Игра на чужом поле

В гостинице меня встретил наш особист, нервно расхаживающий по вестибюлю.

— Слава богу, ты пришёл! — не совсем идейно обрадовался он мне.

— Что случилось? — нахмурился я.

— Цзю пришёл с фингалом, Шалва опять напился… — особист выдохнул и, понизив голос, добавил: — А ещё и лодка наша, оказывается, затонула! Мы и банкет по этому случаю отменили. И тут, и в Москве. Ещё и тебя нет!

— Слышал, что было заявление ЦК про подлодку и знаю, что есть погибшие. Королевская семья мне уже соболезнования выразила. А что с Костей? — заволновался я.

— А… пусть с ним офицеры в его части разбираются, — отмахнулся от меня дядька, заканчивая разговор.

— Та-а-ак! Подрался с пьяным? — я с наслаждением принимаюсь троллить соседа по комнате, освещающим свою койку аккуратно зреющим «фонарём».

— Да ничего особенного, — хмуро, но непонятно выразился Цзю. — А что у тебя за пакет такой здоровый? Слышал про «Комсомолец»?

— Трое, пятеро? Сколько их было? — припомнив Костины шутки по поводу моего недавнего похожего украшения, я и не думаю менять тему разговора.

— Шли мимо бара какого-то… Там дрались двое… Я подошёл разнять. Вот один локтём и зарядил, — мрачно пояснил Цзю.

— М-да… слышал, наверное: двое дерутся — третий не лезь? — задумчиво разглядываю фингал друга.

— Да если бы моя не попросила… — буркнул Костя, опустив голову.

— Так уж и «твоя»? — усмехаюсь я.

— Ну… Ай, чё говорить? Мне служить ещё долго… — обреченно махнул рукой Цзю и вытянулся на кровати.

Я уже открыл рот, чтобы обнадёжить друга и выдать пророчество о скорой демобилизации, но тут же прикусил язык. Вспомнил, что Костя вуз-то бросил перед армией! Стало маленько неудобно, ведь мог бы намекнуть другу заранее, а так парень уйдёт на дембель не в 89-м, а только в 90-м. Ну ничего, время сейчас такое, что в армии его переждать спокойнее будет.

— А про лодку в курсе, конечно. Давай парней помянем! — вздохнул я, доставая бутылку элитного пойла.

— А у меня пиво есть, — удивил Цзю, который в пристрастии к спиртному уличен никогда не был.

В аэропорту меня никто не провожает. Пришлось купить вторую сумку для подарков, потому что в первую всё просто не влезло. Сдаю багаж, ничего в ручной клади не оставляю — лишние проверки мне ни к чему. Но на таможне нас почти не проверяют — так, формальность.

Уже перед посадкой внезапно началась суета. Тренеры, особист и руководитель делегации заметно напряглись — около стойки появились двое в полицейской форме. Оказалось, норвежские правоохранители пришли за Цзю. То ли как свидетеля вызвать хотели, то ли предъявить что-то собирались. Но было поздно: Костя уже в самолёте, а это территория СССР. Был бы норвежским… А так — извините!

Костян сидит в кресле бледный, нервно постукивая пальцами по подлокотнику. Переживает, но не кается — и это радует. Значит, духом не пал. Наш особист сидит через проход и демонстративно его игнорирует. Да и смысл напрягаться? Поездка завершена, медали у нас в кармане, а дальше пусть военная часть сама разбирается со своим бойцом. Хотя рапорт наш «молчи-молчи», конечно, накатает — как пить дать.

Думаю, при необходимости я бы даже мог помочь, ведь Харольд вчера чётко сказал, что любые мои проблемы для него не чужие, и искренне предлагал не стесняться обращаться за помощью. Вот такая я теперь блатная шерсть! Жаль, в данной ситуации этого проверить не вышло.

