Иди через темный лес. Вслед за змеями

Но если от всего убегать, то как же выручить Аню?

– Почему же ты мне помогаешь?

Она расхохоталась и отступила в глубь коридора.

– Ну что ты, я вовсе не помогаю тебе. Только разрушаю планы Полоза!

Жесткие руки толкнули Марью в спину, и она сорвалась во тьму.

* * *

Сначала он решил, что умер – ничего не было вокруг, ни света, ни звука, и тела своего он не чувствовал. Знакомое ощущение окончательной потери – так же было, когда он понял, что утратил крылья: ни фантомной боли, ни лживого, призрачного ощущения, что все нормально. Только пустота, словно и не было никогда крыльев, словно и не было никогда тела.

Лучше бы не было и чувств, но вот они-то как раз и захлестнули его сознание, уволокли в еще более глубокую тьму, полную острозубых рыб, что рвали его заживо.

Имя им было Отчаяние и Разочарование.

Вот и все, чего он добился, – небытие, полное понимания, что он сюда загнал себя сам. Служанка оказалась права: предавая девчонку, предал себя, ибо нет чувства больнее, чем осознание, что во всем случившемся виноват только ты один.

– Оно все равно того стоило.

Слова пузырьками оторвались от губ и ленточкой потянулись вверх. И тогда он вспомнил, что уже был здесь – в таком же отчаянии, утратив последнюю ниточку, что вела его к жизни, прочь из царства мертвых. Но тогда он кричал от бессильной ярости, и горькая вода заполняла рот.

Сейчас же не осталось ничего, кроме усталости.

Он уже хотел закрыть глаза, когда над ним склонилась она, ослепительно-белая в окружающей тьме.

– Финист. – Чего в ее голосе было больше, усталости или отвращения, он так и не разобрал. – А я уж надеялась, что больше тебя не увижу. Надо сказать, у Змеи отвратительное чувство юмора: я бы предпочла совсем другую компанию.

Она все же протянула ему ладонь и помогла подняться. Ее рука была настоящей – или казалась настоящей, материальной и теплой, и он вцепился в нее, как в единственное, что могло защитить от отчаяния и безумия. Онемение медленно спадало, и тело слушалось плохо. Финист даже не был уверен, сам он стоит на ногах или его держит неведомая сила, исказившая здесь все законы.

– Я тоже рад тебя видеть, Соколица. Вот уж не думал, что меня снова занесет в черные воды.

Она ухмыльнулась и вырвала пальцы из его ладони. Здесь она была бесцветной – одинаково белая кожа, прозрачные глаза, призрачно-серые волосы. Ему казалось: она сияет, едва-едва разгоняя полумрак.

– Не знаю, обрадую тебя или огорчу, но это не черные воды. – Соколица отвернулась и раскинула руки в стороны, словно пытаясь охватить все пространство. – Присмотрись: для черных вод здесь слишком… много всего.

– И что же это за место? – Финист хмыкнул и скрестил руки на груди, не спеша признаваться, что ничего не видит.

– Это сны Змеи. Мы обменялись ими, и каждую ночь я оказывалась здесь… А с некоторых пор – все время здесь. Времени мне хватило, чтоб исследовать это место – насколько вообще возможно исследовать сны хтонического божества.

– Я гляжу, ты всем довольна. Даже удивительно.

– Была довольна. – Она поправила его со смешком. – Пока не появился ты.

– И ради чего тебе потребовалась очередная сделка со Змеей? – Она резко обернулась, глаза удивленно расширились, и Финист вскинул ладонь. – Да, я знаю. И Марья знает. И не могу сказать, что она довольна.

Соколица помрачнела, и свет вокруг нее поблек, но взгляд остался твердым и спокойным.

– Это было для ее блага.

– Для ее безопасности, хочешь сказать?

– Вижу, ты великолепно осведомлен об условиях моего договора. – Соколица усмехнулась, но взгляд стал почти враждебным. – Не хочешь рассказать откуда? И почему ты оказался здесь?

– О, это увлекательная история, моя дорогая, уверен, ты ею насладишься. Особенно когда узнаешь, как именно Змея выполняет ваше соглашение. Кстати, если так уж не терпелось защитить сестру, могла б с нею и остаться. Думаю, если б ты замуровала ее своими руками, она все равно тебе бы все простила. Она стала такой очаровательно кроткой! Разве будешь спорить, что Навь пошла ей на пользу?

Она подскочила к нему так быстро, что он не успел отшатнуться, схватила за ворот, тряхнула со всех сил – Финист едва качнулся, и то больше от удивления.

– Что ты с ней сделал?!

Финист удивленно приподнял брови, положил ладони на судорожно сжатые пальцы Соколицы.

– Даже не знаю, – с наигранной горечью вздохнул он, – льстит или оскорбляет, что ты во всем считаешь виновным меня. Клянусь своими крыльями – я не сделал твоей сестре ничего плохого. И даже помог, когда она об этом попросила.

«И показал, чем же ты стала, растоптав ее надежду. Тут с какой точки ни смотри, но на «ничего плохого» это не походит».

А вот о крыльях вспоминать не стоило. Клясться утраченным оказалось нестерпимо больно, и отчаяние, ненадолго отступившее рядом с Соколицей, снова вцепилось в плоть загнутыми рыбьими зубами.

Финист знал только один способ справиться с болью – причинить ее кому-то еще, упиваться ею, забыв о своей. Всего-то и нужно: сгустить краски, чуть изменить контекст, сплести полуправду с полуложью и умолчать о главном.

О том, что Марья одержима идеей все исправить.

– Видишь ли, в чем дело: Змея пришла к выводу, что постоянно защищать твою сестрицу слишком утомительно. Особенно когда она сама лезет в клыки тварям. Ты не замечала за ней склонности к самоубийству, нет? Это у вас, похоже, семейное! Она назло нарушает все установленные законы и так удивляется, когда ее настигают последствия – хищные, должен сказать! Змея поймала нас и заключила в игрушечный мирок, в маленький дом за пределами мира и времени. Думаю, без прочих змей не обошлось – слишком уж много их было среди украшений.

Он облизнул губы, жадно всматриваясь в застывшее лицо Соколицы. Она слушала внимательно, но взгляд был расфокусирован, устремлен вглубь себя, и Финист не желал знать, что же она там видит.

– В общем, это мало чем отличается от склепа, как однажды справедливо заметила Марья. Ей плохо и тоскливо, ты же знаешь и сама, твоя сестра – птичка вольная, она не будет сидеть в клетке даже ради самой высокой цели! – Он наклонился к ней, хрипло зашептал на ухо: – Знаешь, мне и представить страшно, на что она может решиться. Нашей сестричке не занимать сумасбродства и решимости на самые глупые и отчаянные шаги. Кто знает, как она решит вырваться из плена? – Он перевел дыхание и добавил, растягивая слова: – Разве этого ты хотела?

Белая ладонь мелькнула быстрее молнии, и его щеку тут же обожгло хлестким ударом. Боль – странная и незнакомая – тут же схлынула, оставив после себя слабое онемение. Финист коснулся щеки, удивленно взглянул на Соколицу, на ее застывшее в ярости лицо, и усмехнулся кончиками губ:

– Ты даже смогла меня удивить. Я-то думал, сестру ты пожалеешь…

Она не ответила и ударила снова – слабо, непрофессионально, и Финисту не стоило большого труда перехватить ее кулак, сжать его накрытой ладонью. Она дернулась пару раз, выдохнула резко: