Игра на двоих
Шрифт:
========== Глава 21. Последний взмах крыльев ==========
Металлический звон. Легкий, почти невесомый. Словно тонкие крылья пойманной бабочки, будь они сделанными из металла, бьются друг о друга. Странный звук. На мгновение останавливаюсь, чтобы оглянуться по сторонам и прислушаться, но не замечаю ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Возможно, просто показалось. Глубоко вздохнув, продолжаю двигаться дальше по мрачным, серым от угольной пыли улицам Шлака. Найди меня Хеймитч, первыми его словами было бы что-то вроде «ну и долго ты будешь от меня прятаться?». Нервно посмеиваясь, продолжаю идти дальше. Я не прячусь, правда. Просто нужно время. И одиночество, которого я так неожиданно лишилась. Мне упорно пытаются внушить, что я больше не одна, и я пока не знаю, имею ли право поверить в это.
Весь последний месяц Хеймитч
Родители уже успели привыкнуть к постоянному присутствию ментора. Мало того, они явно довольны: в моей жизни есть тот, кто готов защитить меня, когда семья не в силах сделать этого. Теперь они могут быть уверены, что никто не причинит мне вред, даже я сама. А им большего и не надо. Хеймитч же рад стараться. Он — первый, чей голос я слышу, стоит мне проснуться. Он же — последний, чью насмешливую улыбку я вижу перед тем, как уснуть. Каждое утро ментор терпеливо ждет моего пробуждения, после чего стаскивает с меня одеяло и отправляет в душ. Пока я просыпаюсь, прыгая под ледяными струями, ментор спускается вниз, чтобы приготовить горячий завтрак. Затем, преодолевая слабое сопротивление, натягивает на подопечную плотную куртку и вытаскивает на улицу. Хорошо еще, пока не догадался нацепить поводок.
Каждый день мы покидаем Деревню на рассвете и проводим все светлое время суток либо в Дистрикте, либо в лесу. В первом случае ментор тащит меня в Котел, пообщаться со старыми знакомыми, во втором — отправляет на охоту. Сам Эбернети тоже не сидит без дела — дает мне ценные указания, приводит в порядок оружие, решает, кто станет нашей добычей сегодня. Иногда мы спускаемся к озеру или уходим глубоко в лес. В другие дни сидим на склоне, наблюдая за жизнью Дистрикта. Ментор что-то рассказывает, я же механически киваю и, если получается вникнуть в его слова, отвечаю. Чаще невпопад, что безумно злит мужчину.
Каждый вечер, придя к нам домой, ментор готовит для подопечной легкий ужин, затем буквально берет ее за руку и ведет в гостиную, где демонстрирует вернувшейся с работы матери, что с ее дочерью все в порядке — весьма относительном, но это уже детали, о которых ей знать необязательно. После этого я ухожу к себе на чердак, а Хеймитч на пару минут задерживается внизу, но вскоре поднимается ко мне и, убедившись, что я не успела ничего натворить во время его отсутствия, с удобством разваливается в глубоком кресле у окна и продолжает наблюдать за мной. Я делаю запись в блокноте, он берет в руки книгу. Иногда, если видит, что я готова слушать, читает вслух или рассказывает истории из жизни. Смешные, грустные — неважно, главное, чтобы подопечная заинтересовалась. Я часто вижу в его глазах беспокойное, гнетущее ожидание: мужчина надеется, что однажды я отреагирую на его слова и сама пожелаю превратить монолог в диалог. Но пока этого не происходит. Напротив, если мне надоедает его общество, я молча отворачиваюсь к стенке и притворяюсь, что сплю. Он немедленно замолкает, уставившись в книгу или, все тем же невидящим взглядом, — в окно.
А глубокой ночью, думая, что подопечная крепко спит, ментор тихо покидает свой пост. Он не уходит к себе домой, как вы могли подумать. Совсем нет. Вместо этого Хеймитч неслышно подходит к двери, делая вид, что уходит, закрывает ее, а затем приближается к кровати, поправляет сползшее на пол одеяло и ложится рядом, заключив меня в крепкие объятия и легко прикоснувшись холодными губами к моему виску. Только тогда мне удается уснуть. На протяжении всей ночи мужчина согревает меня своим теплом — живым, настоящим, внушающим доверие. Во сне, сама не осознавая собственных действий, я поворачиваюсь и прижимаюсь к нему, пряча лицо у него на плече. Как я об этом узнала? Очень просто: ментор и не подозревает, что его подопечная просыпается гораздо раньше, чем он успевает неслышно подняться и вернуться в кресло, стоящее напротив ее кровати. Так и живем: он притворяется, что проводит ночь в постели, я делаю вид, что не знаю, в какой именно. А утром все начинается с начала.
