошного чудака, побежавшего дальше шерстить предприятие в поиске начальника службы качества.

Покончив с извлечением всех четырех плашек оперативной памяти, Сапог поставил на место боковые крышки корпусов и заново включил все компьютеры. Положив в пакет без спроса позаимствованную из комнатки контролеров оперативную память, он уверенно поскакал к своему кабинету, где ему предстояло томительное ожидание начала совещания.

Глава 6 Carpe diem or die tryin'

Erit sicut cadaver.

Здесь типа демократия, на самом деле царство!Я так люблю свою страну…И ненавижу государство, государство, государство!Я ненавижу государство, государство, государство!

Так почему же Энвидий пошел на такое преступление, как обворовывание своего работодателя? Он мог предложить миллион причин, и все лживые. А правда в том, что он ничем не отличался от так ненавидимых и презираемых им рандомэксовских казнокрадов, без каких-либо реальных на то оснований оправдывавших свое противоправное поведение тяжелой жизненной ситуацией или не менее тяжелой экономической обстановкой в стране. Но он должен был вскоре исправиться. Он дал себе обещание, что больше ничего подобного не повторится, – отныне он выбирает законопослушную жизнь. Он уже знал, как это будет.

При всем при том запланированная им операция нисколько не мешала ему занимать позицию непримиримого борца с воровством и коррупцией. Именно их Сапожников считал главным бичом российского государства, но в отношении себя самого, в целях разрешения когнитивного диссонанса, он благородно решил сделать исключение всего-то на один день. «Подумаешь, украду разок с завода то, что этому заводу давным-давно и не нужно вовсе. Ну и пускай даже на какие-то там смешные несколько сотен тысяч рублей – вон, эти-то наверху, приближенные к директору, так вообще миллионами в месяц воруют, и ничего! – оправдывал намеченное злодеяние авантюрист. – Ну а про государственных чиновников я вообще молчу! Им всем, значит, почему-то можно ежедневно вагонами тащить все, что под руку попадается, а мне всего один-единственный раз в жизни уже нельзя какие-то говенные железки компьютерные прикарманить. Чем я хуже-то, в конце концов? Это они меня хуже». Закрыв глаза на собственную противоречивую политику двойных стандартов, Энвидий со спокойной совестью отбросил в тот день всякие сомнения в праведности своих умышлений.

Сапог задумчиво сидел на офисном кресле в своем кабинете, неподвижным взглядом уставившись в одну точку перед собой. Точкой этой была противоположная стена комнаты, впритирку к которой ввысь вздымались зажатые с внешних сторон шкафами и отделенные друг от друга комодом две вертикальные башни из пустых пивных банок, водруженных в один ряд одна на другую. Поставщиком стройматериалов и непосредственным создателем данного архитектурного ансамбля являлся начальник Сапожникова, причем изготовление стройматериала путем употребления внутрь его содержимого осуществлялось сисадмином прямо в рабочее время. Почти каждый день Ручкин приносил с собой на каторжную работу баночку темного нефильтрованного, которую лениво попивал в течение рабочего дня. Весь год самые красивые образцы банок копились и аккуратно складывались в один из шкафов. Под Новый год, в качестве незаурядной авторской альтернативы скучному, тривиальному и затасканному обычаю наряжать рождественскую елку, башни разбирались и (как символ ушедшего года) выкидывались, а из шкафа с особой гордостью доставался накопленный за год свежий стройматериал, из которого по тому же архитектурному проекту возводились новые столпы. Ручкинские башни-близнецы были единственным украшением заваленного всяческого рода компьютерным хламом, оборудованием и проводами кабинета сисадмина.

Об употреблении сисадмином на рабочем месте спиртных напитков было известно всему трудовому коллективу «РандомЭкса», и даже грозная Виолетта Викторовна не могла с этим ничего поделать – что уж говорить про охранников, которым было велено оставлять без внимания беззазорно проносившийся Андреем Руслановичем на территорию алкоголь. Объяснялась такая ситуация весьма просто и прозаично: Ручкин занял свою должность не благодаря исключительным умениям и таланту или обширным знаниям и опыту, а потому, что был продвинут на нее одним из директорских заместителей, который по совершенно случайному совпадению приходился сисадмину шурином. Ввиду близкого свойства шурин оказывал своему зятьку всю необходимую протекцию, в том числе и в тех вопросах, когда ради одного только блатного свойственничка надо было сделать исключение из правил. И хоть «РандомЭкс» был рассадником в первую очередь прихвостней и стукачей-доносчиков, обыденные для отечественной практики блат, кумовство и непотизм там никто не отменял.

В противовес творившемуся в кабинете системного администратора чудовищному беспорядку, рабочее место Энвидия представляло собой островок перфекционизма посреди моря хаоса. Окруженный, но не сломленный бардаком рабочий стол его был в целом похож на его же домашний стол: точно так же ровным рядом разложены были флешки; мониторы, системный блок, клавиатура, коврик для мыши, колонки, стационарный телефон и поддоны для бумаги сохраняли по отношению к краям друг друга строго прямой угол в 90 градусов; все нужные ему для работы инструменты располагались в своих четко обозначенных зонах; поверхность стола несколько раз в день тщательно протиралась от пыли тряпочкой, никогда не захламлялась лишними вещами, а посему своей минималистичностью и аскетичностью составляла пронзительный контраст пестревшей многообразием окружающей обстановке.

