Иду на вы

– Что же огорчает тебя? То ли, что сородичей не уберёг? Ведаю, что волчицей да упырихой меня зовёшь. Оправдаться не смогу, кабы и желала. Только в чужих землях упыри пострашней меня водятся. Не отсидитесь по лесам, как в гости пожалуют. А под рукою у Киева сможете. Ты ведь и сам разумеешь - права я. Или то гнетёт, что бабой бит оказался? Так не я тебя одолела, а Свенальд - воевода искусный. Мужу от мужа поражение потерпеть не срамно. К тому ж, слыхала что в поединке ты, почитай, одержал верх над ним. Хускарл только Свенальда и выручил.

– Свенальд, и впрямь, воевода в битвах искушенный,-согласился Мал.-И в коварстве многих превзошёл. Однако ж не тебя. Так что, гордость мою не щади.

Ольга сощурилась хитро и уперла кулаки в бока.

– А коли и так, то что? Сам же помянул - баба я. Не мечами ж мне с вами, воями, звенеть. Вот я коварством, да кривдой и беру. Мне, бабе, лукавить не зазорно. Однако, верь-не верь, а с голубями не моя, но воеводы задумка. Да, ведь и ты не прост, Мал. Искал же союза с печенегами.

– Всего не ведаешь,-отозвался князь.-Затем искал, лишь, чтобы ты восвояси ушла. Иначе, пришлось бы мне ватаги по лесам подымать. А зажми мы вас с двух сторон, ныне ты бы на моём месте сидела. Только, у меня твой живот сберечь вряд ли б вышло. Уж больно полютовала ты прежде-то!

Княгиня, склонилась, поставила наземь, возле пленника, свечу и отошла в дальний угол. Отвернувшись, охватила ладонями локти, да и замерла так в раздумье.

Мал её не тревожил. Когда же поворотилась, наконец, то лика её во тьме было не видать, но князь почуял, что на него она не глядит, прячет очи.

– Прежде ты уверял, что люба я тебе. А нынче, должно, меня ненавидишь?

Мал вздохнул, и помедлил с ответом.

– Желал бы я тебя ненавидеть, да не умею! Пытался, чего уж там. Даже Перуну жертвовал, чтоб научил. Не принял, видать, Бог жертвы. Нет у меня к тебе ненависти.

Ольга чуть приблизилась. Стало заметно, что она и впрямь, опустив долу, очей не подымает, словно стыдится.

– Не того молил,-молвила она едва слышно.-Ладу нужно было. Она любовь дарует, она же и забирает. И ратный Бог ей в том - не указ. Не даром у Фреи свой чертог в Асгарде. И сказывают, будто она со всякой битвы из павших героев свою долю берёт. И сам Отец дружин ей не перечит. А ещё сказывают...

– Ольга!-перебил её Мал.-Те не о том, ведь, желаешь поведать.

Княгиня подошла совсем близко и встретилась теперь взором со своим пленником.

– Не о том,-согласилась и вдохнула поглубже, собираясь с духом.-Знай же, что повстречайся мне тогда не переправе, не Игорь, а ты, всё по-иному у нас сложилось бы. И была бы я тогда счастлива. А ныне - нет! Боги по-своему судили. Они всякий раз по-своему судят, о чём ни моли, чего ни жертвуй... Но, как вышло, так вышло. Я - княгиня Киевская и мать Рюриковича. Тебе ли не ведать, что князья над собою не властны? Не от лютости я лиходеяла, а то лишь творила, чего от меня ожидали. И ныне не в силах тебя с собою на Киевский стол усадить не оттого, что единственно править алчу, а потому, что не попустят мне такого поляне. Прочь погонят, ежели и вовсе в Славутиче не утопят. Да ладно бы меня одну. За Святослава страшусь. Как разойдутся, то разбирать не станут. И Свенальд постарается. Я прежде много с тобою лукавила, но теперь правду реку. Прости, коли сумеешь!

Мал нахмурился, было, но после улыбнулся не весело, а ласково.

