И заблестит в грязи алмаз

– Пс-с-с, Энвидий! Виолетту Викторовну не видел?

– Нет, не попадалась, – кратко доложил оставлявший желать лучшего разведчик.

Не получив нужного ответа на свой вопрос, руководитель закупок изобразил на лице неудовлетворенную гримасу и беззвучно залез обратно в бункер, прикрыв за собой дверь. Укрытием ему служила крохотная подсобка, где хранился инвентарь уборщиц, и прятаться в которой при обычных обстоятельствах глава структурного подразделения в здравом уме вряд ли бы стал. Привыкшего же к подобному зрелищу Марковича это ничуть не удивляло.

Сапог дошел до кабинета системного администратора, где они вдвоем с начальником заседали, большую часть времени занимаясь имитацией бурной трудовой деятельности, и вставил ключ в дверной замок. Когда он уже был готов открыть дверь в родные пенаты, его одернул раздавшийся откуда-то справа мерзкий, скрипучий и хорошо знакомый ему голос:

– Ванадий Иванович, здравствуйте… Вы у нас сегодня на совещание идете вместо Ручкина Андрея Руслановича… Вы, я надеюсь, поставлены в известность?..

Энвидий с испугом машинально повернулся в сторону обладательницы на редкость скверного сопрано. Из-за угла коридора к нему обращалась еще одна высунувшаяся голова, на этот раз – принадлежавшая начальнице финансового отдела Виолетте Викторовне, про которую у него только что спрашивал Ткаченко. На лице женщины сияла в совершенстве ею отработанная приторная неестественная улыбка, которая украшала ее физиономию даже тогда, когда она хладнокровным равнодушным тоном доносила до сведения сотрудников пренеприятные для них известия: например, о том, что они уволены, или о том, что в этом месяце они по какой-нибудь причине будут лишены премии. Запоминать имена рядовых сослуживцев низшего и среднего звена, к которым относился и Сапожников, она, видимо, считала не только нецелесообразным, но и вообще ниже своего достоинства, поэтому Эн нисколько не оскорблялся тем, что тщеславная Виолетта Викторовна неправильно называла его по отчеству Иванович, а вместо его имени произносила название химического элемента.

– Конечно, Виолетта Викторовна. Доброе утро, – услужливым голоском отчитался Сапожок, неумело состроив в ответ натянутую улыбочку, которая, в отличие от его искусно владевшей техникой притворства собеседницы, сразу же выдавала в нем плохого актера.

– Ну смотрите, Ванадий Иванович… Сегодня очень важные переговоры с крупным заказчиком… Денис Марсович просил меня еще раз вам передать, что никаких технических неполадок ни в коем случае возникать не должно… – нарочно растягивая слова и делая по ходу речи мхатовские паузы, предупредила руководительница финансового подразделения.

– Я все понимаю, – ответственно заявил Энвидий Маркович, давно смирившийся с нелегкой долей Ванадия Ивановича, – я вас не подведу. Все будет по высшему разряду.

– Хотелось бы в это верить… А то ваш руководитель однажды тоже в этом заверял перед подобными переговорами, а потом без премии в конце месяца остался, когда не смог обеспечить качественную связь… Прошу вас это учитывать, чтобы такое не повторилось… В противном случае последствия для вас будут аналогичными… – с гнусной ухмылочкой пригрозила Виолетта Викторовна, пользуясь служебным положением, которое оставляло за ней право решающего голоса при комиссионном рассмотрении вопроса о лишении премии сотрудников (провинившихся в том, в чем их объективной вины чаще всего не было вовсе).

«Вот же жаба мерзопакостная, а, – с отвращением подумал Сапожников, который в этот момент изо всех сил продолжал не подавать виду, что он давно хотел бы высказать все, что у него накопилось. – Еще и шантажировать меня удумала. Она вообще понимает, что качество связи от нас никак не зависит? Что могут возникнуть неустранимые технические неполадки не на нашей стороне, а на стороне собеседника или, как вариант, у провайдера?»

Однако в силу своего бесправного зависимого положения, не желая потерять пресловутую премию, а быть может, и даже работу, озвучить он вынужден был совершенно иные мысли:

– Хорошо, все понял. Обязательно учту и сделаю все, чтобы неполадки не возникли.

Получив ЦУ, помощник сисадмина распахнул дверь в свой кабинет и собирался уже было укрыться в его укромных стенах от затянувшегося вынужденного общения, но сделать это ему не позволила очередная реплика главной по финансам, которая, очевидно, извлекла еще не всю потенциальную пользу из нечаянно подвернувшегося ей под руку холопа-слуги:

– Да, и кстати… Вы, случайно, не видели по пути Ткаченко Артема Николаевича?..

– Нет, не встречал, – руководствуясь чувством мужской солидарности, не выдал сидевшего в засаде товарища по работе Сапог и в завершение наконец-то окончившегося диалога с напускной доброжелательностью подхалимно пожелал: – Хорошего вам дня!

– Спасибо, и вам… – протянула падкая на лесть Виолетта и скрылась за углом.

Энвидий ступил в обитель сисадмина, где он еще весь предстоявший напряженный месяц (до выхода его начальника) должен был оставаться полновластным распорядителем, и облегченно вздохнул. Не сдать Ткаченко его побудила не столько мужская солидарность, сколько отсутствие даже самого что ни на есть мизерного желания принимать участие и в последующем с большой долей вероятности становиться заложником закулисных подлых игр начальства, правила которых ему были хорошо известны. Именно данными правилами, а не служебным романом обуславливались загадочное поведение прятавшегося в подсобке Артема Николаевича и их с Виолеттой Викторовной обоюдные расспросы друг про друга.

