Идолы

Лукас сейчас владеет ситуацией. Пусть даже на какое-то мгновение.

Я всматриваюсь и всматриваюсь в темноту, и мои глаза начинают различать кое-какие детали в туннелях позади грассов. Третий в особенности широк, он как дорога и, возможно, уходит прямо в сердце горы.

— Вот же я, перед вами! — снова кричит Лукас. — Видите? Вы же видите, что я не вооружен. Я ничего не прячу.

Он размахивает руками.

Никакого ответа. Ничего.

Вам бы и не догадаться, что они там, эти туннели, если бы вы не знали, куда смотреть.

Как и многое другое, думаю я. Только теперь я начинаю понимать, к чему следует присмотреться.

— Сдаюсь.

Я чувствую, как тепло угасает. Лукас отпускает его, рассеивает…

— Отойди назад.

Это они, грассы.

Я слышу слова, но не понимаю, откуда они звучат.

— Черт меня побери! — присвистнув, восклицает Ро. — Нормально, Пуговица. Послушайся.

Но Лукас продолжает внимательно смотреть в ту же сторону.

— Кто вы такие? — снова звучит голос грасса-белтера.

Это даже на человека не похоже, это лишь голос — некий крик, и еще автомат, и новая вспышка света. Еще более яркая.

Но Лукас явно испытывает облегчение оттого, что просто может обратиться к кому-то. Он делает вперед второй шаг, потом третий.

— Я друг. Мы не хотим ничего плохого. Мы все на одной стороне. — Голос Лукаса звучит низко, успокаивающе.

Я вдруг замечаю, что мои глаза закрываются, когда он говорит.

— Думаю, я должен попросить тебя быть более конкретным, брат, — говорит голос из темноты.

Я прикрываю глаза ладонью от яркого света, но все равно не могу рассмотреть лицо.

Вокруг нас из-за деревьев возникают грассы, вспыхивает все больше и больше огней, появляется все больше и больше автоматов. Здесь их больше, чем я видела за всю свою жизнь, даже в Посольстве, даже в соборе. Эти грассы-белтеры весьма серьезны в том, что касается амуниции. Но с моего места все это выглядит как некая путаница огней, ползущих к нам, будто это мы огонь, привлекающий мошек.

Я поднимаю руку и тоже делаю шаг вперед.

— Послушайте! Без обид! У всех нас есть множество причин не доверять друг другу. Я ничего не знаю о грассах-белтерах, кроме простенькой карты, начерченной виртуальным интеллектом, и того факта, что мы разделяем с вами нелюбовь к военным мундирам.

— Согласен.

Какой-то мужчина в темно-зеленой военной куртке — не посольской и вообще не из тех, что мне приходилось видеть, — материализуется прямо перед нами, идя вперед в ярком свете огней. Я пытаюсь заглянуть в его мысли, но слишком напугана и не могу сосредоточиться.

Брут рычит, спрятавшись за ногами Тимы.

Мужчина бросает оружие, не сводя с нас взгляда, и идет к нам; замерзшая земля похрустывает под его ногами. Непохоже, чтобы он боялся нас. Непохоже, чтобы он вообще боялся чего бы то ни было. И тем не менее я замечаю, что остальные белтеры направляют оружие на нас.

Они не желают дать нам ни единого шанса, эти грассы с горы Белтер.

Когда мужчина подходит, мне кажется знакомым его лицо. Крупные кости и резкие черты, слегка красноватые щеки. Нет, он не мерк, едва ли. Не настолько неряшлив, не настолько проворен. Этот человек нечто совершенно другое.

Теперь он достаточно близко, и я вижу пуговицы, поблескивающие на его куртке. Серебряные накладки на обоих отворотах воротника говорят о том, что он что-то вроде офицера, только я не знаю, что означают изображенные на них символы. Они не похожи на те, что носил полковник Каталлус: напоминают три латинские буквы V, расположенные одна над другой. И если бы я не понимала, как странно это звучит, могла бы поклясться, что это птицы.

— Меня называют Епископом. Добро пожаловать.

— Не очень-то ты похож на слона [2] , — говорит Ро.

2

Английское слово bishop переводится как «епископ» и «слон» (шахматная фигура).

— А ты не очень-то похож на мерка, известного как Фортис, — отвечает мужчина низким голосом. — И это создает проблему. Мы видим не того, кто, как мы слышали, должен прийти. И не того, кого мы ожидали.

— Да, ну, он угодил в небольшие неприятности. — Ро поднимает голову и смотрит прямо в глаза Епископу. — И у этих неприятностей нет лиц.

Ни один из них не отводит взгляда. Ни один из автоматов не опускается ни на дюйм. Я замечаю, что сдерживаю дыхание.

— Мне очень жаль, — наконец произносит Епископ. — Неприятности преследовали этого мерка с Того Дня, но он многое делал для грассов. Спокойной ему смерти. — Он кивает, оглядывая всех нас. Нечто вроде салюта.

Но тут что-то другое, думаю я.

Ро пожимает плечами:

— Теперь это зависит от Безликих. Пристрелите нас, если хотите, но конец есть конец, и уже ничто не вернет Фортиса. Ничто не вернет этого мерка. — Ро сжимает руки в кулаки, засовывает их в карманы и ждет с таким видом, словно ему принадлежит все время мира. Куда спешить?

Как будто и все мы никуда не спешим.

Епископ протягивает руку, и Ро отвечает ему. Они пожимают правые ладони друг друга, придерживая их при этом левыми. Весьма старомодное, весьма традиционное приветствие грассов. Договор наконец заключен, союз подписан.

Конец есть конец. Вот и все, что у нас осталось.

— Уж извините, но мы получили сообщение о патрулях симпов в этом районе, вниз по реке. Вы никого за собой не привели, а?

Да, думаю я.

— Нет, — отвечает Ро. На его лице ничего не отражается. — Никого не видели.

— Ну, наверное, это и к лучшему, — с улыбкой говорит Епископ.

Краем глаза я вижу Лукаса, отступившего за Тиму, почти в полную тень. Ну конечно. Он ведь сын Посла Амаре. Здесь не найдется никого, кто захотел бы пожать ему руку. Лучше держаться в сторонке и ни во что не вмешиваться. Во всяком случае, Лукас думает именно так. Я это чувствую, чувствую, как его тепло угасает до слабого мерцания, даже в такой близости от грассов-белтеров. Я чувствую его…

Лукас, думаю я, перед тобой целый мир. Ты начнешь доверять ему — рано или поздно.

Но потом я ощущаю осторожно ползущее тепло и понимаю наконец, что именно делает Лукас.

Он заставляет их успокоиться, даже издали. Он это делает ради меня.

И скорее всего, нет никакого совпадения в том, что Епископ тут же взмахивает рукой — это быстрое, как бы разрешающее движение, — и в одно мгновение автоматы за его спиной исчезают.

Наконец-то.