– Не винись, княгиня. Виниться, да отпускать вину - то для скудных духом утеха, чтоб дале жить, будто и не случилось ничего. Мы с тобою крепки, нам в том нужды нет. Как вышло, так вышло... Ты спросила - люба ли мне. Боле живота тебя желаю! Однако, честь дороже. Довольно я ей пренебрегал. Согласись ты ныне моей стать, и даже кабы сама просила, то полонённый тобою, замуж бы тебя не взял. Милостей мне не надобно, и стол Киевский дарёный не нужен! Что же до речей твоих, то хоть и не по сердцу мне такое, но признаю их разумными. Против воли, но признаю. Себе живота не прошу, но коли оставишь в живых, слово даю, что людей на тебя подымать не стану, а древлянам велю, чтобы приняли власть Киева. Вот только, не ведаю, послушают ли. Кабы со мною заодно старейшины с волхвами были, вернее вышло б.

– Гордый. Без меры гордый. Но, будь другим, я бы на тебя, поди, и не поглядела...

Княгиня тряхнула головой, будто отгоняя незваные думы и повела речь уже об ином:

– Где волхвов искать не ведаю, а со знатью вашей, какую сумела взять живыми, я уже сговорилась. Они со мною согласны.

– Ну, эти и с самою Марой сговорятся,-не выказал удивления Мал,-ежели та посулит, что куры нестись не перестанут. Поведай, однако, как мыслишь слово моё да старейшин до племени донести. Рассеяны древляне по лесам - не вдруг сыщешь. Гонцов пошлёшь - убьют. А, не убьют, так всё одно к тебе не явятся. Не поверят, уж не взыщи.

– А ежели старейшин и послать?

Князь поморщился, будто от боли.

– Воля твоя, вестимо, однако я б тебе того не присоветовал. Покуда они с тобою рядом, да в неволе, то и послушны, и согласны, а как подале очутятся, могут и смуту затеять. От чего уйти пытаемся, к тому и воротимся.

– Я схоже мыслю,-кивнула Ольга.-Как по мне, так весь бы полон отпустила, но дружина заропщет. Даже моя, а свенальдовы, так и вовсе могут за мечи взяться. Отпущу старых, увечных да хворых. Может баб ещё с малыми детьми. Всё одно им до Киева не дойти. Не сдюжат. А тут разбредутся по весям, разнесут весть.

– Добро,-согласился Мал.-Только, вот что. Разыщи пяток мужей зрелых, но не старых. Из тех, что в полон к тебе вместе со сродниками угодили. Их тож отпусти.

– Почто?-удивилась княгиня.

– Так ведь, кто ж из древлян по своей воле согласится к тебе посольством ехать? Чай, не запамятовали как ты послов привечаешь - кого не спалишь да не зароешь живьём, того зарежешь. А эти к жёнам да детям воротятся, и тебе волю племени скажут.

– Не ты ли меня коварной величал?!-рассмеялась Ольга.

Мал не смеялся, глядел угрюмо. На него глядя, и княгиня веселилась не долго.

– Ладно,-отсмеялась она.-Отчего ж о себе не справляешься? Хотя, вестимо отчего... Ну, коли так, сама поведаю. Есть у меня в Любиче верные люди. Там тебя поселю. С гриднем твоим и детьми. Их, как подрастут, ко двору в Киев позову, а покуда приставлю к вам ратников числом с десяток.

– Не веришь?!-возмутился князь-Я слово дал!

Ольга в отвел махнула рукой.

– Не ярись понапрасну. Слову твоему верю, да Свенальда опасаюсь. Трое нас ведает почему Игорь за второй данью в ваши земли воротился. Коль прознают в Киеве правду, и мне, пожалуй не поздоровится. Но, я-то уж как-нибудь, да извернусь, а на нурманов-чужеземцев люд и без того недобро глядит. Разумеешь? Не надобен ты живым воеводе.

Мал пожал плечами.

– Твоя воля, княгиня. Поступай как решила.

Ольга не ответила. Глядела молча на Мала и тот, сам не ведая почему, оробел вдруг от её взора. Оробев же на себя озлился.

– Ну, чего ожидаешь-то? Всего, о чём желала, кажись добилась уже от меня. Прощай теперь, что ли!

Княгиня помолчала ещё немного и вытянув из ножен на поясе коротки кинжал, молвила:

– Добилась, да не всего.

Завидев клинок, Мал не испугался. Удивился только - неужто зарезать удумала? А княгиня, меж тем, ловко, будто куница, скользнула к нему, опустилась рядом на колени и задула свечу.