Игра на двоих

Мужчина медленно подходит ко мне и, протянув руку, помогает подняться. Встревоженный взгляд скользит по моему лицу.

— Испугалась? — кривя тонкие губы в усмешке, тихо спрашивает мужчина.

Можно подумать, что он имеет в виду моих преследователей и ту ловушку, в которую они меня загнали. Но это не так. Хеймитч думает, что сам напугал меня. Отчасти это правда. Я поднимаю голову, но смотрю не на него, а на пять окровавленных тел и лужи темно-красной крови, подернувшиеся тонкой прозрачной пленкой, за его спиной.

— Нет, — не отрывая глаз от зрелища, ставшего привычным за время участия в Голодных Играх, я пытаюсь насмешливо улыбнуться, но получается неестественно, натянуто.

Эбернети моментально замечает это. Он делает шаг ко мне, я отступаю назад и останавливаюсь, лишь натолкнувшись на каменную стену здания.

— Заметно, — горько усмехается мужчина.

В ответ я лишь поворачиваю голову к нему и прожигаю его взглядом — непонимающим, растерянным, слегка напуганным.

— Почему?

— Потому что я обещал.

Следующие пару минут мы просто стоит друг напротив друга и молчим. Вдруг ментор опирается обеими руками о стену, не позволяя сбежать, и наклоняется ко мне. Между нашими лицами остается всего пара миллиметров. Он так близко, что я чувствую исходящий от него запах крови. Слегка отдающий металлом, тяжелый, сладковатый. Приятный. Я вдыхаю еще раз, глубже. Сводящий с ума.

— Детка, я не оставлю в живых никого, кто посмеет угрожать твоей жизни. Мне очень жаль, если мое поведение напугало тебя. Я словно лишаюсь рассудка, когда вижу, что кто-то хочет причинить тебе вред. Впервые за долгие годы я обрел человека, жизнь которого для меня стала дороже собственной. Все эти годы, до встречи с тобой, я только терял, снова и снова. Я не могу потерять и тебя. Не только потому, что устал от лишений и разочарований. Просто ты важнее всего, что у меня было. Я не смогу выдержать боль от твоей потери.

Под его пристальным, испытующим взглядом я опускаю глаза и не произношу ни слова в ответ. Мужчина издает едва слышный стон, а в следующее мгновение опускается передо мной на колени.

— Верь мне. Скажи лишь слово, и я готов сделать все, что пожелаешь. Готов на все, чтобы защитить ту, кто дороже всех для меня. Готов выслеживать, преследовать, пытать, убивать, пролить реки крови и затопить ими весь мир, который столько раз пытался сломать тебя. Готов страдать от нанесенных ударов и чувства вины и вечно зализывать наши телесные и душевные раны. Готов убить и умереть ради тебя. Я чудовище. Но у меня никогда не возникнет желания причинить тебе боль. Лишь оберегать и защищать тебя. Потому что я твое чудовище. Только твое. То, что ты видела несколько минут назад — та сила, что уничтожила всех этих людей — принадлежит тебе. И я вместе с ней. Навсегда.

Он опускает голову, прикрывает глаза и затихает. Его слова пробуждают воспоминания, от которых я все еще тщетно пытаюсь избавиться — о занавешенных черным зеркалах, кошмарах, ужасе во взглядах детей и взрослых, которыми они провожали меня на улицах. С обескровленных губ срывается тихий, хриплый смешок, а по щеке бежит одинокая слеза. Я осторожно протягиваю руку и кладу ее на плечо ментора. Тот выпрямляется, приоткрывает глаза и следит за мной тяжелым взглядом. Я же нежно провожу ладонью по его шее и спутанным волосам, касаюсь лица, стираю алые пятна на узких скулах. Ментор закрывает глаза, откидывает голову и слегка подается вперед, следуя за движениями моей руки. Наконец я отнимаю ладонь и подставляю ее под свет фонаря. С нее стекают капли крови. Несколько секунд я наблюдаю за тем, как они медленно, одна за другой, падают на землю под ногами, затем усмехаюсь и перевожу взгляд на Хеймитча.

— Я такая же, как ты, ментор. Такое же чудовище.

Тот растягивает губы в слегка зловещей, но торжествующей улыбке.

— Нет, детка. Ты — его полноправная хозяйка.