Я ни на секунду не могу остаться наедине с собой, с собственными мыслями. «Правильно, потому что твои мысли оставляют желать много лучшего!» — прикрикнул бы ментор. Согласна, оптимизмом они не отличаются, но я привыкла проводить много времени в одиночестве, а теперь меня самым наглым образом лишили этой привилегии. Хеймитч все время рядом. Насмешливо улыбаясь, желает мне доброго утра, язвительно комментирует мою медлительность и приступы апатии, будничным
тоном пересказывает новости Дистрикта-12 и Капитолия — очередная жестокая казнь очередного дерзкого нарушителя правил в первом и невероятно пышная свадьба старшей дочери министра во втором. Иногда я нахожу в себе силы сделать вид, что мне это интересно. Но чаще просто пропускаю его монологи и замечания мимо ушей и продолжаю молчать. Краем глаза замечаю, что ментор мрачнеет и замолкает, но ненадолго.Его присутствие докучает, разговоры раздражают, а постоянный поиск «развлечений», когда подопечная жаждет лишь покоя и одиночества, просто приводит в ярость. Это невыносимо. Это непостижимо. Это необходимо.
Хеймитч все время близко, на расстоянии вытянутой руки. Он ждет, что и я протяну руку в ответ. А я никак не могу сделать шаг навстречу. Боюсь обжечься его теплом. Боюсь поверить в то, что он больше не покинет меня, что его присутствие — это навсегда. Боюсь, что меня снова постигнет разочарование. Не хочу зависеть от него. И вместе с тем признаю, что уже стала зависимой. Что все это — присутствие, разговоры, пробежки — нужны мне, как воздух, чистый, свежий воздух леса, без которого я задыхаюсь. Точно так же я чувствую себя без Хеймитча — будто что-то внутри медленно, но верно убивает меня. Словно меня лишили опоры, что удерживает от падения. Это ощущение злит еще сильнее.
Своими ежедневными, повторяющимися, довольно скучными, монотонными действиями ментор поддерживает теплящиеся во мне угольки жизни. Заставляет куда-то бежать, что-то делать, даже когда у меня пропадает желание не то что шевелиться, но даже дышать. Иногда это действительно раздражает. Иногда, где-то в самой глубине души, я чувствую бесконечную благодарность. Я не в силах понять, что со мной происходит. Меня словно разрывает на части.
Пока подопечная разбиралась в собственных чувствах и отношении ко всему происходящему, ментор зря времени терять совсем не собирался. Стоило ему заметить, что ко мне возвращаются силы, как он буквально за шкирку стал вытаскивать меня сначала на прогулки, а затем — на короткие пробежки. Не на скорость — на выносливость, которой мне явно не хватает со времен возвращения с Арены. Мы обошли пешком весь Шлак, его центр и окраины, обежали каждый дом в Деревне Победителей, пролезли во всем склонам, холмам и впадинам в лесу. Как правило, ментор шел впереди, я — за ним, стараясь не отставать просто из чувства протеста и упрямства. Вдруг — всякий раз, когда я не была готова — Хеймитч срывался с места и переходил на бег. Мне, подгоняемой его криками, приходилось делать то же самое. Измученное и истощенное сердце не оценило подобного времяпрепровождения и сначала упорно сопротивлялось любым физическим нагрузкам, заставляя меня останавливаться и переводить дыхание на каждом шагу, но затем просто смирилось и постепенно стало возвращаться к тому чуть ускоренному темпу, в котором билось всегда. А я все продолжала бежать, с каждым разом все двигаясь все быстрее и убегая все дальше, ловя на бегу удовлетворенную улыбку неотрывно наблюдающего за мной мужчины.
Некоторое время спустя ментор обнаружил, чем еще меня можно — и даже нужно — занять. В тот пасмурный день в середине ноября мы сидели на берегу покрытого тонкой коркой льда озера. Я наблюдала за пролетающими в небе птицами, ментор подбирал на самом краю берега мелкие камешки и бросал их в водоем.
— Почему бы тебе не вернуться в школу? — его вопрос прозвучал так внезапно, что я не сразу смогла подобрать слова для правильного ответа, который был бы устроил и наставника, и подопечную. А когда наконец подобрала, было уже поздно.
— Зачем? — ехидно произнесла я.
— Ты чувствуешь себя лучше, и тебе нужно занятие, чтобы отвлекаться от мрачных мыслей. А учеба никогда не помешает.
— Нет, я имела в виду совсем другое, — моя невеселая усмешка вызывает у мужчины удивление. — Чтобы снова попасть из огня да в полымя?
— О чем ты?
— О том, что с того момента, как я вернулась в Дистрикт, школа для меня ничуть не лучше Арены. Те же испытания, те же опасности, те же трибуты-соперники. Вот только если на Играх они хотели убить не только меня, но и друг друга, то здесь основной мишенью стала именно я.
В глазах Эбернети заметался огонек понимания.
— Ты ведь не всерьез, Эрика?
— О таком не шутят, ментор, — печально усмехнулась я. — Ты думаешь, я не замечаю, каким взглядом ты смотришь на каждый из порезов и царапин, покрывающих мое тело? Так вот, ты не прав, обвиняя в случившемся только меня. Шрамы на лице — как раз не моих рук дело.
— Кто это сделал? — в голосе Хеймитча зазвучал металл.
— Это неважно, — я поднялась на ноги и сделала несколько шагов вокруг озера, удаляясь от мужчины. Однако тот в два прыжка преодолел расстояние между нами и, схватив за плечи, развернул меня к себе.