Идущий вопреки

— Борак? Это который от семьи ушёл? Парк и Клара дети, да? — спросила пожилая женщина, сидя на пеньке. Она продавала репу прямо в грязи, в узком проходе между домами.

— Да, он. — ответил я.

— А тебе он зачем, милок? — подозрительно скосила морщинистое лицо женщина.

Проклятье все старых людей — скука и любопытство.

— Мне нужна его жена, чтобы…

— Ага, муж за порог — жена в порок? — чуть ли не припрыгнула обрадованная бабушка. Сенсация!

Я не удержался и закатил глаза. После всего, что произошло, терпение мое заканчивалось. Что-то холодное начало зарождаться внутри.

Я посмотрел в глаза старой карге:

— Говори.

— Э-а, — промямлила женщина. И без того осунувшаяся, она еще и скукожилась. — Туда…

Трясущимся пальцем она показала в нужную сторону.

— За дом п-повернуть, там кузнечная лавка и чуть поодаль направо…

Я резко развернулся и пошел в указанную сторону.

* * *

Кто-то наблюдал за ними.

Когда он ушел, кто-то еще смотрел на ошарашенную женщину. Та вздрогнула и часто задышала ртом. Обеими руками она схватилась за больное сердце.

Ей был седьмой десяток зим, но она прожила интересную, красивую и одновременно ужасную жизнь. Сегодня ее очень удивил молодой, но изуродованный жизнью альв. Нет, она не испугалась его. Ей он показался всего лишь уставшим ребёнком, а женщина повидала многих в своей жизни — злых и прекрасных, больных и здоровых, счастливых и не очень.

Она поймала себя на мысли, что устала жить в мире, в котором существуют такие, как это искалеченное создание. И это чувство стало для нее последним.

Пожилая женщина упала лицом в грязь. Судорога свела ее тело.

Вселенная с безразличной любовью приняла в свои объятия еще одну душу.

— Не всё решается так.

* * *

Ухмыляясь, я без лишних церемоний постучал в прогнившую, висящую на одной петле дверь. Она служила дверью лишь для вида — одно резкое движение рукой, и доски развалятся в труху.

— Не привлекай к себе внимания, — говорил мне Лейнус Флест.

Может быть я и хуже в интригах, тайнах и лицемерии, но никто не обойдет меня в хаосе. В лучшем случае — по этим правилам мы будет играть на равных.

Мне открыла дверь маленькая девочка. Так не должно быть. Нельзя, чтобы в таком мире были такие двери, которые открывают чужакам маленькие дети.

— Привет, — искренне улыбнулся я и присел на уровень ее глаз.

— Здравствуйте, — ответила она. Ее лицо было очень исхудалым и грязным.

Но задело меня другое — оно было безразличным. Разве может быть у маленьких девочек такое безразличное лицо?

— А где твоя мама? — добродушно спросил я.

— Работает.

— Ты ведь Клара, да? — спросил я, заглядывая в ее… фиолетовые глаза. Я никогда не видел таких глаз.

Я мог не только отнимать. Пусть далеко и не всем, но я еще умел отдавать.

В ее глазах что-то проснулось. Клара улыбнулась.

* * *

Кто-то тоже слегка улыбнулся.

* * *

Это тяжело было назвать домом. Это была нора. Маленькие дети пытались привести ее в должный вид, но что они могли? Крыша и стены в импровизированных заплатках, проржавевшие ставни, гнилые доски, сквозняк.

Пока я пытался вставить оконную раму на свое место, вокруг меня бегали дети. Парку было семь лет, а Кларе восемь. Они не видели во мне опасности. Похоже, что за долгие годы я вообще был единственным интересным событием в их жизни.

— А давайте что-нибудь приготовим? — спросил я их, кое-как приспособив на своем место раму.

Дети погрустнели.

— Н-но… мама говорит…

— У вас ничего нет? — понял я.

Дети закивали.

— Значит давайте это исправим, — сказал я и с радостным лицом положил ладонь сначала на одну голову, потом на другую.

Парк и Клара посмотрели друг на друга. В их глазах мелькнуло недоверие. Вот он реальный и живой мир — дети спокойно приглашают чужаков в дом, но не верят, что их накормят.

Они хотели пойти со мной, но я велел им остаться дома на случай если мать придет пораньше.

Закупился я добротно. Овощи, фрукты, мясо, хлеб, сыр. Особое внимание я уделил сладостям и не поскупился потратиться. Целая корзина эклеров, пышек и фруктовых кексов.

Когда я возвращался обратно, то поймал себя на мысли, что я делаю сейчас нечто очень противоположное всему тому, что я делал до этого.

Совсем немного.

Самую малость.

Но я расплачивался по долгам.

— Никаких сладостей, пока не поедим! — поднял я палец вверх.

Дети разочарованно выдохнули и заныли, выпрашивая.

Я рассмеялся.

— Не-а, — дружески издевался я над ними.

Зачем им знать о таких вещах как заворот кишок. Они голодали всю свою жизнь и сейчас от переедания тем, что никогда не пробовали, могли просто умереть.

Я неплохо готовил и сейчас думал, как бы спланировать рацион так, чтобы дети и наелись, и не пострадали от этого. Ну что ж..

— На первое у нас будет овощное рагу! — заявил я свое авторитетное мнение.

— Ура!

* * *

Алина работала помощницей кухаря в таверне. А еще посудомойщицей и уборщицей. Каждый божий день, по шестнадцать часов. Ради десятка перезрелых картофелин и краюхи хлеба. Город был перенасыщен. Если ты не выделялся особыми умениями, то рабочих мест было намного меньше, чем желающих работать.

Очень худая — Алина сильно недоедала и почти всё отдавала детям, она плелась к дому. Вот уже пять лет как ушел Борак. Он обещал, что вернется к этому времени. Алина знала, что он теряет ради них. Каким он придет. Как изменится. Но это было совсем неважно для нее. Еще чуть— чуть… чуть-чуть…

Она почувствовала запах очень вкусной и дорогой еды. Алина не могла позволить своим детям что-то подобное. Прежде чем неизлечимая обида на весь несправедливый мир успела сковать ее сердце, она услышала радостный смех своих детей.

Они не смеялись так уже очень давно.

Алина застыла на месте. Из рук у нее выпала котомка с дюжиной картошек, и те упали в грязь.

Ей показалось?

Смех. Мужской голос. Из ее дома.

— Любимый? — проговорили ее пересохшие губы еле слышно.