И начинает громко смеяться. Хотела бы я присоединиться к нему, но вместо смеха из груди вырывается жалобный хрип. Хеймитч поднимается на ноги и привлекает меня к себе. Прячу лицо у него на груди. Кажется, будто мы стоим обнявшись целую вечность. И я определенно не желаю, чтобы она когда-нибудь заканчивалась. Чувствую влажные соленые дорожки на лице. В то же время глубоко внутри, в самом укромном уголке моего сердца вспыхивает и почти мгновенно гаснет искра — остатки пламени, некогда поддерживающего мою жизнь.

— Надо спрятать тела, — тихо говорю я ментору несколько минут спустя, пока тот осторожно ступает по пропитанной кровью земле и подбирает клинки.

— Тебе не о чем беспокоиться, я все сделаю сам, — отвечает он. — Идем, я провожу тебя домой, а затем вернусь, чтобы убрать их. И нет, тебе здесь оставаться нельзя!

— Не получится…

— О чем ты?

— Я не могу показаться на глаза родителям в таком виде, — я показываю на свежие порезы на лице и руках.

Ментор бросает на меня внимательный взгляд и встревоженно кивает.

Почти бегом мы добираемся до Деревни Победителей. Дома Хеймитч звонит моим родителям и предупреждает, что я осталась у него, и он присмотрит за мной, затем достает аптечку и помогает мне промыть и перевязать раны, а следом смывает с себя кровь жертв и уходит. Я остаюсь одна и принимаюсь метаться из угла в угол, с трудом сдерживая волнение. Пытаюсь чем-то заняться: разжечь камин, заварить свежий чай, убрать мусор со стола, вытереть пыль. Однако надолго моих усилий не хватает и, в конце концов, я ухожу в библиотеку, наугад достаю с полки книгу и устраиваюсь в мягком кожаном кресле. Мое терпение вознаграждается нескоро: ментор возвращается лишь на рассвете. Услышав шум в прихожей, я бросаю книгу на пол и спешу на звук. Мужчина плотно закрывает за собой дверь, опирается на нее спиной, откидывает назад голову и прикрывает глаза. Но, услышав мои шаги, моментально стряхивает усталость, подходит ко мне, легко обнимает за плечи и подталкивает обратно вглубь дома.

— Все в порядке?

— Да. Их никто не найдет.

— Где…?

— Тебе это ни к чему, — качает головой Хеймитч. — Пусть эта тайна утонет вместе с ними. Ой, кажется, я проговорился…

— Я сделаю вид, что не заметила, — нервно посмеиваюсь я.

— И правильно, детка, — устало улыбается ментор. — Меньше знаешь — лучше спишь. Кстати, как раз немного поспать нам сейчас ничуть не помешает.

Конечно, „немного“ растягивается на долгие часы: мы просыпаемся после полудня от стука в дверь. Осторожно выглядываю в окно и замираю. На пороге стоят трое миротворцев. Ментор идет открывать, а я перебираюсь в библиотеку и делаю вид, что читаю. В прихожей раздаются громкие голоса.

— Не стоит ее беспокоить. Весь прошлый день она провела со мной, а ночь — дома, с родителями. Можете задать все вопросы мне, я ее опекун и наставник. Допрос? На каких основаниях? Вы мне угрожаете? Хорошо, мы докажем вам, что ни в чем не виновны. Эрика!

Я отбрасываю ненужный том и почти бегом добираюсь до прихожей.

— Мисс Роу, вы идете с нами в Дом Правосудия, — резко произносит один из миротворцев, хмурый мужчина средних лет с оружием в руках.

— Нет, не иду. По крайней мере до тех пор, пока вы не объясните, почему я должна это сделать.

— Вы знали мальчика по имени Джаспер Ли?

— Да, мы учимся в одном классе. Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

— Сегодня утром к нам обратилась его мать. Джаспер и четверо его друзей ушли вечером из дома и не вернулись. Обыскивая самый отдаленный квартал Шлака, моя команда обнаружила пятна едва застывшей крови. Мы предполагаем, что их убили. Когда я спросил у матери мальчика, подозревает ли она кого-то, женщина назвала ваше имя.

По спине пробегает неприятный холодок, но я собираюсь с духом и делаю вид, что не понимаю, о чем идет речь. Обычно миротворцы не занимаются пропавшими в Дистрикте людьми: их задача — следить за порядком и делать заявления от лица Капитолия. Однако отец Джаспера занимает высокий пост Доме Правосудия, а потому эти трое, явившиеся в Деревню, не отказали ему в просьбе провести расследование, рассчитывая на щедрое вознаграждение. А учитывая отношение ко мне жителей Двенадцатого, неудивительно, что его мать назвала меня главной подозреваемой, если не убийцей.