Игра Джеральда

На этом и заканчивается Часть Первая моего рассказа, Руфь, — назовем ее «Малышка Нелл переходит по льду», или «Как я освободилась от наручников и спаслась». Есть еще две главы, которые я называю «Итоги» и «Политикан». Я вкратце расскажу об «Итогах», частично потому, что это интересно только тогда, когда ты сам пережил пересадку кожи и всю эту боль, но в основном потому, что хочу успеть рассказать о «Политикане» прежде, чем устану и не смогу выразить бее то, что хочу, и так, чтобы ты захотела выслушать и понять. Эта мысль только что взбрела мне в голову, и это «лысая правда», как мы говорили когда-то. Кроме того, без «Политикана» я вообще не стала бы писать.

Но прежде чем перейти к этой части, мне нужно немного подробнее рассказать тебе о Брендоне Милхероне, который действительно подвел итог всем моим страданиям. Брендон появился в первый и наиболее ужасный период моего выздоровления и более или менее понял и воспринял меня. Мне бы хотелось назвать его «Милым мужчиной» потому, что он был со мной рядом в самые адские минуты моей жизни, но он не только милый мужчина — он видит все насквозь, держит все нити в своих руках и наблюдает за тем, чтобы все было, как положено и по порядку. Но и это еще не все — в нем есть нечто другое. Он намного лучше… Но я и так достаточно много отняла у тебя времени. Достаточно сказать, что для человека, призванного охранять интересы процветающей юридической фирмы в истории, связанной с неприятностями, в которых был замешан один из ее главных партнеров, у него было достаточно мужества и самообладания, чтобы держать ситуацию под контролем. К тому же, он никогда не ругал меня на чем свет стоит, когда я плакалась ему в жилетку. Если бы это было все, то я бы не стала так подробно рассказывать о нем, но есть нечто другое во всем этом — то, что он сделал для меня только вчера. Наберись терпения, детка, я уже добралась до самой сути.

Брендон очень часто работал с моим мужем в течение последних четырнадцати месяцев жизни Джеральда — эта работа была связана с сетью супермаркетов. Они выиграли то, что хотели выиграть, и, что более важно, между ними установилось отличное взаимопонимание. Мне кажется, если старые пердуны, владеющие фирмой, будут решать вопрос о преемнике Джеральда, то они, несомненно, выберут Брендона. В настоящее время он — самая подходящая кандидатура на должность, которую он сам во время своего первого посещения назвал «контролем по компенсациям за убытками».

Он был очень милым, к тому же он был откровенен со мной с самого начала, признавшись, что у него есть и своя задача. Поверь мне, я была просто поражена этим; в конце концов я была замужем за юристом почти двадцать лет, и я знаю, как тщательно они скрывают подробности своей жизни и деятельности. Мне кажется, что именно это позволяет им выживать и не терять самообладания, но именно это делает их такими занудными и противными.

Брендон никогда, не был занудным или неприятным, но это был человек с определенной миссией: пресечь любую огласку, которая может повредить фирме. Это означало, что ему нужно было пресечь любую публикацию, порочащую Джеральда или меня. Такая работа может быть испорчена в любой момент… но Брендон с успехом справился с ней, он никогда не говорил, что взялся за эту работу в память о Джеральде. Он взялся за подобную миссию из-за того, что Джеральд называл «деланьем карьеры» — работа такого рода очень быстро открывает двери в следующий эшелон, если, конечно, дела выгорает. Для Брендона все получилось как нельзя лучше, и я рада за него. Он обращался со мной с огромной нежностью и сочувствием, чего и так достаточно, чтобы желать ему счастья, но есть еще две причины для этого. Он никогда не впадал в истерику, если я говорила ему, что ко мне звонил или приезжал репортер, но при этом никогда не вел себя так, будто я была только частью его работы, и больше ничем. Хочешь знать, что я думаю на самом деле, Руфь? И хотя я на семь лет старше мужчины, о котором я тебе рассказываю, и вся заштопана и искалечена, мне кажется, что Брендон немного влюблен в меня… или в маленькую героическую Нелл, которая предстает перед его внутренним, взором, когда он смотрит на меня. Я не думаю, что это каким-то образом касается секса (по крайней мере, пока что нет; я все еще напоминаю синего ощипанного цыпленка, выставленного в витрине мясного магазина). Мне это нравится; если я никогда больше в жизни не лягу с постель с мужчиной, то буду просто счастлива. Но все же я бы солгала, если бы сказала, что мне не понравилось, если бы я заметила в его глазах выражение того, что я представляю для него интерес — я, Джесси Анджела Махо Белингейм, а не просто какое-то безымянное, неодушевленное существо, о котором его боссы думают, возможно, как о Том Несчастной Деле Белингейма. Я не знаю, прохожу ли я над заданием фирмы Брендону, под ним или рядом, да это и не важно. Достаточно знать, что я имею отношение к этому делу и что я значу гораздо больше, чем просто…

Джесси остановилась, постукивая указательным пальцем по зубам «тщательно обдумывая слова. Она сделала глубокую затяжку, а затем продолжила:

…побочный благотворительный эффект. Брендон был рядом со мной во время всех допросов полиции, записывая показания на магнитофон. Он вежливо, но неумолимо напоминал всем присутствующим — включая стенографисток и сиделок, — что каждый, разгласивший сенсационные подробности дела, столкнется с репрессивными мерами огромной юридической фирмы. Видимо, Брендон повлиял на них так же, как и на меня, потому что никто из посвященных никогда даже не разговаривал с журналистами. Самые ужасные и неприятные допросы велись в течение трех дней, проведенных мною в реабилитационной палате, когда меня накачивали кровью и физраствором через пластмассовые трубочки.

