Иерархия

– У нас крайне созвучные мысли! Ты можешь ответить на мои вопросы о методах «Иерархии»?

– Конечно, спрашивай!

– Самой главной тенденцией современности Артур называет виртуальность. Как ты ее понимаешь?

– Единого и ясного понимания нет, – сказал Зиновьев. – Слова «виртуальность», «виртуальные явления», «виртуальный мир» и т. п. вошли в словесный обиход недавно. При этом то, что называют такими словами, обычно противопоставляют явлениям реальности как нечто воображаемое, символическое, иллюзорное. Предполагается, что это есть нечто новое, связанное с колоссальным прогрессом информационной, интеллектуальной, коммуникационной технологии и средств массовой информации. Например, папа римский не мог лично появиться в католическом соборе в Москве. В СМИ сообщили, что он появится тут виртуально – по видео, т. е. в телевизоре. К виртуальному миру относят Интернет. В первом случае в соборе присутствует не реальный папа, а лишь его «заместитель» – его телеобраз. Во втором случае реальные люди как бы живут и действуют не в реальном мире, а в мире образов, создаваемых техническими сооружениями, – в мире символическом.

– Ты такое понимание не принимаешь?

– Это просто словоблудие. Эти слова употребляются также в другом смысле. Его можно уточнить. Я называю виртуальными действия одних людей, совершаемые с целью произвести желаемое (и планируемое заранее) воздействие на сознание и чувства других людей. Именно этой целевой установкой они отличаются от прочих действий, которые я называю сущностными. Например, государственная власть некоторой страны может разрушать экономику, одновременно сознательно осуществляя действия, создающие у граждан страны впечатление, будто она заботится о подъеме экономики. В частности, она может принимать законы, якобы призванные развивать экономику, устраивать собрания предпринимателей, кого-то поощряя и награждая и т. п. Все эти действия совершаются именно по законам создания видимости заботы об экономике и ее подъема, по законам «пускания пыли в глаза», оболванивания людей, а не по законам самой экономики. Аналогично в отношении вооруженных сил власть может сознательно принимать меры, создающие видимость, будто происходит улучшение армии, в то время как происходит ее разрушение.

Данте: Чем на самом деле здесь, в «Иерархии» занимаются, если каждый работает на себя, на свою идею? И чем это отличается от мафии?

З: Мафия – это попытка имитировать государство. Значит, это собственная система налогов, собственная система безопасности, собственный способ управления. И как только возникает любая форма мафии, она оказывается сильнее, чем государство. Но чтобы укрепиться, мафии нужна помощь извне. Итальянская мафия – классический случай. Но в 20 веке образование мафии стало одной из форм борьбы одних государств с другими. В России и некоторых других сырьевых государствах любой предприниматель помимо официальных налогов должен платить налоги этому криминальному государству. «Иерархия» действительно работает на себя, замкнуто на свои внутренние интересы. Оно с посторонней точки зрения занято чепухой. Но чепухой сложной, высокоразвитой, требующей усилий многих профессионалов, требующей затрат больших средств и т. д. Это особая наука. Главная задача: отвлечь внимание от того, чем он занимается на самом деле.

Данте: И чем же?

З: Дело в том, что во всем, что касается человека и человеческих обществ, нет единой науки. Есть наука во имя созидания, И есть наука во имя разрушения. Объект их внимания один и тот же. Но ориентация внимания и результаты их различны. Вот исследовательский центр «Я». Неверно, что он занимается не наукой. Он занимается наукой. Но какой – вот в чем вопрос. Формально считается, будто он исследует тайны человеческого «Я». Но никаких таких тайн нет в природе. Вернее, все тайны на этот счет лежат на поверхности, доступны всякому без специальной техники. Они банальны. При условии, конечно, что ты не дурак, не превратен в идеологического кретина и способен наблюдать обычные явления жизни прямо, без посредников в виде «мировых достижений». Этот центр на самом деле занимается разработкой технологии манипулирования людьми путем воздействия на их психику. Понимаешь, зачем это нужно?

Данте: Да. Нечто подобное имело место во второй половине двадцатого века в отношении коммунистических стран. Десятки тысяч так называемых советологов и кремлинологов сочиняли всякую ерунду о коммунизме. Над ними потешались на самом Западе как над шарлатанами. Но они занимались не той наукой, которую от них ожидали непосвященные. Они разработали науку разрушения коммунизма. И она нашла широкие приложения в нашей войне против коммунистических стран.

З: Ты близок к истине. Казалось бы, чем больше и чем лучше мы знаем мир, тем меньше остается места заблуждениям. Но происходит нечто противоположное. Исчезают одни заблуждения, а на их место с необходимостью приходят новые, еще более глубокие и изощренные, причем еще более защищенные от разоблачения, поскольку они опираются на самую современную науку и имеют гораздо более научную видимость, чем истины, за счет которых они паразитируют. И это происходит в силу самих законов познания. Нельзя познать истину, не впадая в заблуждения.

