Игра на двоих
Шрифт:
— Ты приходишь в свой старый дом?
— Да, — неохотно, с заминкой отвечает ментор. — Временами, когда не получается сбежать от настоящего, я стараюсь вернуться на много лет назад, не зная ни дороги, ни места назначения.
— Продолжаешь жить в прошлом? — усмехаюсь я. — А как же будущее?
Взгляд Хеймитча серьезен как никогда. Он явно понимает, что его ответ может принести мне лишь новую боль, но, помня о обещании не скрывать от меня правду, не решается проигнорировать последний вопрос подопечной.
— У таких, как мы, его нет, Эрика. Наше будущее принадлежит Капитолию. Как ни противно признавать, но я, ты, те, кто победил на Играх десять, двадцать, тридцать
Признание Хеймитча не стало для меня новостью, но осознание того, что даже такая непокорная, бунтарская и свободолюбивая личность, как мой ментор, готова признать поражение, оставляет неприятный, горький осадок.
— Получается?
— Ты о чем? — по выражению лица мужчины ясно, что за тревожными мыслями о будущем он забыл о теме нашего полуночного разговора.
— Вернуться в прошлое?
— Нет.
— Тогда зачем? — мне хочется заглянуть в душу того, кто тоже прошел через Игры и все связанные с ними последствия, понять мотивы его поступков. Чувствует ли он то же самое, что и я, раз за разом пытаясь повернуть время вспять и снова стать тем, кем был до роковой Жатвы?
— Наверное, я просто слишком упрям, — смех ментора звучит отнюдь не весело. — И даже спустя десятилетия не теряю веры в то, что однажды все вернется на круги своя. Но, что бы лишнего я сейчас ни сказал, запомни, детка: прошлое не вернуть. Не стоит отказываться от настоящего в пользу призрачных надежд и иллюзий. Знаю, нам с тобой мало что осталось в этой жизни — Капитолий и Арена отняли настоящее и лишили нас будущего. А потому, со всей ясностью осознав мои слова, ты попытаешься скрыться в прошлом, в том если не счастливом, то хотя бы спокойном времени, которое кажется тихой гаванью по сравнению с тем вечным штормом, в которые превратилась наша жизнь. Но это путь в никуда, Эрика. Поверь мне, я сам через это прошел: не желая верить в гибель родных, в свою вину за случившееся, в то, что мне предстоит из года в год возвращаться в столицу и тренировать малолетних убийц, хотя затем оказалось, что все, на что я способен — лишь подготовить их к мысли о неизбежной гибели, я постарался вернуться в прошлое. Уйти от реальности в мир воспоминаний. Но в итоге я только навредил самому себе: с каждым разом возвращение к действительности становилось все более болезненным. Успев устать к тому времени от постоянной боли, я предпочел забвение воспоминаниям — тоже малоприятно, но оставаться в реальности оказалось еще сложнее.
— За меня можешь быть спокоен, — мрачно усмехаюсь я, откидываясь на спинку кресла. — Твоя подопечная уже поняла, что прошлое для нее — закрытая дверь, в которую нет смысла стучаться: все равно никто не откроет.
— Неплохое сравнение, — качает головой Хеймитч.
— Мне больно не только от мысли о том, что рано или поздно придется возвращаться обратно в настоящее, — продолжаю я, отвернувшись к окну, чтобы мужчина не видел моего лица. — Мне причиняют боль сами воспоминания, насколько бы приятными они ни были. Даже те моменты, когда я была по-своему счастлива, теперь не приносят мне ничего, кроме страданий. Почему так происходит, ментор?
Мужчина отвечает не задумываясь:
— Потому что в глубине души ты точно знаешь, что все эти мгновения теперь не более чем воспоминания. Что они прошли и уже не вернутся. Что тебе не придется пережить их еще раз, как бы ты этого ни хотела.
Мне не остается ничего, кроме как молча кивнуть головой: Хеймитч прав, я действительно знала ответ на свой
вопрос задолго до того, как отважилась задать его хоть кому-то.— Зачем тогда нужны воспоминания? — озадаченно спрашиваю я.
— Чтобы даже у таких, как мы, было что-то, к чему можно вернуться, когда в нашей жизни не останется никого, кто ждал бы нас.
Я не до конца понимаю его ответ, а потому решаю перевести разговор на другую тему.
— А ты смог бы отказаться от своих?
— От одних — без раздумий и сожалений, от других — хотел бы, но это невозможно, от третьих — мог бы, но не хочу.
— Какие же воспоминания удостоились такой чести? — насмешливо спрашиваю я, уже по опыту зная, что ментору ничего не стоит утопить их в алкоголе.
— Те, которые связаны с тобой, — мужчина отводит глаза понижает голос почти до шепота, а потому я не уверена, правильно ли поняла его слова, и решаю вернуться к изначальной теме разговора.
— Но ты до сих пор стучишься в ту дверь, не так ли?
— Да, волчонок. И порой мне начинает казаться, что кто-то по ту сторону приоткрывает ее и я могу увидеть картины прошлого, но вскоре это чувство проходит, и я снова оказываюсь заперт в настоящем, ожидая подходящего случая совершить очередное прогулку по аллеям своей памяти.
— Не боишься, что однажды тебе удастся открыть ту дверь, и ты больше не захочешь возвращаться в реальный мир? Ты не выносишь быть запертым в настоящем, но понравится ли тебе быть запертым в прошлом, которое, насколько я знаю, не отличается разнообразием счастливых моментов?
— Есть кое-что, что держит меня здесь и каждый раз заставляет вернуться обратно. Однажды ты поймешь, о чем я говорю. По крайней мере, мне очень хотелось бы надеяться на это.
— Надежда — всего лишь отсроченное разочарование, — горько усмехаюсь я.
— Бывают моменты, когда ничего другого не остается, — сухо отвечает ментор.
В комнате повисает молчание. Я забираюсь в кресло с ногами и обнимаю себя за плечи: в доме очень холодно. Заметив мой жест, ментор мгновенно оказывается рядом и поднимает меня на руки, легко, словно пушинку; я не сопротивляюсь. В следующую секунду Хеймитч устраивается в кресле, так, что подопечная оказывается сидящей у него на коленях. Свернувшись клубочком, опускаю голову на плечо мужчины, прижимаюсь к нему и тотчас чувствую быстрый, четкий ритм его сердца. Несколько минут спустя по телу разливаются волны настоящего, живого тепла.
— Скажи, ментор, — шепчу я, спрятав лицо на груди Хеймитча, — как ты находишь ту самую дверь, что ведет в прошлое?
Еле слышно вздохнув, мужчина отвечает:
— Я всего лишь возвращаюсь в старый дом и слушаю тишину.
Чуть приподняв голову, встречаюсь глазами с ментором — его взгляд полон печали и тоски, горькой, отравленной, которая разрушает твой разум, сводит тебя с ума, не оставляя места никаким другим чувствам или эмоциям. Которая медленно и мучительно, год за годом, убивает тебя, а ты ничего не можешь сделать. Не можешь спастись.
— И что ты хочешь услышать? — растерянно спрашиваю я.
— Честно говоря, я и сам не знаю, детка. Наверное, как и ты, хочу получить ответы на свои вопросы — поверь, у меня они еще остались, даже за прожитые годы. Но всякий раз то, что я слышу сегодня, отличается от того, что я слышал вчера, или что услышу завтра.
— Разве тишина бывает разной? — насмешливо, с недоверием интересуюсь я.
— Нет, просто день за днем она открывает мне все новые и новые секреты, которых у нее, поверь мне, не так уж мало, — слабо, уголками тонких губ улыбается мужчина.