Тем не менее в тот редчайший раз неизменно свободная от посторонних предметов поверхность стола вот уже как непростительные полчаса была занята пакетом с добычей из обокраденной комнатки контролеров ОТК. Эн понимал, что для того, чтобы без задержки проследовать из совещательной комнаты в кладовку, ему теперь необходимо было заранее отнести в последнюю пакет с оперативной памятью, дабы не возвращаться за ним в кабинет и не терять драгоценные минуты. Кроме того, в его собственной человеческой оперативной памяти (которую, к большому сожалению, в отличие от компьютерной, украсть и продать не представлялось возможным) ярким постыдным пламенем все еще горела допущенная им за день до того у «РандомМузТорга» фатальная оплошность, когда он забыл удостовериться в отсутствии поблизости камер видеонаблюдения перед тем, как скрутить колпачки с колес шиловского автомобиля. По этой причине, невзирая на то, что Сапог и так знал, что на пути от кладовки до крыши не было камер, которые могли бы заснять его воровство, он все равно намеревался еще раз пройтись по своему криминальному маршруту, чтобы точно убедиться в том, что никому из службы безопасности не вздумалось их за последнее время установить.

Ментально выплыв из все сильнее затягивавшего его водоворота тревожных мыслей, как будто загипнотизированный непередаваемым великолепием пивных банок Сапожников наконец смог отвести глаза, чтобы посмотреть время на экране монитора. Часы показывали девять часов утра. Поняв, что дальше медлить и бездействовать уже нельзя, он в последний раз взглянул на продукт ручкинской зодческой мысли. «Кыштымградские башни-близнецы – последний оплот разумизма», – напоследок подумал Сапог и выпорхнул из кабинета, не забыв прихватить пакет с первоначальной покражей, которая, «выступая на разогреве», должна была предварять собой по-настоящему крупное и дерзкое ограбление предприятия.

Энвидий поднялся на пятый этаж, где находилась кладовка, и отворил ее лежавшим в кармане ключом. Потянув на себя массивную металлическую дверь, он, не входя внутрь, положил пакет за порог и тут же снова закрыл помещение на ключ. Оставаться в кладовке прямо сейчас с тем, чтобы отобрать комплектующие к хищению, было бы нерационально и опасно: перед важным совещанием повсюду суетливо слонялись зоркие стукачи, которые в темном, плохо освещенном коридоре могли заметить лившийся из-под двери кладовки свет и из любопытства заглянуть на огонек. Такого развития событий Сапог желал меньше всего, отчего и принял решение действовать под шумок совещания. Пройдя по коридору от входа в кладовку до выхода на крышу, он уверился в отсутствии на его преступной дороге камер и двинулся в противоположный конец холла, оканчивавшийся большим конференц-залом, где проходили совещания, и где Эн должен был настроить оборудование для переговоров.

Войдя в совещательную комнату, Сапожников, к своему неудовольствию, застал там секретаря «РандомЭкса» и незаменимую правую руку гендиректора – Марию Витальевну Трещеткину. Самая большая трудность в общении с Марией Витальевной заключалась в ее чрезвычайной разговорчивости, из-за чего отвязаться от нее порой бывало очень непросто. По глупости или храбрости ввязавшись в диалог с ней, соответственно глупец или храбрец обрекал себя на то, чтобы стать жертвой ее непомерной болтливости. Закончить общение с Трещеткиной, не оскорбив ее при этом своим категорическим отказом продолжать беседу со ссылкой на необходимость бежать по делам или по какой-либо другой весомой причине, было априори невозможно – поступивший таким образом наглец, восвояси удаляясь прочь от оставленной в гордом одиночестве уязвленной администраторши, еще долго испытывал на себе ее сверлящий презрительный взор, параллельно подвергая себя как минимум двум разным бранным проклятиям и заочно принимая в свой адрес нашептываемые Машей под нос неодобрительные высказывания, содержание которых почерпывалось из собиравшихся ею со всего завода сплетен различной степени лживости. В связи с этим обходить Марию Витальевну стороной и встревать в разговор с ней только в случае крайней необходимости старались даже руководители подразделений, ко всему прочему отлично осведомленные об особом положении Маши в кулуарной структуре организации, которого та добилась за счет своей выгодной должности, позволявшей ей не только иметь непосредственный доступ к обеим папкам, но и быть в курсе обо всех слухах, домыслах и настроениях среди персонала. Так как Мари всегда в точности доводила их до сведения высшего руководства, она прочно заслужила в коллективе репутацию верного цепного пса гендиректора и его заместителей.

– Энвидий Маркович, ну надо же – никак пришли аппаратуру настраивать! А что, пораньше это сделать нельзя было? Время уже пять минут десятого! А если сейчас что-то не получится подготовить, и у вас не хватит времени все настроить? А если, не дай бог, что-то сломалось? – сразу же с претензии вместо приветствия начала свою возмущенную речь Мария Витальевна, которая была занята размещением на столе бутылок с водой.

– Был занят другими неотложными делами, – слукавил помощник сисадмина, – не получилось пораньше. Да и нечему тут ломаться. Тут делов-то на пять минут.