Данте: Почему?

З: Да потому, что познание объектов есть не пересадка их в наши головы, а образование в наших головах понятий, суждений, теорий, концепций и т. п. А это значит, что мы в познаваемых объектах выделяем лишь отдельные черты, причем с определенной ориентацией. Накопление знаний есть накопление таких односторонностей и тенденциозностей. Но при этом происходит помимо воли и накопление того, что мы не выделяли, не принимали во внимание. К этому фактору эволюции присоединяется другой, чисто социальный.

Данте: Какой?

З: Познание – это огромное число познающих, хранящих знания и передающих их другим людям. А они занимают определенное положение в обществе, получают определенную подготовку. Для них сложившаяся сумма знаний и ориентация познания есть их жизнь. Они не допустят изменения этой ориентации. И вот мы достигли критической точки, после которой заблуждение начало доминировать над познанием. Есть потолок и в творчестве. Окончился творческий период истории человечества, в который происходил процесс нарастания объема, познавательной значительности и практической важности научных открытий и технических изобретений. Все то, что можно было открыть и изобрести принципиально нового, открыто и изобретено. Мир на самом деле не является неисчерпаемым для познания и изобретения. Начался период эксплуатации открытий прошлого, а в какой-то мере – даже закрытий.

Данте: Получается...

З: Получается, в «Иерархию» отбирают самые выдающиеся умы и творческие личности. А что мы производим совместными усилиями, используя все достижения прошлого и мощнейшую интеллектуальную технику? Чудовищную посредственность и ложь. Наша борьба против коммунизма уничтожила вместе с ним и русский дух. Темный век русской цивилизации сейчас наступил, после фазы инерции 90-х, порожденной надломом развала страны. В этой фазе обскурации духовные пассионарии вытесняются людьми первичных потребностей, клановость, депопуляция, коррупция, слабость общественных институтов (армии, милиции) приводит к авантюризму власти. Остаются реликтовые общности (типа славянского братства, Русского национального единства и прочих фашистов). Происходит перевод к мемориальной фазе, тотальной ностальгии по прошлому.

Здесь мы, как это нередко бывало, показываем остальному миру кое-что из его будущего. Показываем, однако, в уродливой – либерпанковской, или «либерастической» форме. В России возродились худшие формы сращения чиновников с преступниками. Стартовав позже Запада в формировании корпоратократии, РФ очень быстро догнала, и в чём-то и перегнала его на этом пути. Повторяется, пусть фарсово, ситуация с историей капитализма в России: вступив позже Запада на этот путь, Россия вошла в стадию империализма одновременно с ним (последняя треть XIX в.), а в формировании государственно-монополистического капитализма в начале ХХ в. обогнала его (после 1917 г. эти ГМКашные «наработки» в теории и практике используют большевики).

Буквально несколько слов о теме «корпоратократия как субъект системной коррупции». Во-первых, если коррупция носит системный характер, то это уже не коррупция, а системное производственное отношение данного общества. К тому же коррупция как «использование публичной сферы в частных интересах» характерна для такого порядка, где власть и собственность взаимообособлены. Там, где они исходно не обособлены или же, напротив, идёт процесс их сращения, мы либо вообще не можем пользоваться термином «коррупция» (что не устраняет омерзительности самого явления, для которого, похоже, ещё нет адекватного термина), либо должны констатировать, что «коррупция» в данных условиях выступает в качестве специфического классово – (и системно-) генерирующего фактора, а потому опять же мы имеем дело с чем-то более сложным – и как явление, и как процесс, – чем просто «коррупция».

Во-вторых, корпоратократия не обязательно плохо. В переходные периоды (распад Римской империи и средние века) людям необходима защита от превратностей судьбы. Роль патрон-клиентных отношений в условиях модернизации можно определить как убежище: они отвечают потребности индивидов защите от нарастающего отчуждения и давления анонимных социальных механизмов. Клиентелизм питается, а часто целенаправленно паразитирует на недоверии людей к официальным институтам и формам социальной интеграции. Неслучайно именно социологи, работающие с проблематикой развивающихся стран и полагающие главной проблемой устойчивого развития расширение и институционализацию общественного доверия, увидели и концептуализировали тот момент в социальном содержании, в интенции патрон-клиентных отношений, который делает их постоянным спутником цивилизации. Айзенштадт и Ронигер подчеркивают, что в основе воспроизводства патрон-клиентных отношений, как и других интерперсональных отношений (дружбы, породнения или псевдородства), лежат реакция на утрату и стремление к воссозданию первичного родового доверия между индивидами. Отвечая на потребность в интимности и непосредственности человеческих отношений, «личные связи» не приемлют и даже прямо противополагают себя всякому опосредованию, овнешнению и формализации, то есть всякому институциональному порядку. Тем не менее, в случае использования таких связей в качестве каналов обмена ресурсами власти, они сами подвергаются ритуализации и отчуждению.