Если заходить издалека, все дело заключалось в том, что на «РандомЭксе» активно процветали и поощрялись свыше культура повального лизоблюдства перед генеральным директором и культ всеобщего доносительства друг на друга сотрудников и подразделений. Для удовлетворения двух данных взаимодополняющих целей, на стойке секретаря, которая располагалась на четвертом этаже как раз за углом коридора, откуда выглядывала Виолетта, размещались две красные папки с государственным гербом: в одну в конце каждой рабочей недели руководителям отделов надлежало класть отчет о проделанной их подразделениями за недельный период работе, а в другую, только уже в начале каждой рабочей недели, они обязаны были положить список накопившихся за минувшую пятидневку замечаний к своим подчиненным, а также, при наличии таковых, к работе и работникам других подразделений.

С первой папкой, то есть с отчетами о продуктивности, у менеджеров среднего звена «РандомЭкса» особенных проблем никогда не возникало: каждый руководитель стремился приписать своему отделу как можно больше заслуг и трудовых подвигов, выставив именно своих подчиненных наиболее ценными для предприятия кадрами. По причине того, что эти отчеты принимались генеральным директором и его замами на веру, а содержавшийся в них перечень достижений, за редкими исключениями, почти никогда не проверялся на предмет соответствия действительности, главы подразделений не гнушались откровенной ложью и частенько значительно приукрашивали реальное положение дел, задирая показатели своей результативности до неприлично высоких значений. Основной целью этого соревнования, как уже можно было догадаться, являлось не максимально полное, честное и достоверное отражение на бумаге принесенной подразделением за неделю пользы, а изложение в отчете именно тех результатов и именно тех выводов, которые хотели видеть перед собой директор и его заместители. В острой конкурентной борьбе за наиболее точное попадание в цель, в погоне за тем, чтобы сильнее всего угодить топ-менеджменту, начальники отделов пускали в ход все доступные им средства и методы, включая заискивание, пресмыкание и разведку. При этом в ущерб развитию, по сути, всего бизнеса среди них культивировалось холуйство и в зародыше подавлялись любые самые искренние потуги к реальному (а не к фиктивному и фигурировавшему только в лживых отчетах) повышению коэффициентов эффективности, ведь премии мидл-менеджерам начислялись не за их инициативность и объективность, а за предельно точное соответствие их еженедельных опусов ожиданиям высшего руководства.

Со второй же папкой, которая выступала оригинальным корпоративным аналогом одновременно и ящика для доносов, и жалобной книги, дела обстояли намного сложнее и запутаннее. Если критика работы других отделов в кляузном документе была, по замыслу, факультативной единицей, то бишь находила свое текстуальное в нем воплощение только при наличии хотя бы формальных поводов придраться к чужому труду и, что более важно, при наличии у управленцев среднего уровня желания подставлять своих коллег (а желание это им было непременно присуще, о чем будет рассказано далее), то вот замечаний к своим подчиненным у руководителя подразделения не быть не могло по определению. Считалось, что отсутствие таковых означает некачественный менеджмент и плохо осуществляемый со стороны начальства контроль за деятельностью персонала в подчинении, а следовательно, и непригодность человека к занятию руководящего поста. Вследствие этого предубеждения здравомыслящие начальники отделов должны были постоянно искать компромисс со своей командой, выдумывая и приписывая ее членам незначительные недочеты в работе либо же указывая самые несерьезные из реально имевших место. Менее же адекватные начальники отделов, преследуя лишь свою корыстную цель выслужиться перед боссами «РандомЭкса», безжалостно топили собственный кадровый состав, обвиняя его во всех смертных грехах и таким образом подвергая его опасности лишиться не только месячной премии, но и работы. Хотя опция с высказыванием претензий в адрес противоборствующих структурных единиц и не была обязательной, на деле она переводилась в разряд добровольно-принудительных за счет того обстоятельства, что между всей заводской номенклатурой велась ожесточенная внутрипартийная борьба за власть и близость к «генсеку»: каждый из руководителей хотел выбить себе наилучшее место под солнцем или, выражаясь точнее, играть роль правой руки если не самого гендира, то по крайней мере одного из его замов. С этой возвышенной целью ябедники еженедельно строчили друг на друга простыни текста (хуже даже, чем настоящий и предыдущие несколько абзацев этой главы), где всячески пытались очернить конкурента. Заполучение таким бесхитростным способом благосклонности гендиректора или его зама не только открывало перед стукачом новые возможности, почти вплотную пододвигая его к разворовывавшейся коллективными усилиями всего завода кормушке, но и в перспективе проталкивало подлеца вверх по служебной лестнице, делая его безоговорочным фаворитом на занятие должности замгендиректора в случае освобождения соответствующей вакансии.

Тогда как к первой папке заведующие отделами подходили не таясь и не стесняясь, подать челобитную посредством второй папки каждый из них по возможности старался так, чтобы в процессе не быть замеченным представителями «конкурирующих фирм». Так как листы замечаний хранились во второй папке лишь непродолжительный отрезок времени до того, как быть зарегистрированными и переданными секретарем на рассмотрение высшего руководства, у начальников подразделений обычно было буквально несколько минут на то, чтобы подойти к стойке ресепшен и просмотреть содержание чужой жалобы. В связи с этим случайное столкновение с соперником или успешно осуществленный предусмотрительным противником план «Перехват» на тернистом пути к столику администратора предоставляли такое неоспоримое преимущество в негласной крысиной войне льстецов, лакеев и стукачей, как осведомленность о планах и намерениях врага по опорочиванию чужого подразделения. Предупрежденные, а значит, вооруженные главари отделов получали возможность заранее разработать линию защиты и в случае необходимости озвучить заготовленные оправдания.