Игра Канарейки

Ну, по крайней мере, без таких проблем, которые возникли бы у неё.

Канарейка немного приподнялась с земли и увидела поверх ярких подсолнухов, что ведьмак дерётся с откуда-то взявшимся волколаком. Эльфка рывком вытащила кинжал и только хотела вскочить с земли, как её тело парализовало, певица рухнула обратно в уже порядком примятые подсолнечники.

– Геральту пока не нужно знать, что ты здесь.

Гюнтера не могло быть рядом, эльфка бы услышала шуршание травы под ногами!

– Мы с ним немного пошепчемся, – с лёгкой издёвкой произнёс О’Дим. Он сел на корточки перед прикованной к земле Канарейкой. Та злилась, она ненавидела чувствовать себя беспомощной.

– С тобой свои тайны, с ним – свои. – Купец пропустил сквозь пальцы длинный золотистый локон эльфки. Гюнтер встал, посмотрел в сторону добивающего волколака ведьмака.– Когда сможешь встать, возвращайся к Ольгерду фон Эвереку.

– Гюнтер… – прохрипела пытающаяся совладать со своим телом Канарейка. Купец не стал картинно исчезать с места, на котором стоял, а просто вышел из поля зрения эльфки.

Канарейка видела кусочек догорающего закатом неба; разбойничьего коня, забредшего в поле в надежде что-нибудь пожевать; свои руки в тонких кожаных перчатках, бессильно лежащие на земле.

А потом Канарейка заснула.

Ей снился Геральт.

Ведьмак был оголён по пояс, в тёплом свете свечей эльфка видела шрамы, которыми была испещрена его спина. Геральт с кошачьей грацией медленно шёл к перине, на которой лежала, подперев рукой голову, и читала красивая молодая женщина в белой прозрачной сорочке и с чёрной бархоткой на шее. Канарейка долго разглядывала чёрные кудри и фиалковые глаза женщины. Она была очень красива. Геральт медленно шёл к ней.

Эльфка вдруг вспомнила одну прекрасную балладу, рассказывающую о любви ведьмака и черноволосой чародейки.

– Не знаю, ты ль моё предназначенье, – зачем-то вслух напела Канарейка. Геральт подошёл к магичке, наклонился для поцелуя. – Иль страстью я обязан лишь судьбе…

Это он, Геральт, тот самый Белый Волк из баек корчмарей и баллад мастера Лютика. Почему Канарейка не догадалась сразу? А рядом с ним – любовь его жизни, женщина, с которой он связан самим Предназначением. Канарейке стало горько: она уже успела проникнуться симпатией к этому необщительному альтруистичному чудаку. Эльфка почувствовала себя обманутой, а потом вспомнила слова Гюнтера: «Возвращайся к Ольгерду фон Эвереку».

Геральт и магичка слились в долгом нежном поцелуе, Канарейка отвела взгляд. Они не видели её в этом сне.

– Насмотрелась? – спросили сзади насмешливо.

Эльфка обернулась и почти не удивилась, увидев за спиной атамана «кабанов».

– Тебе пора уходить.

Почему-то Ольгерд говорил голосом Гюнтера О’Дима, в присущей только ему манере – словно лис с птицей, на шее которой он держит лапу, готовый в любой момент выпустить когти. От такого демонического гибрида эльфка испытывала необъяснимый ужас. Чёрные пустые глаза Гюнтера и усталое хмурое лицо Ольгерда, его руки, не упёртые в бока, не лежащие на эфесе каабелы, а деловито сцепленные сзади, ухмылка, какая не могла принадлежать атаману. Эльфка точно знала это, хотя и не могла сказать, откуда.

Кто же всё-таки это был, Ольгерд фон Эверек или Гюнтер О’Дим?

Кто бы он ни был, мужчина сцепил пальцы на запястье Канарейки и грубо поволок её к окну. Было высоко, внизу скалились острые камни, Канарейка панически боялась высоты, но прыгать пришлось.

Эльфка открыла глаза. Небо почти стало по-ночному тёмным, только на западе затухало солнечное зарево. Неподалёку в траве настойчиво стрекотала цикада, где-то в деревне надрывался сторожевой пёс и со вкусом, надрывая горло, кашлял кмет.

Канарейка пошевелила пальцами, приподнялась на локтях и почувствовала, как сильно она замёрзла, лёжа на сырой земле. Что ж, если эльфка в скором времени скончается от какой-нибудь лихорадки, ей будет, кого в этом винить. Какое-никакое, а утешение.

Совсем рядом, где-то в гуще подсолнечных бутонов, фыркнул оставленный разбойниками конь. На нём не было седла, но выбирать не приходилось – Канарейка не чувствовала пальцев ног, и у неё просто не хватило бы ни сил, ни терпения искать кобылу, «одолженную» у «кабанов».

С первого раза запрыгнуть на спину на удивление дородному (очевидно, недавно краденному) коню у невысокой эльфки не получилось. Со второго раза строптивый конь поддался, Канарейка прижалась к его шее, пытаясь согреться. Эльфка привычно опустила капюшон на глаза и ударила коня пятками по бокам.

На распутье, где вечером играли деревенские дети, Канарейка успела заметить Геральта. Он сидел, подмяв под себя ноги и ровно сложив руки на коленях. Глаза ведьмака были закрыты, лицо расслаблено. Геральт ещё не обнаружил присутствия Гюнтера О’Дима, сидевшего прямо над ним на деревянном обелиске, посвящённом какому-то божку. Гюнтер болтал ногами и смотрел своими чёрными глазами-пропастями вслед пробежавшему коню и его всаднице.

Комментарий к IV. Исполнители

Потихоньку выкладываю на стол карты.

Глава молчаливая, ночная и холодная.

Как обычно, жду критики, помидоров и прочих показателей того, что сто просмотров фанфика за день - не галлюцинации моего распухающего эго.

========== V. Пожар ==========

В каждом миге таится прошлое, настоящее и

будущее. В каждом мгновении – вечность.

Цири

– Ставлю сто на Канарейку! Слыхал, сколько она людей укокошила? Ей жаба твоя… – Ломонд, выходец из знатного темерского рода дю Мартольдов, смачно сплюнул на пол.

– Двести, что ведьмак чудище зарубит! А птаха твоя только смертельно бухого мертвеца прикончит! – Эльза с чувством стукнула кружкой по столу и рассмеялась над собственным каламбуром. – А Кошачьи глазки от мамки родной забрали, чтоб он жаб вот таких резал.

От выпитого Эльза разрумянилась и согрелась, её шёлковая рубашка с итак довольно вызывающим вырезом была распахнута ещё шире к удовольствию двух «кабанов», сидящих с ней за одним столом.

Впрочем, Ломонд не обращал на это совершенно никакого внимания, взгляд его блуждал по комнате, нигде не задерживаясь. Вторым был Бертольд, ещё совсем юный и наивный, с осторожностью и даже некоторым страхом относившийся к фисштеху и убийствам, с обожанием – к Эльзе.

Ломонд громко и слюняво прыснул, обозначая тем самым своё отношение к аргументам Эльзы.

– А я вот согласен, ведьмак сам – страховидло, так он и это, других страховидл… – Бертольд замолчал, не найдя слов для того, чтобы звучать более убедительно.

В усадьбе «кабанов» было как во всякий другой вечер шумно. Эль и вино текли рекой. Кто-то был уже пьян и лежал в углу, кто-то только начал своё веселье, распевал лихие бандитские куплеты и перебрасывался костями, а кто-то, как Эльза, Ломонд и Бертольд, сидел в небольшой компании, тихо пьянел, травил байки, да перебирал сплетни.