В Шереметьево нас проверяли куда тщательнее, чем в Осло. Тут я тоже блатата, но смысла в этом немного — ничего запретного не везу. Валюту подчистую слил на сувениры ещё в аэропорту Осло. Ну и две банки пива прикупил — долг Костяну вернул, которым мы вчера погибших подводников помянули.

В Москве, как назло, снег и ветер. Хотя и не особо холодно — всего минус два, но контраст с относительно тёплым, хоть и северным Осло чувствуется моментально.

Из таксофона в аэропорту набираю номер приёмной Власова. Его, как и ожидалось, на месте нет, но помощник радует хорошей новостью: меня ждут машина на стоянке и номер в гостинице «Москва». Впрочем, удивляться тут нечему, у Власова возможностей — с горкой.

Время обеденное, поэтому в гостинице сразу направляюсь в ресторан. И едва успеваю переступить порог, как сразу натыкаюсь на знакомого!

— Ты как тут? Давно? — удивляется мой земляк и бывший босс Овечкин.

— Только что с турнира прилетел, — жму ему руку. — Из Норвегии. Победил!

— Ну, поздравляю! А я вот на новое место работы приехал. Подвинули меня в отдел пропаганды в ЦК, — доверительно сообщает Овечкин, которому, похоже, невдомёк, что я в этих номенклатурных делах не особо шарю.

— Поздравляю! — отвечаю наугад, но уверенно.

— Да чёрт-те что творится! Прилетел сегодня, а никуда не попаду. В ЦК собирается политбюро, все встречи отменили… Вот зашёл хоть пообедать. Идём, что ли, наших парней помянем. Слышал новости?

— Угу… А много погибло?

— Да мне не сообщили. Ещё и в Тбилиси, пока ты по заграницам ездил, митинг с жертвами был. Что, Толя, делается?! Только вроде карьера пошла в гору, а тут такое…

Сидим за отдельным и, надо сказать, вполне приличным столиком: подальше от эстрады, с видом на улицу и пальму в кадке, стоящую посреди зала.

— В Тбилиси пока трое погибших, — Овечкин говорит тихо, словно боится, что кто-то его услышит. — «Сам» рвёт и мечет, военных ругает.

— А что там в крае у нас? — перевожу я тему разговора.

— В Красноярске? Да ничего особенного… Разве что Пугачёва недавно приезжала. Ходил я с семьёй на её концерт четвёртого числа. Понравилось, — пожал плечами собеседник.

У Овечкина, бывшего первого секретаря горкома, а потом и крайкома ВЛКСМ, дела с карьерой шли со скрипом. Сначала хотели было отправить его в Узбекистан на должность одного из секретарей, но что-то сорвалось. Теперь вот снова шанс — назначение хорошее, но и тут не без заминки.

Я не пью, а Овечкин потихоньку надирается. Разговор заходит о его сыне-боксёре. Мы хоть и тренируемся с парнем в одном зале, но про его успехи я знаю плохо — тот, вроде как, уже перворазрядник.

— О! У нас из-за него дома вечная война! Жену бокс бесит. Говорит: «Покалечат ещё!» Да и тренер ваш… как его… Леонидыч, кажется, в Москву укатил. Но сыну карьеру спортивную рушить не дам! Я всё-таки отец! А куда парня пристроить — найду! — Овечкин в пьяном угаре даже стукнул по столу для пущей убедительности.

— Могу помочь, — зачем-то обещаю я, хотя особых связей в столичной спортивной среде у меня нет. Не Копцева же просить, в самом деле!

Но надо бы завязывать с этой посиделкой и снова набрать Власова — вдруг уже вернулся из ЦК. И как будто угадав мои мысли, Овечкин отставляет рюмку и бормочет:

— Ладно, Толя, хватит на сегодня возлияний! Завтра утром нас с Шениным примут в ЦК!

— Что? Шенин тоже тут? — я аж рот открыл.

— Тут! Мы вместе летели! Я ж тебе сразу об этом сказал! — нагло соврал Овечкин, даже не моргнув.