Игра Бродяг

— Вылитый староста, — шепотом объяснил он сквозь пальцы. — Сплюснутый нос, отвислые губы и такие же пустые глаза навыкате.

— Ты о собаке?

— Ну не о кусте же. Тише, — сказал Вогт, хотя шумел здесь в основном он. — Послушаем, о чем они говорят.

— Невероятная наглость, — прохрипел, будто его душили, староста Майлус. — Продавать то, что вам не принадлежит.

— Все хотят подзаработать, вы же понимаете, — ответил кто-то заискивающе, но твердо.

— Это вымогательство… вы должны были только доставить, вот и доставляйте. Я еще сообщу куда следует…

— Да ладно вам, — примирительно сказал кто-то. — Если уж взялись таскать сено с чужого сеновала, не мешайте это делать и другим, пусть даже это будет вам чуточку в убыток. Рука руку моет.

— Сено с чужого сеновала? — с надрывом в голосе повторил староста. — Что вы подразумеваете под этим выражением, хотел бы я знать?

Если староста надеялся, что его собеседник не осмелится, то его надежды были тщетны.

— Ну что же вы, — тоном, претендующим на приятельский, ответил тот. — Вы же закупаете в Торикине по одной цене, а продаете своим не втридорога, но еще дороже.

— Откуда вы узнали? — ляпнул глупый староста, не сообразив, что выдает себя с головой.

— Да так уж… узнал. И вино вы водой разбавляете… Это уже совсем не хорошо.

— Какая наглость, слышать такое, в моем собственном доме! — староста наверняка уже был весь багровый от злости.

— Таком замечательном, богатом доме, но, пожалуй, не совсем порядочном.

— Видимо, мне все же придется доложить куда следует, чтобы положить конец этому безобразию…

— Но и мне есть, чем поделиться, — напомнил собеседник старосте. — Расскажу-ка я местным, сколько бочонок вина стоит в Торикине, и пусть они сравнят с тем, во сколько он обходится им здесь.

— Вот пусть и едут в Торикин, — разозлился староста Майлус.

— Все это неразумно, господин. К чему нагнетать бурю? Не проще ли поделиться, а?

— Пожалуй, нам следует прервать их беседу, — сказал Вогтоус. — А то Майлус затребует время на размышление, а вот у нас времени нет совсем, — он неизящно ввалился в окно.

Эхо легко взобралась следом.

Внезапное появление свидетелей ввергло старосту Майлуса в ступор. До сих пор подобное ему разве что в страшном сне могло привидеться.

— У нас здесь разговор…очень важный… деловой, — выдавил он.

— Не то слово, — то ли согласился, то ли возразил Вогтоус и, усевшись на обтянутый тканью стул, вытянул грязные ноги.

Возле Майлуса стоял худой, длинный, большеногий, большерукий и большеухий человек в коричневой одежде.

— Ну как у вас там, в Торикине? — добродушно поинтересовался Вогт.

— Спокойно. Стена стоит, — растерянно бросил лопоухий.

— О, я на нее надеюсь, — невнятно пробормотал Вогтоус. — А как поживает Правитель Полуночи?

— Правитель Полуночи? — в недоумении переспросил лопоухий. — У нас никогда не было правителя с таким именем.

— Хм, — ухмыльнулся Вогт, что-то соображая на ходу. — Впрочем, неважно. Даже не стану уточнять, как его зовут в действительности. Должно быть, он всех измучил своей противоречивостью. Удивительно, как иногда в одном человеке уживаются двое — и вовсе не всегда мирно. Случается, один просто убивает другого.

— Пожалуй, нашему бывшему правителю действительно была свойственна некоторая двойственность — если речь о нем, — наконец сообразил лопоухий.

— Бывшему? Как так? Что с ним случилось? — поинтересовался Вогт.

— Он выбросился из окна. Упал прямо на мостовую.

— Какая жалость. Должно быть, он разбился на мелкие кусочки, как глиняная ваза, — без сочувствия проговорил Вогт. — Я всегда подозревал, что однажды хаос заберет его. А что же Советник?

— Вы про нынешнего правителя? Он занимал должность советника ранее.

— Про него самого. Он мой большой друг, знаете ли. Его глаз начал видеть?

— Нет, внезапно пропавшее зрение так и не восстановилось, — лопоухий глядел на Вогта все подозрительнее.

Вогт задрал ногу и осмотрел свою ступню, найдя уже не кровоточащий маленький порез.

— Однако в целом, я надеюсь, с ним все чудесно.

— К сожалению, нет. Он очень мрачен в последние дни. Говорят, ему пришло какое-то письмо, и…

— О, не продолжайте, — перебил его Вогт. — Сочувствие так переполняет меня, что боюсь лопнуть.

Торикинец жалобно оглянулся на старосту Майлуса.

— Просто уйдите, — угрюмо сказал тот.

— Садись со мной, — обращаясь к Эхо, предложил Вогтоус. — Тут хватит места на двоих.

Торикинец вышел, оглядываясь на Вогтоуса. Вероятно, другого такого странного типа он в жизни не встречал. Когда за торикинцем захлопнулась дверь, староста прошипел:

— И что означает это вторжение?

— Ничего особенного, всего-то возникло несколько срочных вопросов, на которые нам никто не ответит, кроме вас, потому как вы здесь — главный, — с издевательской почтительностью объяснил Вогтоус и изобразил такое лицо, будто он никогда не забирается в чужие дома через окна, а всегда входит только в дверь после долгого стука.

Староста Майлус нахмурился, и его маленькие глазки почти скрылись под кустистыми бровями.

— Мне пожаловались, что вы целый день слоняетесь без дела, терзая людей праздными вопросами.

— Вовсе не праздными, — возразил Вогтоус. — А сколько раз на нас пожаловались — один или несколько?

— Несколько.

— Больше пяти раз или меньше?

— Больше.

— Ура! Я победил! — возликовал Вогт.

Староста попятился.

— Я поспорил сам с собой, что будет больше пяти, — разъяснил Вогт. — Впрочем, если учесть, что мой оппонент был я сам же, я бы и при меньше пяти выиграл, да?

Лицо старосты сделалось неотличимым от морды его пса, собирающегося залаять.

Вогтоус выставил губы трубочкой.

— Ваша ярость как легкий флюгер, староста, оживает при малейшем ветерке. Успокойтесь. Мы просто хотим задать вам пару вопросов.

— Так задавайте, — буркнул староста и плюхнулся на стул своим широченным задом. Стул скорбно скрипнул, но выдержал.

— Совершали ли вы что-либо, что попадает под характеристику «морально предосудительное»? Если слишком долго рассказывать все, начните с худшего.