Доклады полицейских, отражавшие эти допросы, были настолько странными, что вообще непонятно, как они стали правдоподобными, когда впервые появились на страницах газет. Хочешь узнать, что говорилось в их записях? Ладно, послушай:

„Мы решили провести денек в нашем загородном доме в западной части штата Мэн. После занятий сексом мы вместе принимали душ. Джеральд вышел из-под душа раньше, а я решила помыть голову. Он пожаловался на то, что у него пучит живот, возможно, из-за тех сэндвичей, которые мы съели по дороге из Портленда, и спросил, есть ли в доме какие-нибудь таблетки. Я сказала, что не знаю, но если и есть, то они лежат на шифоньере или на полочке над кроватью. А минуты через три или четыре, когда я ополаскивала голову, я услышала крик Джеральда. Крик свидетельствовал о сердечном приступе. За ним последовал глухой удар — звук падающего на пол тела. Я выскочила из душа, и, когда вбежала в спальню, у меня подкосились ноги. Падая, я ударилась головой об угол шифоньера и потеряла сознание“.

Согласно этой версии, придуманной совместно мистером Милхероном и миссис Белингейм — и с энтузиазмом принятой и одобренной полицией, — я несколько раз частично приходила в себя, но всякий раз снова теряла сознание. Когда же я наконец снова открыла глаза, собака, терзавшая Джеральда, напала на меня. Я взобралась на кровать (согласно нашей версии, мы с Джеральдом обнаружили ее там, где она стояла, — возможно, передвинутая парнями, приходившими натирать пол, — но страсть настолько охватила нас, что мы даже не потрудились поставить ее на место) и отогнала собаку, бросив в нее пепельницу, а затем и стакан. Потом я снова потеряла сознание и провела несколько часов, истекая кровью. Позже я снова пришла в себя, добралась до машины и, в конце концов, добралась до безопасного места… после того, как еще один раз потеряла сознание и врезалась в дерево.

Однажды я спросила Брендона, как ему удалось заставить полицию поверить в эту чепуху. Он ответил: „Этим делом занималась полиция штата, Джесси, а у нас — я имею в виду фирму — много друзей в полиции. Ты знаешь, полицейские тоже люди. Парни отлично поняли, что произошло, как только вошли в дом и увидели наручники на кровати. Поверь, они не впервые видели наручники в подобной ситуации. Но не было еще ни одного полицейского, который предпочел, чтобы вы с мужем превратились в кучу дерьма в результате того, что было не более чем просто несчастный случай“.

Сначала даже Брендону я ничего не рассказала о мужчине, которого, как мне показалось, я видела, или об отпечатке следа, или о жемчужной сережке, или еще о чем-нибудь. Я ждала».

Джесси посмотрела на последнее предложение, покачала головой и снова принялась печатать.

«Я ждала, что придет какой-нибудь полицейский и предъявит мне на опознание кольца — не сережку, а кольца. „Мы уверены, что это ваши, — скажет он, — потому что на них имеются инициалы ваши и вашего мужа и потому что мы нашли их на полу кабинета вашего мужа“.

Я ждала этого, потому что, когда покажут мне мои кольца, я буду знать наверняка, что ночной посетитель малышки Нелл был просто частью ее воображения. Я все ждала и ждала, но этого не случилось. В конце концов, как раз перед первой операцией на руке я рассказала Брендону о том, что, мне кажется, я не одна была в доме, по крайней мере не все время. Я сказала ему, что это все вполне может быть моим воображением, но временами все это кажется очень реальным. Я ничего не рассказала о своих потерянных кольцах, но зато много говорила об отпечатке ноги и серьге с жемчужиной. Я что-то бормотала о сережке, и знаешь, почему: за ней стояло то, о чем я не смела рассказать даже Брендону. Понимаешь? Все время, когда я что-то рассказывала ему, я говорила фразы типа: „Затем я подумала, что увидела“ и „Мне показалось, что я почти уверена в этом“. Мне было необходимо рассказать ему, рассказать хоть кому-нибудь, потому что страх разъедал меня изнутри, как соляная кислота, но мне нужно было рассказать, что я не подменяю субъективное ощущение объективной реальностью. Но больше всего мне не хотелось показать ему, насколько я все еще боюсь. Я не хотела, чтобы он подумал, что я сумасшедшая. Мне было неважно, если он подумает, будто у меня легкая истерия — такую цену я бы с радостью заплатила, лишь бы скрыть еще одну ужасную тайну: то, что сделал со мной мой отец в день солнечного затмения, но я ни в коем случае не хотела, чтобы он считал меня сумасшедшей. Не хотела, чтобы даже малейшие сомнения закрались у него на этот счет.

Брендон взял мою руку в свои и погладил ее, а потом сказал, что может понять это, в данных обстоятельствах с этим приходится мириться. Потом он добавил, что очень важно помнить, что все это было не более реально, чем душ, который мы принимали вместе с Джеральдом после столь насыщенных упражнений, на кровати. Полиция обыскивала весь дом, и, если бы там действительно кто-то побывал, они нашли бы доказательства этому. Тот факт, что незадолго до несчастного случая в доме была произведена генеральная уборка, лишь увеличивал шансы на это.